Дмитрий Сафонов
Башня


Радио судьбы Ц 2



Дмитрий Сафонов
Башня

Посвящается Анне – той, благодаря и ради которой все это написано.


– Мама, тебе не кажется, что мы кое-что забыли?
– Что?
Женщина, согнувшаяся под тяжестью огромного пакета, набитого всякой вкусной всячиной, обернулась. В ее голосе звучали растерянность и досада.
Мальчик лет двенадцати, склонив набок вихрастую голову, укоризненно посмотрел на нее.
– Что? Что ты обычно забываешь купить?
Женщина улыбнулась. Улыбка очень шла ее миловидному лицу. «Вороньи лапки» тонких морщин разбежались от уголков глаз, стали чуть четче и глубже.
– Валерик… – Они были с сыном почти одного роста, но пакет с продуктами почему-то тащила именно она. – Мог бы напомнить и раньше, в магазине. Возвращаться я не собираюсь.
– Ну ма-а-ама-а-а…
– Нет, сынок, попозже. Сначала пообедаем, потом уже мороженое. Ладно?
Мальчик надул губы и наклонил голову. Женщина поспешно отвернулась. Она не любила, когда сын капризничал, всем своим видом давая понять, что он сильно – «ты понимаешь, мама? сильно!» – недоволен.
В такие моменты он становился похож на отца, и хотя Марина понимала, что упрямство не самая плохая черта в мужском характере, но все же… упрямство, доставшееся в наследство от отца, не та вещь, которую она могла бы одобрить.
Тонкие целлофановые ручки пакета больно резали пальцы. Она переложила его в другую руку и двинулась вперед.
Если она сейчас обернется, начнется долгий спор, который все равно придется прервать – какой-нибудь грубой (и наверняка глупой) фразой: «Нет, и все!». Или – что еще хуже: «я сказала – нет!».
Поэтому она просто шла к дверям дома, прислушиваясь к шагам за спиной. Валерик постоял немного и двинулся за ней следом. Марине не нужно было оборачиваться, чтобы представить, какое у него сейчас лицо – взгляд исподлобья и жесткий очерк еще по-детски пухлых губ.
Сын взрослел как-то очень быстро. Ей казалось, что не по дням, а по часам, и она была вынуждена с горечью признать, что не готова к этому. Ну может, она была готова это понять. Но не принять.
«Не хватало нам только поссориться из-за мороженого», – подумала она.
– Мне кажется, – сказала она достаточно громко, чтобы Валерик мог ее слышать, – эта новая игра, которую мы купили, куда интереснее и сложнее предыдущих…
Это был правильный ход. Шаги ускорились и переместились из-за спины куда-то влево.
– Ну, не знаю, чего там «классного»…
«Словечко. Я сказала не „классная“, а „интересная“». Но вслух это говорить не стоило – иначе ее часть диалога свелась бы к постоянным замечаниям.
– Обычная «стрелялка», – продолжал сын. – На среднем уровне сложности я пройду ее за два дня. Ну, может, за три. Перестреляю всех монстров и загоню их обратно в преисподнюю.
Марина подавила невольный вздох. Новое поколение выбирало пепси. «Три мушкетера» пылились на полке. Она кивнула своим мыслям, но Валерик расценил это по-своему.
– Правда, я не уверен, что наш компьютер ее потянет. Пора уже менять «железо», – интонация сына была выжидательной. Видимо, он хотел продолжить тему. В обмен на временно забытое мороженое.
Марина на мгновение застыла. Покупка нового компьютера в ее планы не входила. И обсуждение этого означало бы еще один спор. Внезапно Марина почувствовала себя беззащитной и беспомощной. И от этого она еще больше разозлилась на упрямство и эгоизм сына. «Впрочем, эгоизм в его возрасте – вещь совершенно нормальная. Но ведь… Его отец так и остался эгоистом. Может, все дело в том, что ОНИ никогда по-настоящему не вырастают? Так и остаются маленькими, требовательными, изнеженными мальчиками?»
ОНИ – так она называла мужчин. Существ, которые думали только о себе.
Марина поднялась на три невысокие ступеньки; чуткий фотоэлемент, уловив приближение человека, услужливо распахнул стеклянные двери.
В вестибюле было тихо и прохладно. Она прошла, приветливо (хотя и не слишком искренне) кивнув охраннику, и направилась к лифтам. Краем глаза она уловила какое-то движение и услышала сиплый одышливый голос.
– Позвольте, я вам помогу?
Марина повернула голову и увидела высокого седого мужчину – одного из немногих жильцов Башни, с кем она была знакома.
«Сергей Петрович», – сказала себе Марина, но фамилию, сколько ни пыталась, вспомнить не смогла, хотя ее можно было прочесть на глянцевых обложках детективов, заполонивших прилавки магазинов и уличные лотки.
Рука соседа (Марине показалось, что она сильно дрожит, гораздо сильнее, чем следовало бы) подхватила ручки пакета, и Марина поспешно разжала пальцы. В этом не было ничего похожего на ухаживание ( «пожилого… пожалуй, пожилого») мужчины за ( «м-м-м… пока еще молодой») женщиной. В этом было что-то другое, но что именно – Марина не понимала.
Она осмотрела Сергея Петровича немного внимательнее. Сегодня он выглядел как глубокий старик, едва державшийся на ногах. Он дрожал, как от холода, под красными, словно воспаленными глазами, набрякли огромные мешки, кожа на лице отвисла и собралась в некрасивые складки. Сергей Петрович слишком поспешно подхватил ее пакет, покачнулся и чуть не упал.
«Может, он пьян? Или с похмелья?» Но, нет, алкоголем от него не пахло. В другой руке он держал свои пакет, и в нем ничто не звякало и не булькало. Сквозь полупрозрачный целлофан Марина разглядела острые углы сигаретных пачек, несколько (почему-то несколько) дешевых одноразовых зажигалок, большую бутылку кока-колы и батон хлеба.
«Ежедневный рацион закоренелого холостяка», – с усмешкой и в то же время с затаенной жалостью подумала Марина.
– Хорошо, что я вас дождался… – пробормотал Сергей Петрович. Он говорил тихо и неразборчиво, будто человек, разбитый инсультом. – Всем ниже, понимаете… А вы все-таки выше…
Она не поняла ни слова из того, что он сказал. Марина кивнула, подошла к дверям лифта и нажала кнопку вызова. Ей показалось, что сосед вздрогнул.
Он стоял и, не отрываясь, смотрел на светящееся табло, на котором стремительно менялись цифры. Он шевелил губами, словно беззвучно что-то шептал.
«Старческие причуды, – решила Марина. – А может, все писатели такие – немного того».
За стеной послышался тихий гул; двери лифта открылись, и сосед снова вздрогнул, как от неожиданного удара.
Марина вошла в просторную, ярко освещенную кабину, машинально глянув на себя в зеркало. Она на мгновение увидела отражение Сергея Петровича и испугалась. В глазах старика (он выглядел именно как старик; куда девался тот подтянутый моложавый мужчина, которым он был еще полгода назад?) ясно читался ужас. Марина повернулась; Сергей Петрович стоял на площадке, понурив голову; он будто не решался войти в кабину.
Мимо него боком протиснулся Валерик; Марина со стыдом заметила презрительную усмешку, искривившую губы сына. К счастью, писатель ничего не увидел. Казалось, он был всецело поглощен одной-единственной проблемой: входить в лифт или нет?
– Сергей Петрович… – осторожно позвала Марина.
– А?!
– Вам тридцать пятый?
Он судорожно сглотнул; под сморщенной кожей шеи скакнул кадык. Сергей Петрович сделал над собой усилие и вошел.
– Да. Тридцать пятый…
Валерик нажал две кнопки: «35» и «39». Двери медленно закрывались, и старик вдруг дернулся, словно хотел в последний момент выскочить обратно.
– Что с вами? Вы плохо выглядите…
Лифт начал быстро и совершенно бесшумно подниматься.
– Да, я… – в замкнутом пространстве ясно чувствовался кислый запах, доносившийся изо рта писателя. Но это был не запах алкоголя.
Марина деликатно отвернулась.
– Мне кажется, вам надо выспаться. По-моему, вы очень устали.
Сергей Петрович посмотрел на нее, и Марина ощутила на лице холод и липкость остановившегося взгляда необыкновенно расширенных глаз.
– О Боже, – пробормотал он.
Секунды тянулись невыносимо долго. Марине казалось, что это не кончится никогда. «Ну, когда же?» – она подняла глаза на табло, светившееся над головой старика.
Наконец лифт остановился, и Сергей Петрович, поспешно поставив оба пакета на пол, выскочил из кабины. Он, не оглядываясь, спотыкающейся походкой посеменил через огромный холл.
– Сергей Петрович!
Сосед втянул голову в плечи и с опаской оглянулся.
– Вы забыли, – Марина подняла его пакет.
Старик вернулся и протянул дрожащую руку. Марина подумала, что он сейчас промахнется; будет долго хватать воздух, но только не ручки пакета. Но Сергей Петрович сделал над собой усилие, будто сосредотачивался, и вырвал у нее сумку.
– Спасибо… – буркнул он и продолжил свой путь.
– Мам, он что, дурак? – Двери лифта еще не успели закрыться, и Марина испугалась, что сосед услышит.
«Впрочем, он, наверное, ничего сейчас не слышит», – успокоила она себя. Но реплика сына требовала правильной реакции.
– Валерик… Почему «дурак»? Он… – «А что он? Как это еще можно назвать? Во всяком случае, он не кажется нормальным человеком». – Наверное, он просто не выспался… Устал…
– Ну-ну… – скептически изрек Валерик. – Устал…
Лифт тронулся.
«И это тоже моя Башня, – подумала Марина. – Все это: самое высокое и самое красивое здание в Москве, открывающиеся стеклянные двери, охраняемая территория, вестибюль, выложенный мраморными плитами, скоростные лифты и полубезумный старик, который боится в них ездить один; все это – МОЯ Башня».

– Пожалуйста, проходите!
Обстановка риэлторской конторы была простенькой, если не сказать – убогой. Посреди комнаты стоял стол, на нем – компьютер. В углу – аппарат с холодной водой, что было весьма кстати: на улице стояла ужасная жара.
Риэлтор – по виду почти мальчик – услужливо отодвинул стул, чтобы Марина села. Она поблагодарила его кивком головы. Рядом сел Владимир. Лицо его было, по обыкновению, мрачным.
Марина давно заметила, что у него мрачное лицо. Как давно? Ну, наверное, месяц назад. Она пробовала вызвать мужа на откровенный разговор, узнать, что его так гнетет, но ничего не получалось. Владимир отделывался короткими, ничего не значащими фразами: «Ничего. Тебе показалось», но она знала наверняка, что ей это не кажется.
– Что-то на работе? – спрашивала она, понимая, что других причин просто быть не может.
– Все в порядке, – неизменно отвечал он. Конечно же, ничего не было в порядке. У него отнимали его бизнес, отлаженный и функционирующий, как часы, но Владимир не хотел говорить об этом жене. Считал, что на это у него есть веские причины.
Владимир думал, что всего добился своим умом и энергией. «Человек, который сделал себя сам», – частенько любил повторять он. Отчасти это было правдой.
Все истории людей, добившихся крупного успеха, напоминают старый анекдот. Журналист спрашивает у мультимиллионера: «Как вы заработали свое состояние?» Тот отвечает: «Очень просто. Нашел яблоко, помыл, продал. Купил два. Помыл, продал, купил четыре… » – «А потом – тонну, грузовик, вагон, да?» – «Нет. А потом умерла бабушка в Канаде и оставила мне наследство».
Если покопаться, всегда найдется какая-нибудь бабушка. Была такая и у Владимира.
Идея была простая – чистить картошку и фасовать ее в вакуумную упаковку. Сначала это была маленькая линия, работающая на территории бывшей фабрики-кухни. Начинал Владимир один. Он попробовал предложить свою продукцию в магазины, но очень скоро понял, что выгоднее обслуживать предприятия общепита: те бежали от чистки картошки, как черт от ладана. С каждой тонны (на выходе оставалось около семисот килограммов, остальное уходило в очистки) чистая прибыль составляла сто долларов. Может, это и не слишком много, однако Владимир продавал по двенадцать тонн в день.
Дела быстро пошли в гору. Он договорился с двумя крупными фирмами, производящими почву для цветов, и продавал им очистки, решая одновременно две проблемы: избавлялся от отходов и повышал рентабельность производства – зарабатывал на шелухе.
Скоро он почувствовал, что необходимо расширяться. Владимир закупил в Италии автоматизированную линию очистки, и его оборот вырос вдвое.
Затем потихоньку стал чистить не только картошку, но и морковку, лук, свеклу. В продаже появились суповые наборы для «ленивых хозяек» – морковка, луковица и килограмм нарезанного картофеля, достаточно было открыть пакет и бросить все это в бульон.
И его расчет оказался верным. Новое предложение породило спрос. Он удивлялся только одному: почему до сих пор такая простая мысль никому не приходила в голову?
Его планы стали приобретать грандиозный размах. По самым грубым оценкам, Москва потребляла в год восемь миллионов тонн картофеля. Если хотя бы один из этих миллионов продавать в чищеном виде… Это была необъятная перспектива.
И в этот момент нашлась та самая бабушка – в лице одного очень крупного бизнесмена, предложившего весьма щедрые инвестиции.
Наследство пришлось кстати: обороты выросли в несколько раз. Владимир сумел охватить три округа Москвы и готовился к завоеванию четвертого, когда от доброй бабули поступило приятельское предложение (пока приятельское) – продать бизнес. За разумную сумму. Инвестированные средства в зачет не шли; они и так оставались новому хозяину, но Владимиру дали понять, что проценты придется вернуть. Не совсем грабительские: он бы выплатил их сполна, если бы ему дали развернуться, но он успел только вложить, а получить ожидаемую прибыль не успел. По всему выходило, что ушлая бабушка умудрилась накупить на грош пятаков. Курица научила подруг нести золотые яйца и отправилась в суп.
Последний месяц он не работал, а словно шел по болоту, не зная, в каком месте его ждет твердая кочка, а в каком – зыбкая трясина. Он перестал доверять даже своему бухгалтеру – подозревал, что тот каждую неделю раскладывает его финансовый пасьянс на столике у любимой бабушки.
В этой ситуации ничего не оставалось, как попытаться урвать напоследок хорошенький кусок. Башня подвернулась очень кстати. На нулевом цикле квадрат будущего жилья стоил даже по московским меркам бешеных денег. Интересно, что будет на выходе?
1 2 3 4 5 6