Каталог огромен, доставка супер
То, что в ней продолжается работа, было видно по неосознанному движению ресниц. Разве всем нам не приходится ощущать или видеть, как наши руки двигаются, как бы стараясь что-то нащупать? И одно из преимуществ данного подхода состоит в том, что у терапевта есть возможность наблюдать сигналы пациента, его движения, язык его тела. У вас есть еще вопросы?
Вопрос: Вы интерпретировали каким-нибудь особым образом движения рук?
Эрнест: Я никогда не интерпретирую поведение рук. Я воспринимаю это как сигнал продолжающейся работы. Конечно, когда руки двигаются полубессознательным, не механическим образом, они отражают какие-то процессы, происходящие в мозге. Но иногда в этом невольном движении действительно проскакивает что-то значимое. Все эти глубокие и таинственные процессы, происходящие в мозге, которые пытались распознать Фрейд и Юнг, каким-то образом отражаются в определенных реакциях, сигналах. И по мере того, как вы получаете опыт в работе с этим подходом, вы можете задать пациенту такой вопрос: как вы думаете, в какой степени движения ваших рук были осознанными, а в какой это было невольное подсознательное движение? Как бы вы оценили это движение, в какой степени оно было сознательным, а в какой – произвольным?
Света: Я не контролирую.
Эрнест: Ну, как обычно, я ошибся. Видите, через 20 лет работы я все еще ошибаюсь. Ну что, я действительно такой глупый? На самом деле, когда я учился в третьем и четвертом классе, некотороые считали, что я умственно отсталый. Но по закону штата, где я учился, ребенок должен был сдать экзамен на чтение. Тут у меня результаты оказались очень высокие, и тогда все поняли, что я не могу быть умственно отсталым – у меня просто другие реакции, другие речевые манеры. Таким образом меня не отдали в специальную школу.
Конечно, вы можете поиграть в подобные игры сами с собой и посмотреть, насколько вы умны. Вначале я получил психоаналитическое образование фрейдовской школы, затем учился теории Юнга, а потом стал председателем совета Ассоциации юнгианской терапии в Америке. И когда я анализировал, интерпретировал поведение пациента с юнгинской точки зрения, мне это удавалось очень хорошо, я был очень успешен, и все считали, что все замечательно.
Все время я проводил в наблюдении за пациентом, не говоря ни слова, четко отслеживая его движения и слова. А затем я вдруг произносил несколько фраз в моей интерпретации, и мои пациенты взахлеб говорили: да, вот именно, так и есть. Несколько лет такой работы – и я уже нисколько не сомневался в том, насколько гениально я все оцениваю.
Затем я проработал несколько лет с Эриксоном и стал проходить через очень болезненный процесс ломки. Потому что в тот момент, когда я, казалось, уже был готов выдать какую-то интерпретацию, я сам себя останавливал и переформулировал свою интерпретацию в вопрос, на который могло дать ответ бессознательное моего пациента. Представьте себе, какое унижение! Я понял, что когда я позволял бессознательному пациента самому дать ответ, то практически всегда ошибался в своих интерпретациях. Не то, чтобы я совсем ошибался, в общем, я рассуждал правильно, но никогда с такой точностью и глубиной, как показывало подсознание моего пациента. Могу сказать, что мои суждения могут быть правильными на 25%.
Вопрос: Скажите, пожалуйста, по каким признакам Вы поняли, что подсознание Светы решило проблему, или Вы не делали таких выводов?
Эрнест: Нет, я не делал таких заключений. Конечно, когда она открыла глаза, я предположил, что она закончила эту работу. Но наверняка я не знал, поэтому свою догадку я переформулировал в вопрос и задал его еще раз. Сначала я спросил, могу ли я вообще задать вопрос ее бессознательному.
А затем я использовал то, что называю базовой формой доступа к гипнотическому состоянию. Обычно эта процедура разделяется на три части. Когда ваше бессознательное готово проделать такую-то работу и готово ли оно мне дать бессознательный произвольный сигнал?
И вот я сказал: «Если ваше бессознательное готово проделать дополнительную работу, закроются ли сами ваши глаза?» Помните, когда мы выполняли групповое упражнение, я сказал: «Если ваше бессознательное готово работать над проблемой, которую вы переживаете сейчас, сойдутся ли вместе ваши руки?» А затем я сказал: «Если ваше бессознательное готово получить доступ к ответам на этот вопрос, пойдут ли вниз ваши руки?» И наконец, третий вопрос: «Если ваше бессознательное готово рассмотреть возможные варианты, пойдет ли вниз ваша вторая рука?» Я задаю этот простой вопрос снова и снова в различных вариациях: бессознательное, ты готово проделать эту работу? И если готово, ты можешь мне дать какой-то сигнал об этом?
Для того чтобы понять смысл этого базового вопроса, давайте посмотрим на него с исторической точки зрения. Фрейд считал, что он работал не с гипнозом, у него это называлось свободными ассоциациями. Он предлагал пациенту: «Говори все, что приходит тебе в голову. Свободно высказывай абсолютно все, что ты думаешь». Фрейд был блестящим исследователем, он хотел знать, что происходит в пациенте, а не просто видеть реакции на гипнотические задачи.
Затем появился Юнг, он тоже работал со свободными ассоциациями. Но Юнг был не удовлетворен этими ассоциациями, полагая, что они часто заводят его очень далеко в сторону и он теряет концентрацию на проблеме. И вместо свободных ассоциаций он изобрел то, что назвал активным воображением. Он говорил своему пациенту: «Когда ты вернешься домой, попытайся сконцентрироваться на образе, который запомнился в твоем сне, и попробуй завести с ним какой-то диалог».
Здесь появляется несколько новых черт. Во-первых, работа происходит совершенно конфиденциально, когда клиент один дома. Кроме того, предполагается, что клиент сам внутри себя может проводить работу со своими образами. Поэтому Юнг предлагал пациенту как бы рисовать внутри себя эти образы и как бы проводить с ними диалог. Это были два его основных нововведения.
А затем появился Фриц Перлз, создавший гештальт-терапию. Он сделал еще два нововведения. Перлз взял это индивидуальное действо, которое предложил Юнг, и ввел его в групповую ситуацию гештальта. Он сажал пациента на стул в центре круга и предлагал ему провести диалог с матерью, отцом или еще каким-нибудь образом из его снов. Когда я был еще молод, я сам сидел на этом стуле в группе Фрица и на себе прочувствовал, как эффективна эта методика.
Затем Эриксон разработал методику качания пальцев, которую я описываю в своей книге. Новое здесь в том, что вы задаете вопрос сознательно, а получаете бессознательную реакцию, проявляющуюся в реагировании пальца, то есть происходит некий диалог между сознанием и бессознательным.
Я долгие я работал с методикой реагирования пальца, задавая вопросы пациентам и ожидая ответы: да, нет. Проблема в том, что это не всегда срабатывало. Кроме того, многие исследования впоследствии показали, что вопросы очень часто как бы подсказывали пациенту ответ. И чтобы ответить на эту критику, я разработал систему общего реагирования бессознательного. Теперь я просто задаю вопрос, надеясь на то, что бессознательное каким-то образом отреагирует и даст знать. Мои вопросы теперь уже не направлены на то, чтобы получить позитивный или отрицательный ответ, в такой степени я не контролирую этот процесс. Мне на самом деле совершенно не важно, двигаются руки или не двигаются.
Все, что совершают пальцы, руки, – это действие человека, которое позволяет сконцентрироваться на том, что происходит у него внутри. Конечно, это также задает какие-то рамки пациенту, он может в какой-то степени реагировать «да-нет» на мои вопросы. Но очень быстро пациент разрабатывает собственную систему реагирования. Поэтому я считаю, что подход, который я использую сейчас, имеет элементы свободных ассоциаций Фрейда. Есть в нем и нечто из области активного воображения. Безусловно, есть что-то и от Эриксона, который, в свою очередь, основывается на работах Бернгейма, на получении идеодинамических ответов и реакций тела.
Но если вы обратите внимание, то поймете, что мой подход более концентрированный, чем у Фрейда, он допускает некий диалог между пациентом и терапевтом, а не предполагает исключительно конфиденциальный внутренний диалог, который предлагал Юнг. И, безусловно, в моем подходе нет полного раскрытия себя перед зрителями, которое присутствует в методе Фрица Перлза. И здесь нет никакого элемента неудачи, как в методе Дэвида Чика с движением пальцев, согласно которому, если у вас пальцы не двигаются, значит, метод не сработал. И Чик, и Эриксон настаивали на том, чтобы и палец, и руки двигались, потому что как бы контролировали этот процесс; они утверждали, что так происходит всегда.
Но в моей жизни было столько неприятных неожиданностей, что я не хочу в очередной раз испытывать неудачу, поэтому по-своему страхуюсь, задавая вопрос подсознанию: ты готово это делать или нет? И если ничего не происходит, я говорю: «Ну что ж, значит, твое бессознательное еще не готово работать с этой проблемой. А о чем ты еще сегодня беспокоишься или думаешь?» Как видите, меня это не привело к неудаче, и пациент в порядке.
Тем не менее мы как бы оставляем пути в будущее открытыми. Да, твое бессознательное не хочет работать с этой проблемой сегодня, но, может быть, в будущем оно захочет. Поэтому, если вам когда-нибудь приходилось терпеть неудачу в своей работе, то я вам предлагаю новый инструмент.
Что вы об этом думаете? Мне было бы интересно услышать вашу реакцию. Безусловно, это новый процесс, он имеет свою историю и свои корни. Есть, конечно, и свои проблемы, и он не всегда срабатываеют. Вы понимаете, в какой степени это открывает возможность для совершения внутренней работы, если она может и готова произойти? Здесь, конечно, нет никаких чудес, это не такой метод, как скальпель хирурга, который при любых условиях разрежет. Разумеется, он отличается от той ситуации, когда вы со своим приятелем сидите за чашечкой кофе и предлагаете: «Ну, расскажи о своих проблемах». В данном процессе мы действительно предлагаем пациенту получить доступ к неосознанным процессам, к невольным образам, чувствам, ощущениям. И прежде всего в самом начале, когда я не знаю, в чем особенно талантлив данный пациент. Однако мой подход позволяет этому особому таланту пациента проявиться.
Вопрос: В этой ситуации пациентка получила сигнал, который она сама интерпретировала как «да», она разрешила эту проблему. Однако я наблюдала, что, обсуждая результаты работы, она все время жестикулировала левой рукой и не жестикулировала правой. Является ли это противоречием?
Эрнест: Почему это следует рассматривать как противоречие? В чем оно? Вы, конечно, сделали очень точное наблюдение, но теперь вы интерпретируете ее поведение. И поскольку она жестикулировала одной рукой, а вторая у нее оставалась неподвижной, вы считаете, что, может быть, это является противоречием. Вам надо провести исследовательский проект и посмотреть сотню пациентов, кто и как будет реагировать. В свое время я осознал, что человеческое поведение настолько сложно, что мы его не всегда можем понять. Вот к чему мы подходим на рубеже XXI века: где предел человеческому знанию? Кто-то из физиков, занимающихся квантовой механикой, говорит, что нельзя абсолютно точно узнать направление движения элементарной частицы. Даже ученые-физики признают, что имеют дело с элементом неточности. В 1930-е годы знаменитый математик Гедель доказал, что даже в математике нет абсолютно четких доказательств всех утверждений. Очевидно, что в человеческом поведении есть доля детерминизма, но она слишком сложна для того, чтобы мы смогли ее распознать и интерпретировать. Недавно появилась новая математическая теория, которая называется «теория хаоса», «теория неопределенности». Вы слышали о ней? Это очень интересный и глубокий подход, который определяет, в чем грань человеческого знания. Может быть, поэтому я и начал сегодня с этой поэтической цитаты.
Я готов сказать, что традиционное психотерапевтическое образование до сих пор основывалось на неправильных предпосылках. Неправильными предпосылками я называю то, что терапевт считается абсолютным экспертом, он знает, что происходит в человеке, он с абсолютной уверенностью интерпретирует его поведение. Я не хочу сказать, что Фрейд, Юнг и другие первооткрыватели ошибались в своих интерпретациях. Мне кажется, что они делали очень глубокие, очень важные замечания, для того чтобы распознать психическую природу человека. Но в нашем ежедневном поведении, в наших реакциях есть гораздо большая глубина, чем мы способны понять, интерпретировать. Конечно, детерминизм в организме существует, но он настолько сложен, что мало кто способен с абсолютной уверенностью его понять и оценить. Поэтому я и разрабатываю новые подходы. Я задаю вопросы пациенту, которые он воспринимает со своей точки зрения и начинает внутренний психотерапевтический процесс, на который только он может дать правильные ответы. Если нам удастся достать проектор, я покажу вам слайды и расскажу о научных исследованиях, которые подтверждают мои наблюдения. Есть еще вопросы?
Вопрос: Если мы откажемся от роли «базарного» психотерапевта и столкнемся с пассивностью пациента, зная о несовершенстве своих знаний, но тем не менее видя важную проблему, – что мы делаем, просто ждем?
Эрнест: Нет, я не пассивный терапевт, я как раз очень активный. Я, так же, как и другой терапевт, веду диалог с пациентом до тех пор, пока человек не скажет: «Я не знаю». Я нахожусь в таком возбужденном состоянии, очень взведенном эмоционально, когда требуются какието другие решения. Я могу попросить пациента оценить по шкале, насколько интенсивна проблема, которую он сейчас ощущает. И если мне говорят, что интенсивность превышает 5, то я говорю: «Отлично, ты готов сейчас работать с этой проблемой? Спроси свое бессознательное, готово ли оно поработать за тебя?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Вопрос: Вы интерпретировали каким-нибудь особым образом движения рук?
Эрнест: Я никогда не интерпретирую поведение рук. Я воспринимаю это как сигнал продолжающейся работы. Конечно, когда руки двигаются полубессознательным, не механическим образом, они отражают какие-то процессы, происходящие в мозге. Но иногда в этом невольном движении действительно проскакивает что-то значимое. Все эти глубокие и таинственные процессы, происходящие в мозге, которые пытались распознать Фрейд и Юнг, каким-то образом отражаются в определенных реакциях, сигналах. И по мере того, как вы получаете опыт в работе с этим подходом, вы можете задать пациенту такой вопрос: как вы думаете, в какой степени движения ваших рук были осознанными, а в какой это было невольное подсознательное движение? Как бы вы оценили это движение, в какой степени оно было сознательным, а в какой – произвольным?
Света: Я не контролирую.
Эрнест: Ну, как обычно, я ошибся. Видите, через 20 лет работы я все еще ошибаюсь. Ну что, я действительно такой глупый? На самом деле, когда я учился в третьем и четвертом классе, некотороые считали, что я умственно отсталый. Но по закону штата, где я учился, ребенок должен был сдать экзамен на чтение. Тут у меня результаты оказались очень высокие, и тогда все поняли, что я не могу быть умственно отсталым – у меня просто другие реакции, другие речевые манеры. Таким образом меня не отдали в специальную школу.
Конечно, вы можете поиграть в подобные игры сами с собой и посмотреть, насколько вы умны. Вначале я получил психоаналитическое образование фрейдовской школы, затем учился теории Юнга, а потом стал председателем совета Ассоциации юнгианской терапии в Америке. И когда я анализировал, интерпретировал поведение пациента с юнгинской точки зрения, мне это удавалось очень хорошо, я был очень успешен, и все считали, что все замечательно.
Все время я проводил в наблюдении за пациентом, не говоря ни слова, четко отслеживая его движения и слова. А затем я вдруг произносил несколько фраз в моей интерпретации, и мои пациенты взахлеб говорили: да, вот именно, так и есть. Несколько лет такой работы – и я уже нисколько не сомневался в том, насколько гениально я все оцениваю.
Затем я проработал несколько лет с Эриксоном и стал проходить через очень болезненный процесс ломки. Потому что в тот момент, когда я, казалось, уже был готов выдать какую-то интерпретацию, я сам себя останавливал и переформулировал свою интерпретацию в вопрос, на который могло дать ответ бессознательное моего пациента. Представьте себе, какое унижение! Я понял, что когда я позволял бессознательному пациента самому дать ответ, то практически всегда ошибался в своих интерпретациях. Не то, чтобы я совсем ошибался, в общем, я рассуждал правильно, но никогда с такой точностью и глубиной, как показывало подсознание моего пациента. Могу сказать, что мои суждения могут быть правильными на 25%.
Вопрос: Скажите, пожалуйста, по каким признакам Вы поняли, что подсознание Светы решило проблему, или Вы не делали таких выводов?
Эрнест: Нет, я не делал таких заключений. Конечно, когда она открыла глаза, я предположил, что она закончила эту работу. Но наверняка я не знал, поэтому свою догадку я переформулировал в вопрос и задал его еще раз. Сначала я спросил, могу ли я вообще задать вопрос ее бессознательному.
А затем я использовал то, что называю базовой формой доступа к гипнотическому состоянию. Обычно эта процедура разделяется на три части. Когда ваше бессознательное готово проделать такую-то работу и готово ли оно мне дать бессознательный произвольный сигнал?
И вот я сказал: «Если ваше бессознательное готово проделать дополнительную работу, закроются ли сами ваши глаза?» Помните, когда мы выполняли групповое упражнение, я сказал: «Если ваше бессознательное готово работать над проблемой, которую вы переживаете сейчас, сойдутся ли вместе ваши руки?» А затем я сказал: «Если ваше бессознательное готово получить доступ к ответам на этот вопрос, пойдут ли вниз ваши руки?» И наконец, третий вопрос: «Если ваше бессознательное готово рассмотреть возможные варианты, пойдет ли вниз ваша вторая рука?» Я задаю этот простой вопрос снова и снова в различных вариациях: бессознательное, ты готово проделать эту работу? И если готово, ты можешь мне дать какой-то сигнал об этом?
Для того чтобы понять смысл этого базового вопроса, давайте посмотрим на него с исторической точки зрения. Фрейд считал, что он работал не с гипнозом, у него это называлось свободными ассоциациями. Он предлагал пациенту: «Говори все, что приходит тебе в голову. Свободно высказывай абсолютно все, что ты думаешь». Фрейд был блестящим исследователем, он хотел знать, что происходит в пациенте, а не просто видеть реакции на гипнотические задачи.
Затем появился Юнг, он тоже работал со свободными ассоциациями. Но Юнг был не удовлетворен этими ассоциациями, полагая, что они часто заводят его очень далеко в сторону и он теряет концентрацию на проблеме. И вместо свободных ассоциаций он изобрел то, что назвал активным воображением. Он говорил своему пациенту: «Когда ты вернешься домой, попытайся сконцентрироваться на образе, который запомнился в твоем сне, и попробуй завести с ним какой-то диалог».
Здесь появляется несколько новых черт. Во-первых, работа происходит совершенно конфиденциально, когда клиент один дома. Кроме того, предполагается, что клиент сам внутри себя может проводить работу со своими образами. Поэтому Юнг предлагал пациенту как бы рисовать внутри себя эти образы и как бы проводить с ними диалог. Это были два его основных нововведения.
А затем появился Фриц Перлз, создавший гештальт-терапию. Он сделал еще два нововведения. Перлз взял это индивидуальное действо, которое предложил Юнг, и ввел его в групповую ситуацию гештальта. Он сажал пациента на стул в центре круга и предлагал ему провести диалог с матерью, отцом или еще каким-нибудь образом из его снов. Когда я был еще молод, я сам сидел на этом стуле в группе Фрица и на себе прочувствовал, как эффективна эта методика.
Затем Эриксон разработал методику качания пальцев, которую я описываю в своей книге. Новое здесь в том, что вы задаете вопрос сознательно, а получаете бессознательную реакцию, проявляющуюся в реагировании пальца, то есть происходит некий диалог между сознанием и бессознательным.
Я долгие я работал с методикой реагирования пальца, задавая вопросы пациентам и ожидая ответы: да, нет. Проблема в том, что это не всегда срабатывало. Кроме того, многие исследования впоследствии показали, что вопросы очень часто как бы подсказывали пациенту ответ. И чтобы ответить на эту критику, я разработал систему общего реагирования бессознательного. Теперь я просто задаю вопрос, надеясь на то, что бессознательное каким-то образом отреагирует и даст знать. Мои вопросы теперь уже не направлены на то, чтобы получить позитивный или отрицательный ответ, в такой степени я не контролирую этот процесс. Мне на самом деле совершенно не важно, двигаются руки или не двигаются.
Все, что совершают пальцы, руки, – это действие человека, которое позволяет сконцентрироваться на том, что происходит у него внутри. Конечно, это также задает какие-то рамки пациенту, он может в какой-то степени реагировать «да-нет» на мои вопросы. Но очень быстро пациент разрабатывает собственную систему реагирования. Поэтому я считаю, что подход, который я использую сейчас, имеет элементы свободных ассоциаций Фрейда. Есть в нем и нечто из области активного воображения. Безусловно, есть что-то и от Эриксона, который, в свою очередь, основывается на работах Бернгейма, на получении идеодинамических ответов и реакций тела.
Но если вы обратите внимание, то поймете, что мой подход более концентрированный, чем у Фрейда, он допускает некий диалог между пациентом и терапевтом, а не предполагает исключительно конфиденциальный внутренний диалог, который предлагал Юнг. И, безусловно, в моем подходе нет полного раскрытия себя перед зрителями, которое присутствует в методе Фрица Перлза. И здесь нет никакого элемента неудачи, как в методе Дэвида Чика с движением пальцев, согласно которому, если у вас пальцы не двигаются, значит, метод не сработал. И Чик, и Эриксон настаивали на том, чтобы и палец, и руки двигались, потому что как бы контролировали этот процесс; они утверждали, что так происходит всегда.
Но в моей жизни было столько неприятных неожиданностей, что я не хочу в очередной раз испытывать неудачу, поэтому по-своему страхуюсь, задавая вопрос подсознанию: ты готово это делать или нет? И если ничего не происходит, я говорю: «Ну что ж, значит, твое бессознательное еще не готово работать с этой проблемой. А о чем ты еще сегодня беспокоишься или думаешь?» Как видите, меня это не привело к неудаче, и пациент в порядке.
Тем не менее мы как бы оставляем пути в будущее открытыми. Да, твое бессознательное не хочет работать с этой проблемой сегодня, но, может быть, в будущем оно захочет. Поэтому, если вам когда-нибудь приходилось терпеть неудачу в своей работе, то я вам предлагаю новый инструмент.
Что вы об этом думаете? Мне было бы интересно услышать вашу реакцию. Безусловно, это новый процесс, он имеет свою историю и свои корни. Есть, конечно, и свои проблемы, и он не всегда срабатываеют. Вы понимаете, в какой степени это открывает возможность для совершения внутренней работы, если она может и готова произойти? Здесь, конечно, нет никаких чудес, это не такой метод, как скальпель хирурга, который при любых условиях разрежет. Разумеется, он отличается от той ситуации, когда вы со своим приятелем сидите за чашечкой кофе и предлагаете: «Ну, расскажи о своих проблемах». В данном процессе мы действительно предлагаем пациенту получить доступ к неосознанным процессам, к невольным образам, чувствам, ощущениям. И прежде всего в самом начале, когда я не знаю, в чем особенно талантлив данный пациент. Однако мой подход позволяет этому особому таланту пациента проявиться.
Вопрос: В этой ситуации пациентка получила сигнал, который она сама интерпретировала как «да», она разрешила эту проблему. Однако я наблюдала, что, обсуждая результаты работы, она все время жестикулировала левой рукой и не жестикулировала правой. Является ли это противоречием?
Эрнест: Почему это следует рассматривать как противоречие? В чем оно? Вы, конечно, сделали очень точное наблюдение, но теперь вы интерпретируете ее поведение. И поскольку она жестикулировала одной рукой, а вторая у нее оставалась неподвижной, вы считаете, что, может быть, это является противоречием. Вам надо провести исследовательский проект и посмотреть сотню пациентов, кто и как будет реагировать. В свое время я осознал, что человеческое поведение настолько сложно, что мы его не всегда можем понять. Вот к чему мы подходим на рубеже XXI века: где предел человеческому знанию? Кто-то из физиков, занимающихся квантовой механикой, говорит, что нельзя абсолютно точно узнать направление движения элементарной частицы. Даже ученые-физики признают, что имеют дело с элементом неточности. В 1930-е годы знаменитый математик Гедель доказал, что даже в математике нет абсолютно четких доказательств всех утверждений. Очевидно, что в человеческом поведении есть доля детерминизма, но она слишком сложна для того, чтобы мы смогли ее распознать и интерпретировать. Недавно появилась новая математическая теория, которая называется «теория хаоса», «теория неопределенности». Вы слышали о ней? Это очень интересный и глубокий подход, который определяет, в чем грань человеческого знания. Может быть, поэтому я и начал сегодня с этой поэтической цитаты.
Я готов сказать, что традиционное психотерапевтическое образование до сих пор основывалось на неправильных предпосылках. Неправильными предпосылками я называю то, что терапевт считается абсолютным экспертом, он знает, что происходит в человеке, он с абсолютной уверенностью интерпретирует его поведение. Я не хочу сказать, что Фрейд, Юнг и другие первооткрыватели ошибались в своих интерпретациях. Мне кажется, что они делали очень глубокие, очень важные замечания, для того чтобы распознать психическую природу человека. Но в нашем ежедневном поведении, в наших реакциях есть гораздо большая глубина, чем мы способны понять, интерпретировать. Конечно, детерминизм в организме существует, но он настолько сложен, что мало кто способен с абсолютной уверенностью его понять и оценить. Поэтому я и разрабатываю новые подходы. Я задаю вопросы пациенту, которые он воспринимает со своей точки зрения и начинает внутренний психотерапевтический процесс, на который только он может дать правильные ответы. Если нам удастся достать проектор, я покажу вам слайды и расскажу о научных исследованиях, которые подтверждают мои наблюдения. Есть еще вопросы?
Вопрос: Если мы откажемся от роли «базарного» психотерапевта и столкнемся с пассивностью пациента, зная о несовершенстве своих знаний, но тем не менее видя важную проблему, – что мы делаем, просто ждем?
Эрнест: Нет, я не пассивный терапевт, я как раз очень активный. Я, так же, как и другой терапевт, веду диалог с пациентом до тех пор, пока человек не скажет: «Я не знаю». Я нахожусь в таком возбужденном состоянии, очень взведенном эмоционально, когда требуются какието другие решения. Я могу попросить пациента оценить по шкале, насколько интенсивна проблема, которую он сейчас ощущает. И если мне говорят, что интенсивность превышает 5, то я говорю: «Отлично, ты готов сейчас работать с этой проблемой? Спроси свое бессознательное, готово ли оно поработать за тебя?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42