Данил Корецкий: «Антикиллер-2»

Данил Корецкий
Антикиллер-2


Антикиллер – 2



Unknown
«Антикиллер-2»: ЭКСМО; Москва; 2003

ISBN 5-699-03990-2 Аннотация В криминальном мире Тиходонска вспыхивает жестокая война за передел сфер влияния; все активней проявляет себя самостоятельная, глубоко законспирированная банда; группа чеченских террористов прибывает в город для уничтожения офицеров СОБРа; уголовный розыск ищет преступника, совершившего дерзкое двойное убийство; спецгруппа для исполнения смертных приговоров получает неправомерный приказ... В центре всех этих событий оказывается подполковник милиции Коренев по прозвищу Лис. Хитроумие, блестящие способности к оперативной работе, личная смелость и несвязанность нормами закона позволяют ему разрубить криминальный гордиев узел. ДАНИЛ КОРЕЦКИЙАНТИКИЛЛЕР-2 Внуку Даниилу посвящается. «Нетерпимое и позорное положение, сложившееся с финансированием федеральной судебной системы, вынуждает нас констатировать невозможность судебной защиты ваших прав и интересов». Из обращения Совета судей к гражданам России. «Российская газета» от 25.10.96 года Глава первая.ПЕТЛИ КРИМИНАЛА В кинобоевиках люди красиво живут, красиво одеваются, красиво проводят время, среди сказочно яркой жизни совершаются эффектно-изощренные преступления, которые главный герой, нарядный и элегантный, раскрывает легко и непринужденно.В повседневной же реальности замордованные убогим бытием серые человечки лепят примитивные, хотя и жуткие преступления, над которыми замордованный жизнью опер бьется долго и тягомотно, преодолевая невиданные для киноколлег трудности. Наблюдение автора.
Применять табельное оружие легко и весело только в кино. Бум! Бум! И готово. Злодейство наказано, добродетель торжествует. Мудрый всепонимающий начальник похвалит за решительность и смелость, дружный коллектив поддержит морально, добрый психолог снимет последствия стресса, прокурор вообще остается за кадром, но подразумевается, что он хотя и строг, но справедлив... А о злодее вообще речи нет: собаке – собачья смерть! И о родственниках, друзьях – приятелях, корешах, дружбанах, кентах – тоже не вспоминают сценарист с режиссером: куда им выступать против милиции, напьются на поминках, поскрипят зубами в бессильной злобе и сделают выводы: супротив власти ни-ни...Но подобные представления имеют столь же малое сходство с реальностью, как любая милицейская физиономия с добродетелью. Сержанты Трофимов и Бабочкин не составляли исключения, за что в отличие от тысяч других в конечном счете и поплатились. Впрочем, если быть предельно точным, поплатились они, конечно, не за отсутствие лубочной святости, характерное не только для российских ментов, но и для всех их зарубежных коллег: и французских ажанов, и английских бобби, не говоря уже о заокеанских копах, – а за вполне конкретные действия, связанные с нарушением сухих и малохудожественных, но точных милицейских инструкций.Сержант Бабочкин и старший сержант Трофимов были командированы в Архангельск, где тамошние сыщики задержали по всероссийскому розыску некоего Титкова, за которым числились двенадцать разбоев как в родном Кисловодске, так и в соседних курортных городах. Теперь негодяя следовало доставить для ответа на родную землю, эту миссию и поручили сержантам. Официально они именовались спецконвоем, хотя ничего «специального» ни в их простецких физиономиях, ни в неподходящем для бобби, ажана или копа росте – сто шестьдесят восемь и сто семьдесят сантиметров, ни в потрепанной гражданской одежонке, ни в чем-либо другом не наблюдалось. Просто в отличие от плановых вэвэшных конвоев, сопровождающих арестованных в решетчатых безоконных вагонзаках, сержанты должны были провезти закованного в наручники Титкова через всю страну в отдельном купе самого обычного вагона, сдавая его при пересадках и внеплановых остановках в линейный отдел милиции соответствующей станции.Весьма сложная, ответственная задача и предопределяла специальность задания, требовала специального инструктажа, специальной подготовки и специальной экипировки. Потом, когда случится то, что случилось, строгие, не знающие снисхождения комиссии насчитают в процедуре командирования сержантов пятнадцать отступлений от приказов и инструкций, за что поплатятся безупречностью послужных списков и должностями двадцать три офицера – от лейтенанта до подполковника, которые имели хоть какое-либо касательство к отправке злополучного спецконвоя.Ветераны органов знают, что, хотя подобные отступления встречаются повсеместно и столь же повсеместно на них до поры до времени закрывают глаза, когда случается ЧП – шутки в сторону, тут уж любое лыко идет в строку. Таковы правила игры, и они не обсуждаются. Хотя в случае с сержантами действительно роковую роль сыграли лишь три допущенных нарушения из пятнадцати: гражданская одежда вместо форменной, отсутствие вагонных ключей и карманного электрического фонарика. Но и они не сами по себе послужили толчком к развитию событий, а лишь усугубили неправильные действия спецконвоя, от которых комиссары, замполиты и замы по работе с личным составом безуспешно предостерегают этот самый личный состав на протяжении последних восьми десятилетий.Бабочкин и Трофимов рассматривали командировку спецконвоем не как ответственное и важное задание, а как нежданно-негаданно свалившуюся неделю отдыха от тяжелой, грязной и неблагодарной работы, придирчивого начальства, тягот неустроенного нищенского быта. И полная самостоятельность, и смена впечатлений, и длительное путешествие с пересадкой в самой Москве, где ни один ни другой отродясь не бывали, да и вряд ли имели шансы побывать по собственной инициативе в силу вечного безденежья, отсутствия твердых жизненных перспектив и врожденной сельской опаски перед большими городами, – все это поднимало настроение, будоражило и веселило. Но недостаточно, ибо у закрепощенных людей въевшиеся в кровь, плоть, кости и мозг ограничения и запреты окончательно растворяются только сорокаградусной жидкостью. И такой жидкости они захватили две бутылки.– Давай, за хорошую дорогу! – Трофимов как старший спецконвоя первым поднял стакан, и спецконвоир Бабочкин последовал его примеру. Звякнуло стекло, плеснулась и отправилась по назначению прозрачная «заводская» водка.Сержанты, как им казалось, проявили предусмотрительность: выждали время и начали «обмывку» пути только тогда, когда поезд миновал маленькие, некогда уютные и приветливые, а теперь небезопасные городки Кавказских Минеральных Вод, прошел узловую станцию и вышел наконец на долгий перегон, где опасность встретить знакомых и сослуживцев стремительно снижалась. По вагону прошли их коллеги из транспортного отдела – такие же сержанты, только более рослые, в форме, с открыто висящими атрибутами власти: резиновыми палками, наручниками и оружием в потертых, исцарапанных кобурах.Пистолеты спецконвоя лежали в дешевой полупустой сумке Трофимова, которую тот бережливо засунул в ящик для чемоданов. При оружии пить запрещено – это аксиома, известная даже рядовому, прошедшему только курсы первоначальной подготовки. В дороге, незнакомых местах, в окружении посторонних людей лучше сохранять ясный ум и трезвую голову – это знает любой здравомыслящий человек.– Давай за ребят! – теперь проявил инициативу Бабочкин, кивнув вслед патрулю сопровождения, и, согретые чувством корпоративности к незнакомым людям в знакомой форме, милиционеры опрокинули по второй. Водку меланхолично заедали варенными вкрутую яйцами и дешевой вареной колбасой. Обручи запретов и ограничений постепенно разжимались, приходило редкое и потому непривычное ощущение свободы, ради которого, собственно, все неудачники мира и льют в себя любую опьяняющую жидкость.В купе, кроме них, ехала ничем не примечательная женщина средних лет, ей тоже из вежливости предлагали, но она компанию не поддержала, напротив – под каким-то предлогом вышла в коридор. Четвертая полка вообще пустовала. Но им и вдвоем было хорошо.– Открывай! – Бабочкин кивнул на запечатанную бутылку.– Может, на завтра оставим?– Завтра другую купим! – залихватски подмигнул сержант, и старший сержант с ним согласился, хотя на гроши командированных и скудные заначки в дальней дороге дай Бог просто свести концы с концами, а уж пить по две бутылки водки в день совершенно нереально. Впрочем, сейчас они не оценивали реальностей окружающей обстановки. События катились по традиционным для таких ситуаций рельсам, прямиком к трагической развязке.Как ни банально это звучит, но факт: водка, разгильдяйство и неосмотрительность дали толчок последующим событиям, искалечили судьбы сержантов, испортили карьеры их многочисленного начальства, привели к смерти одного и инвалидности другого работника вагона-ресторана, породили трехтомное уголовное дело и противоречивые судебные решения.Но в силу причудливого стечения обстоятельств последовавшее за «распитием» ЧП помогло раскрыть опасную банду и спасти жизни десятка офицеров милицейского спецназа. Вряд ли это можно поставить в заслугу сержантам, скорей капризу судьбы, наугад выбрасывающей свои непредсказуемые кости.– Схожу за пивом, – поднялся Бабочкин. Мелкого телосложения, с мелкими чертами лица, он допускал очередную ошибку, отправляясь нетрезвым на поиски приключений в ночном поезде.В грохочущем тамбуре курил сутулый, с резким профилем человек. Бабочкин остановился. Незнакомец казался на кого-то похожим.– Гражданин! – сержанту казалось, что голос звучит уверенно и властно. На самом деле это было не так. Но официальный тон и казенное обращение подействовали. Человек мгновенно развернулся, в прищуренных жгуче-черных глазах полыхнула такая злоба, что Бабочкин чуть не попятился. «Титков, – промелькнуло в затуманенном мозгу. – Сбежал, гад!»Титков был очень опасен, и, хотя, даже сбежав, он никак не мог оказаться в этом поезде, у сержанта все сжалось внутри.– Милиция, сержант Бабочкин! – магическая формула представления всегда служила спасательным кругом в любой ситуации, но в последние годы эффект ее здорово уменьшился, также, как и красного удостоверения, которое сержант автоматически извлек из нагрудного кармана видавшего виды пиджачка.– Попрошу предъявить документы!Брызнув искрами, сигарета врезалась в железный пол. Если перед ним стоял и не Титков, то не менее опасный зверь – милиционер почувствовал, что сейчас его разорвут на куски вместе с некогда грозным удостоверением. Но ничего подобного не произошло.– Что я такого сделал, почему документы? – обиженно произнес человек.– Смотрите, пожалуйста, если надо!Смиренность тона не соответствовала исходящей от незнакомца волне тяжелой смертельной ненависти, которую листающий паспорт Бабочкин ощущал каждым сантиметром своего тела. Паспорт был в порядке.– Откуда и куда едете? – привычно спросил он, хотя уже и не был рад тому, что ввязался в эту проверку.– Из Кисловодска. В санатории был. Могу путевку показать, – спокойно ответил проверяемый. – Теперь домой, в Тиходонск.Все правильно, вот штамп прописки... Бабочкин вернул документ.– Счастливо доехать!– Спасибо, – человек улыбнулся одними губами. Волна ненависти пошла на убыль.«Боятся власти-то», – с удовлетворением подумал сержант, хотя глубоко внутри шевелилось понимание того, что никакого страха проверяемый не выказал и что покорность его была притворной.В следующем вагоне навстречу попался коллега из патруля сопровождения. Форменная куртка расстегнута, галстук болтается на заколке, в ладони – добрая жменя семечек. Он придирчиво осмотрел невзрачную фигуру спецконвоира, принюхался.– Чего шляешься пьяным? Иди ложись спать!Минуту назад Бабочкин хотел отрекомендоваться, спросить про обстановку в поезде, сообщить, что тоже поддерживает порядок и проверяет подозрительных типов, но грубый тон и явное недружелюбие патрульного задели за живое, поэтому он, стиснув зубы, обиженно протиснулся между любителем семечек и твердой стенкой купе.В вагоне-ресторане посетителей уже не было, сухая, как вобла, официантка собирала грязную посуду, за буфетной стойкой считал выручку здоровенный молодой парень в тельняшке, как потом выяснилось – шеф-повар. От него исходил явственный запах спиртного.– Чего надо? – буркнул он, смазав сержанта презрительным, сверху вниз, взглядом.– Пива. Пару бутылок, – Бабочкин пожалел, что он не в форменной одежде – тогда бы этот наглец разговаривал более почтительно.– Нету пива. Такие же алкаши, как ты, все выжрали...Парень перехватил пачку купюр резинкой, небрежно бросил деньги в ящик и ухмыльнулся.– Сам ты алкаш! – раздраженно бросил Бабочкин, совершив свою последнюю, роковую, ошибку.Полосатая рука резко распрямилась, мосластый кулак смачно впечатался в лицо сержанта. Из носа брызнула кровь. От боли и обиды потемнело в глазах. Следующий удар пришелся по шее, ноги подкосились, но какая-то сила придержала оседающее тело за лацканы пиджака, взметнула вверх и уже с ускорением шмякнула об пол.– Я тебе покажу, рвань сучья! – лениво и без особой злости процедил шеф-повар. Он любил и умел драться, буйный нрав и бычья сила, дополняя друг друга, помогали выходить победителем из каждой потасовки, которые почти всегда он же и затевал, ибо в кулачном бою чувствовал себя увереннее, чем в словесной перепалке или любом другом виде состязаний. Но на этот раз он тоже допустил ошибку, еще не последнюю, но не менее роковую, чем ошибка сержанта. С учетом финала последующих событий, пожалуй, даже более.Бабочкин с трудом поднялся, по лицу текли кровь и слезы, в горячке он не ощущал серьезности увечий, хотя потом выяснится, что у него сломаны ребра и треснули два шейных позвонка. Последняя травма относилась к категории тяжких телесных повреждений. Сейчас он чувствовал только стращную слабость, онемение в левой части груди и одеревенелость шеи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9