И вот уже три года висит – сколько новый дом стоит, трехэтажный, красивый, под черепичной крышей.– Улица плохо освещается, Иван Сергеевич, – степенно сказал солидный, в летах, мужчина с редеющими седыми волосами. – И дорога разбитая Может, поправить как положено?Маленький щуплый человечек, сидящий во главе стола, перевел на него царапающий взгляд. Черномору исполнилось шестьдесят, но выглядел он моложе – густые черные волосы, подтянутая фигура, быстрые движения.– Нам не годится в дела властей вмешиваться, Король. Да и деньги общественные за так выкидывать. Ты лучше скажи: твоему сыну сколько лет?– Шестнадцать, в этом году школу заканчивает, – если Король и удивился вопросу, то вида не подал.– Куда дальше его определять думаешь?Голос у Ивана Сергеевича тихий, хрипловатый, никак не скажешь, что принадлежит он одному из влиятельнейших людей города, а может, и всей области.– Да хотел в часовую мастерскую посадить. – Столь пристальное внимание к сыну встревожило Короля, который «держал» азартные игры и бытовой сервис.– Учиться его надо отдавать. Учиться! И всем, у кого дети, внуки, племянники, об учебе надо думать!Шестеро руководителей крупнейших тиходонских кодланов недоуменно переглянулись.– Так мой, Иван Сергеевич, к учебе не того... – промямлил Король.– А на кого учиться? – поинтересовался проницательный Хромой.– На юриста!Хозяин внимательно осмотрел гостей, наблюдая за их реакцией.– Не следите за жизнью, по старинке прожить хотите, – укорил он. – Сейчас экономическая реформа, у университета денег нет, вот они и набирают платное отделение. Отдай сорок пять лимонов, а через пять лет получи диплом и пожалуйста – все дорога открыты, милиция, прокуратура, суд. Да и во власть с юридическим дипломом выйти можно: администрация, законодательное собрание, куда еще?– Так тут желание надо, способности, – повторил Король. – Мой в школу из-под палки ходит...– Пусть и в университет из-под палки! Когда такие деньги заплачены, никто его не выгонит! Перетопчется пять лет и пойдет судить не хуже других!Иван Сергеевич заметно разгорячился.– Мало олухов дипломы получают? Только раньше должности, положение, связи роль играли, а сейчас – голые бабки! Что такое для нашей кассы сорок пять лимонов? Король их за неделю с казино снимает! Так давайте пользоваться моментом! Это же не купленные будут, наши люди, полностью свои! Совсем другое ведь дело!Король вдруг широко улыбнулся.– А ведь правда! Пусть будет судьей или прокурором! Почет и уважение, не надо в мастерской сидеть, от рэкета отбиваться! Золотая голова, Иван Сергеевич!Остальным непривычная идея тоже понравилась.– Я племянника отдам, – кивнул Хромой.Немногословный Лакировщик одобрительно улыбался, бездетный Север о чем-то размышлял. Только Гангрена недовольно набычился.– Гангрену от учебы освободим, у него другие дела есть, – Сказал хозяин, и все поняли, что он переходит к следующему вопросу.– Крест малевку прислал Ему время «откидываться», а оставлять вместо себя некого. Пишет, чтоб кто-то с воли пришел...Наступила напряженная тишина Крест был королем зон Северного Кавказа Он доматывал двенадцатилетний срок и держал в руках нити управления всеми колониями, тюрьмами, следственными изоляторами. Требование его было справедливо, для зарабатывания авторитета вор должен «топтаться в зоне». Там его со всех сторон видно. И порядок поддерживать обязан, воровской «закон» блюсти, молодых учить. Раньше вор раз в пять лет должен был садиться. Сам Крест свои срок на четыре года продлил. Теперь устал, «звонок» близко, замены просит.Только в последнее время все меньше охотников в зоне топтаться. Есть воры, которые кроме шести месяцев в СИЗО ничего за душой не имеют. И из присутствующих ни у кого не было желания уходить за колючую проволоку.– Молчите? – Иван Сергеевич обвел кодлу тяжелым взглядом. Он и сам крепко задумывался. Одно дело Черномор на воле, а Крест в зоне. Другое – оба на воле! Два медведя в одной берлоге... К тому же тот – вор старой закалки, он за «закон» двумя руками держится. А ведь за двенадцать лет мир так изменился, что «закон» на сходках много раз поправляли, да и соблюдают его уже не так строго. Но зоновские поправок не признают и смягчений не допускают...В восьмидесятом Черномор с Крестом от тиходонской общины поехали в Сухуми на похороны Кето – авторитета союзного уровня. Походил Крест, посмотрел: просторный дом с гаражом, хрусталь, ковры, много добра всякого... Подошел к гробу, дернул Кето за ухо, сказал:– Так партийные начальники живут, а вор – не должен!И уехал. Вроде как корону с покойного снял, а деньги, что семье привезли, с собой увез и в общак вернул. А ведь дом у Кето был поскромней, чем у Ивана Сергеевича...Потому побаивался Черномор возвращения Креста, хотя никому в том не признавался, даже самому себе.– Кто хочет в зону пойти, Креста заменить?Король отвернулся, Лакировщик отвел глаза, даже Гангрена потупился. Только Север смотрел прямо, чуть посверкивая золотой фиксой.– «Законы» эти когда составлялись? Тогда еще с наганами на пролетках ездили! Зачем сейчас самому нарочно садиться, если можно любые дела делать и на свободе гулять!Север сказал то, что и было нужно Черномору.– Да, многое изменилось, «закон» кое-где устарел. Крест его поправок не признает, а на воле – почти все признали. Ну а мы куда рулить будем?– Я думаю так, – вскинулся пребывавший в оцепенении Хромой. – Отпишем ему: обстановка сложная, люди все на счету. Пусть назначает Смотрящим кого-то из зоновских.– Так пишет же: оставлять некого, – пробубнил Гангрена. – И правда, беспредел в зонах. Значит, надо кому-то идти. Хотите, я пойду...– Решим как Хромой предложил. Беспредела и на воле стало много твориться, – сурово проговорил Иван Сергеевич. Он был, как и Крест, вором в законе союзного когда-то уровня и кличка Черномор в свое время гремела в уголовном мире всей страны. Сам он этого прозвища почему-то не любил, поэтому в глаза его звали по имени-отчеству, а между собой называли Отцом.– Шпана порядка не знает, старших не слушает, «новые» никаких законов не соблюдают, народ обозлен, хорошо власти пока терпят. Но и власть, падлы, за нос дергают! Сегодня вечером в центре большую шишку из КГБ насмерть затоптали! Все на ушах стоят, документы какие-то ищут, что ли... Город трусят: облава за облавой! Наших много попадается... Нам такой базар ни к чему!Гангрена слушал с открытым ртом, вытирая тыльной стороной ладони набегающую слюну. Остальные тоже слушали внимательно и делали свои выводы: Отец не выходил из дома целый день, а знает то, чего они не знают, хотя посъезжались только что!– Поэтому того, кто комитетчика замочил, надо как можно быстрее найти!– И на нож? – утвердительным тоном спросил Гангрена.– Зачем? Сдать и все! Пусть расскажет чекистам то, что их интересует. Раз он нам вред приносит, имеем право ментам подмогнуть. «Закон» позволяет!Присутствующие с таким мнением согласились. Тем более, что речь шла не о члене общины, а о постороннем.– И еще. Ко мне недавно пришли с жалобой.Иван Сергеевич многозначительно поднял палец.– Не в милицию, не в прокуратуру, не в суд, – с расстановкой сказал он. – Ко мне. В «Сапфире» кто-то из «новых» девчонку изнасиловал. Прямо из-за столика в кабаке вывел, притащил в гостиницу и отшпокал во все отверстия. Это неслыханный беспредел! Ну ладно, менты не хотят порядок навести, но мы-то на такое смотреть не можем! Иначе наших жен и дочерей начнут шпокать прямо на улице, а то и в дома наши войдут! А потом и общак отнимут, братву в зонах заморозят!– На нож! – без вопросительной интонации сказал Гангрена.– Надо им всем разбор учинить, чтобы свое место знали, – хрипло проговорил Лакировщик.Хромой несогласно задвигался.– Запустили мы это дело, дали им силу набрать. Разбор – он большой крови потребует.– Мы старались всегда без крови обходиться, – сказал Отец. – Попробуем и дальше, пока можно будет. Но урок надо дать хороший.– На нож, – повторил Гангрена и закрыл рот. – Иначе уважения не вернуть.Иван Сергеевич покачал головой.– Зачем мы за ментов будем работу делать? Пусть идет в камеру, в суд, срок получает, на этап отправляется. А в камере его надо петухом сделать и на волю весть подать – пусть знают!– Заметано, – гулко глотнул Гангрена.Он очень хотел есть. На столе стояла простая, но привычная и сытная пища: вареная картошка, миска с винегретом, соленые огурчики и квашеная капуста, на тарелке начинали оплывать ломтики розового сала. И литровая бутылка водки едва почата, видно, по одной и выпили, пока он контролировал вход. Закусили, конечно, понемногу, а он пришел уже к разговору-тут жевать нельзя... Гангрена еще раз сглотнул.С утра он разбирался с азербайджанцами, приехавшими сбывать наркоту, обошлось нормально: те отстегнули положенную долю и стали на точки, указанные Севером. Потом объявились двое с малевкой из Владимирской тюрьмы, но никому не известные и сами не рубящие в обязательных вопросах. Не успел с ними закончить, прибыли питерские с претензиями: две бригады их карманников в Тиходонске опалились... За целый день крошки во рту не держал.– Ты перекуси, сынок, сегодня у тебя дел много было...Иван Сергеевич сделал знак И Север налил полную стопку водки. Благодарный Гангрена припал к столу. Остальные тоже потянулись к тарелкам.– Что там с питерскими? – лениво поинтересовался Отец.– А ничего, – с набитым ртом отвечал Гангрена. – Они в общине не объявлялись, наши их не видели.Отец кивнул. Значит, действовали на свой страх и риск, никто из местных за них не ответчик.– Как пришлые? – спросил Иван Сергеевич уже без лени. – Эти, кавказские беженцы... Слушаются?– Кто как, – угрюмо отозвался Север. – Когда заставишь – слушаются. А так норовят свою кашу варить.– Это еще поначалу, не освоившись, – впервые нарушил молчание Лакировщик. – Скоро начнут права качать... Король провел ладонью по лысеющей голове.– Уже были стычки. Наперсточники «станки» ставят, каталы. Пока без шума обходились.Гангрена задержал у рта вилку с ломтиком сала.– Сегодня Шаман сходняк собирает. Хочет объединять всех под себя. Но ничего не выйдет: Валет против, Итальянец.– Шаман их дожмет. Не сегодня, так завтра по-своему сделает, – задумчиво сказал Хромой. – А в общак они мало дают. Только чтобы отмазаться... За столом замолчали. Слышалось только громкое чавканье Гангрены.– Смутные времена, смутные... Надо к худшему готовиться, – печально произнес Иван Сергеевич.Он отодвинулся от стола, вытащил из нагрудного кармана маникюрную пилочку и принялся обтачивать ногти.– Как у нас со стволами?Хотя Отец ни к кому конкретно не обращался, но, ожидая ответа, повернулся к Северу.– Нормально, – хладнокровно ответил тот.– Автоматов мало, – встрял Гангрена. – И старые все. Сейчас есть маленькие, под пиджаком носить можно.– Давайте выпьем, чтоб не пригодилось, – поднял стопку Хромой.Север усмехнулся.– Отвыкли от горячего? А ведь не обойдется! Такое пойдет мочилово – только держись!Стопки повисли в воздухе. Слова прозвучали пророчески и зловеще.– Стволов еще запасите, – Отец продолжал опиливать ногти. – И спеца по мокрухам надо подобрать. Классного спеца. А лучше – двух или трех!
* * *
Удачное «дело» полагается обмыть.– Айда на «пятачок»! – предложил Амбал. – Возьмем чего надо, может, с Рындой разберемся...– Хватит на сегодня, щека болит – силы нет, – процедил подельник.Амбал повернулся, но сдержал обидные слова. Злить Башку не следовало.– Ну-ка покажи... Да-а-а...На землистого цвета коже горело красное воспаленное пятно в полщеки с багровым углублением посередине.– Ссаками надо! Лучшее средство.– Точно, – авторитетно подтвердил Попугай.Башка оживился.– Правильно! Надо было сразу... Как я не скумекал!Не сходя с места, на глазах у заинтересованно наблюдающих сотоварищей пострадавший легко добыл целительную жидкость, набрал в пригоршню и произвел лечебную процедуру.Попугай захихикал.– Ты чего?– Слышь, Башка, давай и мы с Амбалом тебе отольем! Вдруг у нас полезней окажется... Попугай давился смехом.– Заткнись!Амбал несильно смазал ему по затылку.– Наш друг на «деле» пострадал. Благодаря ему мы при бабках! А ты лучше вспомни, как тебя в команду принимали...Башка благодарно тронул главаря за локоть. Они пошли впереди, Попугай плелся, отставая на несколько шагов. Фонари рисовали на асфальте скачущие тени: две плотные, будто сросшиеся, и третью – узкую и жалкую.Им всем было по двадцать. Но Амбал и Башка – ширококостные, крепкие по природе, дерзкие, могли постоять за себя и любили встревать в уличные драки, в то время как худосочного Попугая можно было перешибить соплей. Когда его принимали в команду, от побоев он обмочился, но не издал ни одного звука, благодаря чему его посчитали прошедшим испытание. Он очень хотел получить защиту и первые дни ходил по двору и прилегающей улице с надменным вызывающим видом, задирая тех, кто еще вчера не давал ему проходу.Он дорожил дружбой и даже внешне пытался измениться под стать команде. Все стриглись почти наголо, и он пожертвовал панковским гребнем, послужившим основанием для намертво приставшей клички. Но если крепкие черепа на могучих шеях Амбала, Башки, Веретена подтверждали их мощь и жизнестойкость, то лишенная волос головенка Попугая вызывала только жалость...Но он старался и охотно брал на себя рискованную роль «причины конфликта», требуя у посторонних парней сигарету или деньги и нарываясь на оплеуху, дающую повод для вмешательства дружков. К тому же он не помнил обид. Вот и сейчас он вприпрыжку догнал приятелей и, как ни в чем не бывало, сказал:– А хорошо бы сейчас пива с тарашкой да картошечки!– А водки с бабой не хочешь? – отозвался Башка, и Попугай опять сник. Дело в том, что он до сих пор оставался девственником, а посколькуполовая жизнь членов команды проходила на виду, этот факт был общеизвестным и, конечно, не укреплял репутацию.Девчонки команды после процедуры посвящения вовсе не становились обшей собственностью и вольны были сами выбирать партнера или партнеров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10