Лека подумал о том, что найти звезду будет трудно, а может, и совсем невозможно. Лес ведь вон какой, вдруг они пройдут, а звезда останется в стороне. Или вдруг все это неправда, даже если и найдут они звезду: не принесет она никакого счастья, как Санькины сверчки…
От этих мыслей сразу стало невозможно идти, и Лека остановился. Но тут он подумал про отца, про красноармейцев. Ведь им бывает труднее; вон Мария Андреевна рассказывала, как и зимой, в стужу, и в самую распутицу весной и осенью бойцы сражаются с немцами. Их ранят, они истекают кровью, а все равно не сдаются и все равно побеждают.
– Не могу, – сказала Нюська и повалилась на землю.
Лека упал рядом, и они минуту лежали не шевелясь. Перед Лекой сразу поплыли круги и снова зеленые сверчки с рогами, как у жуков. Он вскочил, собрав остатки сил, и схватил за руку Нюську. Она не поднималась. Лека наклонился поближе к ней и понял, что она спит. Лека стал трясти ее, толкать во все стороны, и Нюська что-то невнятно пробормотала. Наконец ему удалось растолкать ее. Он расстегнул сумку и достал репу – последнее съедобное, что оставалось у них. Морковку Лека не считал.
Нюська, куснула репу и тут же снова задремала, но Лека легонько стукнул ее в бок. Нюська откусила еще. Съев репу, она будто ожила. Лека поставил ее на ноги, и они пошли дальше.
– Только не садиться! – повторял Лека. Он слышал это от кого-то из взрослых, что, если идешь и устал, никак нельзя садиться, невозможно, и поэтому повторял Нюське громко: – Только не садиться.
Он чувствовал, что теряет силы, и повторял эту фразу все громче и громче, чтобы слышала не только Нюська, которая спотыкалась рядом, а и сам он, сам.
Перед глазами все стояло лицо отца, и Леке казалось, что отец смотрит на него, смотрит и улыбается, будто подбадривает, чтобы Лека шел вперед, шел, не останавливался и вел за собой Нюську. Леку шатало, он уже ничего не боялся, все было безразлично, и только лицо отца да белая линия, прочертившая черное небо к высокой ели, оставались в голове.
Лека будто проваливался в темноту, а когда выплывал из нее, быстро всматривался в темноту, лихорадочно оглядываясь вокруг. Ведь должна же, должна найтись эта звезда, о которой говорила даже Мария Андреевна, должна во что бы то ни стало. Есть же на свете чудеса, так почему же не быть и этому?
Они шли еще неизвестно сколько, и вдруг Лека остановился. Усталость будто упала, как камень, который тащил на загривке. Лека пихнул кулаком Нюську, и она уставилась туда же, куда смотрел он.
Впереди, за частоколом деревьев, светился яркий голубой огонь. Лека и Нюська ничего не сказали друг другу. Они схватились за руки и помчались вперед, прямо к звезде, упавшей впереди, на поляне. Они бежали и уже не чувствовали, что по рукам и по лицам их больно хлещут ветки, они проваливались в ямки и оступались на каждом шагу, потому что смотрели только вперед – на долгожданный огонь, к которому они шли так долго и так далеко.
Лека с размаху вылетел на полянку и остановился как вкопанный. За спиной тяжело дышала Нюська.
На полянке, окруженной черными елями, горел костер. Дети, будто завороженные, подошли к огню. Вокруг никого не было. Лес, ночь, полянка и костер, разожженный неизвестно кем.
– Ну, – оказал им кто-то, – а вы откуда?
Они обернулись. Сзади стоял человек в брезентовом плаще. Вместо одной ноги у него торчала палка. Нюська боязливо прижалась к Леке.
– Что ж вы одни ночью-то, а? – спросил человек и подошел к костру, сел, протянув к огню свою липовую ногу.
Лека и Нюська молчали.
– Наверное, ищете что-то? – опять спросил человек и улыбнулся. – Да я вижу, вы неразговорчивые.
Лека зашевелился. Действительно, молчать было неудобно. Ведь не съест же их он; по лесу столько шли, а человека испугались. Лека вдруг решился.
– Дядя, – спросил он, – а тут звезда не падала, вы не видели?
– Звезда? – переспросил человек и на минуту задумался. – А-а, звезду видел.
Он достал из кармана кисет, завернул цигарку и задымил. Лека успел уже хорошенько его разглядеть. Лицо у человека было круглое, обыкновенное, ничем не приметное. Только вот морщинок много – и на лбу, и у носа, и у губ. В темноте, недалеко от костра, лежал мешок. Обыкновенный мешок, дорожный, зеленый; с таким же мешком отец на войну ушел.
Человек оторвался от цигарки, посмотрел на Леку с Нюськой и спросил:
– Видел, видел вашу звезду. С неба упала. Да. А она зачем вам?
Лека, раскрыв рот, глядел на человека, который видел, где упала звезда.
– Так зачем? – переспросил человек.
Нюська толкнула Леку локтем: ну, говори скорей! Лека замялся. Как бы это попонятнее объяснить?
– Вот когда звезда падает, – сказал он, – можно загадать чего-то. И желание это сбудется…
– Ну, ну, – подбодрил человек.
– А сидеть и ждать, когда оно сбудется, мы не можем никак, – добавила Нюська.
– Правильно, – сказал человек.
– Ну вот мы и пошли искать эту звезду, которая упала. Заметили, куда упала, и пошли, – сказал Лека.
– Вон что, – неизвестно кому сказал человек и опять задымил своей цигаркой.
Он дымил долго и глядел на огонь, будто и забыл, что рядом сидят Лека с Нюськой. Потом он все-таки посмотрел на них, улыбнулся и спросил:
– А что же вы загадали?
– Счастье, – тихонько сказала Нюська.
– Счастье, – выдохнул Лека.
Человек покивал головой и опять задумался. Леке показалось, что тот не поверил, и он добавил:
– У нас в каждой избе убитый на войне есть…
– А сверчки не помогают, – неизвестно к чему прибавила Нюська, и Лека, вместо того чтоб толкнуть ее в бок, согласно кивнул головой.
– Дядя, – спросил он, – а куда она упала?
Человек посмотрел на него и сказал, кивнув в сторону:
– Да вот сюда.
Лека вскочил и побежал к тому месту, куда показал человек. Нюська бросилась вслед за ним. Они упали на коленки и стали ползать по сырой земле, вороша руками листья и траву.
– Не ищите! – крикнул человек. – Я ведь подобрал. Идите сюда.
Он с трудом поднялся, глубоко в мягкую землю втыкая свою деревянную ногу, и подошел к мешку. Лека даже чуть зажмурился, ожидая, что яркий, жгучий свет звезды ослепит его сейчас, когда незнакомец достанет ее из мешка. Но человек вытащил коричневый камень не больше кулака и протянул его ребятам.
– А почему она не светится? – спросил Лека.
– Погасла, – ответил мужчина. – Пока вы сюда шли, погасла, а я ее в мешок.
Лека разглядывал звезду со всех сторон, и Нюська вырывала ее из его рук. И он отдавал ей, а потом снова забирал эту маленькую звезду. Странно, она совсем не была похожа на то, что представляли они. Обыкновенный камешек – вот и все.
…Небо вызвездило. Сжав в кулаке упавшую звезду, Лека уснул, привалившись к Нюське.
Проснулись они от лошадиного ржанья. Открыв глаза, Лека увидел мать. Вчера вечером, когда они, заслышав бренчание ведер, уходили к лесу, Лека подумал, что им за все это хорошо достанется, а мать, вместо того чтобы плакать или ругать его, смотрела и улыбалась. И в глазах у нее горели огоньки, которых он не видел с того дня, когда пела Христя в их избе. Мать улыбалась, ерошила его волосы, а рядом причитала Нюськина мать, прижимая Нюську к животу, а та тоже ревела, как белуга.
В сторонке, возле телеги, стоял дед Антон и говорил с человеком, у которого одна нога была деревянная.
Матери усадили Леку и Нюську на телегу, подошли к человеку в брезентовом плаще и чинно пожали ему руку. Дед Антон на прощание закрутил цигарку и отсыпал самосаду в широкий карман незнакомца. Потом развернул лошадь, и они поехали по мягкой дороге.
Человек в плаще смотрел им вслед, широко улыбался и махал рукой. Ноги он расставил широко, только ведь вместо одной ноги была деревянная палка. Видно, когда живы были обе ноги, любил он широко ступать и широко стоять на земле.
Телега тряслась мелкой дрожью на кочках, и Лека все ждал, когда мать, и Нюськина мать, и дед Антон начнут ругать их или, хуже того, спрашивать, куда да зачем они убрели из дому. Но, странно, все молчали и даже вроде не собирались их допытывать.
– Да-а, – сказал дед Антон, – знать, будет у нас город после войны. Возле такого завода непременно город должен быть, не менее.
– Вот ведь как бывает, – сказала мать. – Кто бы мог подумать, что ходим по такому богатству.
– Ну-кась, – обернулся дед к Леке, – покажь звезду.
Лека протянул звезду деду, и тот, цепко ухватив ее коричневым пальцем, долго смотрел, внимательно оглядывая со всех сторон.
– Звезда! – сказал он. – Настоящая звезда! Берегите ее, пацанята. Показывать потом всем будете как редкую ценность.
Лека с Нюськой переглянулись. Ну, значит, беда миновала, все в порядке.
Лошадь изредка поцокивала копытами по камням.
– Слышь-ка, Маш, – сказала вдруг Нюськина мама. – Катя, подружка моя, прибегала. Уборщицей в школе работает. Нашелся муж-то у Марьи Андреевны!
Мать всплеснула руками. Дед Антон обернулся к Нюськиной матери, намотав на кулак вожжи. Лека и Нюська подались вперед.
– Да-да, я не говори. В окруженье попал, партизанил. Орден получил. Письмо пришло ей, Марье-то Андреевне. Ну хоть оживет девка-то!
Лека с Нюськой прыснули. Нюськина мать спохватилась, что назвала учительницу девкой, потом махнула рукой и прикрикнула:
– Цыц вы, огольцы!
И тут же рассмеялась весело и свободно. И Лекина мать засмеялась тоже, и все они. А дед Антон повернулся к лошади, подставил ветру свою белую бороду и озорно, по-молодому, дурачась, крикнул:
– А ну, залет-тныя-а!

1 2 3 4 5