Теперь же, когда война закончилась, несмотря на огромное количество работы, которую необходимо было проделать по приказу Веллингтона, новоиспеченный граф обнаружил, что одним махом поднялся на вершину социальной лестницы. Дамы, к которым он не посмел бы приблизиться в прошлом, теперь сами искали его общества и ясно давали понять, чего хотят от красавца графа. Кроме них, были еще куртизанки, которыми так славен Париж, — опытные обольстительные красавицы, ради обладания которыми мужчина способен пойти на все. Конечно, они обходились дорого, но кто не захочет, побывав в Париже, доставить себе удовольствие, которое может предложить только французская столица?
К тому времени как оккупационная армия по настоянию французов была сильно сокращена и многие старшие офицеры смогли вернуться домой, познания графа Ярдкомба в искусстве Амура открыли перед ним новые горизонты, и он приобрел такой же опыт в любви, как и в военном деле.
Оскар вернулся в Англию только через пять месяцев после того дня, как вступил в права наследования. Однажды в перерыве между балами он вдруг вспомнил о своих владениях и пожелал немедленно познакомиться с ними. Он был исполнен решимости войти в курс дел как можно быстрее. Правда, граф не упрекал себя в том, что так долго задержался в Париже, поскольку поставил бы герцога Веллингтона в неловкое положение, если бы настоял на более раннем возвращении.
Но теперь Оскар понимал, что необходимо наверстать потерянное время, и сначала отправился в Лондон, чтобы открыть Ярд-Хаус, который, как ему сказали, был готов принять нового хозяина. По прибытии его цветисто и пространно приветствовал кузен, о существовании которого граф даже не подозревал. Он назвал себя Джарвисом Ярдом и вскоре сделался незаменимым помощником графа, что, как признавался себе последний, было чрезвычайно удобно.
Именно Джарвис открыл ему имя самого модного лондонского портного, которому покровительствовал сам принц-регент. У него одевались члены лучшего в столице Уайтс-клуба, куда вскоре был принят и граф.
Именно Джарвис привез его в Карлтон-Хаус, где, к удивлению Оскара, сам принц-регент встретил гостей с распростертыми объятиями и уговорил их составить ему компанию на ближайшие несколько дней. И наконец, именно Джарвис познакомил графа с самыми модными домами разврата на Сент-Джеймс-парк, которым, по мнению последнего, было далеко до парижских. Оскар не стал его разубеждать.
Оказалось, что в Лондоне еще столько дел, столько людей, с которыми граф не познакомился, и кроме того, неожиданно, без всякого заранее обдуманного намерения, у него завязался страстный любовный роман с леди Морин Уилсон. Он уже встречал леди Морин в Париже, и поскольку ее муж был целиком поглощён своими нелегкими обязанностями, жена получила полную свободу, помогала Оскару знакомиться с лондонскими развлечениями.
Это выражалось в том, что он наслаждался прелестями дамы, пока кузен Джарвис подобострастно дожидался очередных приказаний «за кулисами».
Прошло больше трех недель, прежде чем граф твердо заявил, что собирается отправиться в деревню и ознакомиться с поместьем. Он решительно намеревался ехать один, чтобы осмотреть дом и усадьбу и встретиться с соседями и арендаторами. Но у Джарвиса на этот счет было другое мнение.
— Конечно, ты должен ехать в Ярд, — согласился он, но не успел Оскар опомниться, как уже назначил дату приема в Ярдкомбе и пригласил множество лондонских знакомых и леди Морин — в качестве почетной гостьи.
Вскоре комнаты звенели от смеха и возбужденных голосов. Граф неожиданно для себя обнаружил, что сидит во главе стола в банкетном зале, где сиживали до того его предки. Сейчас они взирали на него с портретов, и он надеялся на их одобрение. Мерцали свечи в золотых-канделябрах, блистали драгоценности на дамах, низкие декольте которых несказанно радовали его взор, хотя когда-то столь откровенные наряды могли бы ввести его в краску.
Прием затянулся на несколько дней, и, поскольку все внимание графа было приковано к леди Морин, он никак не мог заняться делами.
Теперь же, когда большинство гостей разъехались, граф строго велел себе немедленно спуститься вниз и приняться за работу, так как сделать предстоит наверняка очень много.
Оскара охватило невольное возбуждение. Теперь его ждет что-то новое, такое же сложное и тяжелое, как очередной бой, в котором победа или поражение зависят исключительно от него самого. Он услыхал, как открылась дверь библиотеки, и отвернулся от окна, ожидая увидеть кого-нибудь из гостей, но дворецкий объявил:
— Мисс Дорина Стенфилд, милорд.
В комнате появилась девушка, и граф с первого взгляда определил, что она очень молода, очень красива и очень плохо одета.
Она медленно шагнула вперед, и Оскар с изумлением понял, что в огромных серых глазах, устремленных на него, сверкает не только гнев, но и явная неприязнь.
Глава 2
Граф направился к Дорине и протянул руку:
— Как поживаете, мисс Стенфилд?
Но, к его удивлению, девушка, не обращая внимания на повисшую в воздухе руку графа, слегка присела.
— Я пришла поговорить с вами, милорд, по чрезвычайно важному делу.
Граф вопросительно поднял брови, но сказал только:
— Пожалуйста, садитесь и объясните, в чем дело. На какое-то мгновение ему показалось, что девушка вот-вот откажется от разговора. Но она подошла к высокому стулу с прямой спинкой, предпочтя его мягким удобным креслам, и уселась на самый краешек, выпрямив спину и сложив руки на коленях. Гостья смотрела на него с таким выражением, какого он раньше никогда не видел на женских лицах. Последовала короткая пауза, прежде чем Дорина, подыскав подходящие слова, начала:
— Вы, конечно, не знаете, милорд, что среди женщин, нанятых вашей новой экономкой, есть молодая девушка по имени Мэри Белл.
Она подчеркнула слово «новой», и граф, перебив девушку, спросил:
— Моя новая экономка? Существует ли, мисс Стенфилд, какая-то причина, по которой у меня не должно быть экономки?
— Это как вам будет угодно, милорд, — ответила Дорина. — Вы вольны нанимать людей по своему усмотрению, но то, что я сейчас узнала от миссис Белл, матери Мэри, с трудом укладывается у меня в голове. Невозможно поверить, чтобы такое могло произойти в Ярде.
— Что случилось? — спросил граф немного резко.
— Мэри Белл только-только исполнилось шестнадцать, и сегодня утром она в слезах прибежала к матери, потому что один из ваших гостей набросился на нее, и… и… едва…
От волнения и стыда она запнулась, но, видя, что граф молчит, продолжала:
— Мэри бросилась за помощью к экономке, но та заявила ей, что либо девушка будет делать то, что от нее требуют гости вашей милости, либо ее уволят — немедленно и без рекомендаций, и сама экономка позаботится о том, чтобы всю семью девушки выгнали из коттеджа, где они живут.
Дорина пыталась говорить как можно медленнее и отчетливее, хотя это давалось ей нелегко. Наконец, поддавшись обуревавшим ее чувствам, она вскочила и гневно воскликнула:
— Как могло такое случиться именно в Ярде! Мы всегда были здесь так счастливы, и все арендаторы вашего дядюшки считали себя членами одной семьи!
Слова, казалось, сами слетали с языка, подгоняемые яростью и обидой.
— Надеюсь, — кивнул граф, — вы вполне уверены в том, что этот факт действительно имел место и это не просто истерические фантазии молодой девушки?
Дорина задохнулась от возмущения.
— Я должна была предвидеть, милорд, что вы так отнесетесь к моему рассказу!
Теперь она рассердилась еще больше.
— Ваш новый управляющий уволил всех старых слуг, которые, как я уже сказала, считали себя членами семьи и так гордились Ярдом, что никогда не допустили бы здесь подобного происшествия.
Граф хотел сказать что-то, но Дорина продолжала:
— И вместо них он нанял людей, которых не потерпели бы ни в одном приличном доме, не говоря уже о поместье вашего дяди, будь он жив!
— Этого не может быть! — пробормотал граф.
— Если вы считаете, будто я способна лгать относительно таких важных вещей… то мне просто стыдно и горько сознавать, что именно вы заняли место человека, которого любила и почитала вся округа.
Она судорожно, прерывисто вздохнула и попыталась сказать что-то еще, но голос прервался, а на глазах выступили слезы, которые девушка досадливо смахнула.
Граф медленно встал.
— Думаю, мисс Стенфилд, нам лучше еще раз начать с самого начала. Прежде всего объясните, почему вас так трогает все происходящее в поместье, и подскажите, как мне удостовериться в том, что все обвинения, выдвигаемые вами, не являются преувеличением или искажением фактов.
Он говорил спокойно, невозмутимо, но таким властным голосом, что Дорине собственная речь показалась чересчур драматичной. Однако она по-прежнему была преисполнена ярости и боялась к тому же, что граф отмахнется от всего сказанного, как от не имеющих значения пустяков. И поэтому почти сверхчеловеческим усилием воли девушка заставила себя сесть.
Граф последовал ее примеру и заговорил все тем же спокойным тоном, от которого весь запал Дорины куда-то пропал и девушка мгновенно остыла.
— Дворецкий объявил, что вас зовут мисс Дорина Стенфилд. Вы живете в деревне?
— Милорд, я дочь викария.
— Теперь я понимаю. Значит, каждый раз, когда случается неприятность, жители деревни обращаются за помощью к вашему отцу. Но почему в этом случае миссис Белл пришла к вам?
— Миссис Белл — почтенная респектабельная женщина, — сухо пояснила Дорина, — и ей стыдно говорить с моим отцом о подобных вещах.
— Поэтому она предпочла обо всем поведать вам, юной и, да будет мне позволено сказать, крайне неискушенной в подобных вопросах девушке.
— Если под неискушенностью вы подразумеваете, что мы в Литл Содбери не привыкли к подобному поведению, милорд, то это совершенная правда, — поспешно заверила Дорина. — И миссис Белл пришла ко мне лишь потому, что ей больше не к кому обратиться: моей матери давно уже нет в живых. Но граф всегда оберегал нас и служил для всех образцом порядочности и благородства.
Дорина говорила просто, но эти слова не могли не произвести впечатления на Оскара.
— А сыновья вашего дяди, — продолжала Дорина, — были примером для всех юношей в Литл Содбери. — И, наградив графа еще одним неприязненным взглядом, добавила: — Не могу представить, чтобы джентльмены, посещавшие в прошлом Ярд, могли повести себя подобно вашему гостю! И любой из старшей прислуги встал бы на защиту бедной девушки вместо того, чтобы запугивать ее еще больше!
Граф, немного помолчав, покачал головой:
— Вполне могу понять, мисс Стенфилд, что услышанное потрясло вас, и могу лишь глубоко сожалеть, что любой мой гость, если это, конечно, правда, способен так оскорбить молодую девушку!
— Конечно, это правда, — кивдула Дорина. — Мэри никогда не лжет и, любой в деревне скажет вам, что она очень сдержанна и никогда не жалуется по пустякам. Если вы думаете, что она поощряла ухаживания джентльмена, могу вас заверить, что девушка искренне потрясена случившимся и смертельно напугана, поскольку мы здесь, в глуши, еще не встречались с такой развращенностью.
Прежде чем она успела сказать еще что-то, граф сухо заметил:
— В таком случае, мисс Стенфилд, вам очень повезло!
Он припомнил, сколько таких сцен приходилось ему наблюдать во Франции, да и в Англии, куда перекинулась эта мода преследовать каждую понравившуюся женщину, независимо от ее социального положения.
Граф, однако, был крайне раздражен тем, что кто-то из его гостей посмел осквернить невинность молоденькой девушки. Но перед тем как осудить джентльмена, о котором шла речь, он хотел быть абсолютно уверенным, что вся эта история не просто истерическая выдумка напуганной чем-то девушки.
— Если вы, милорд, — снова заговорила Дорина, — собираетесь подыскивать извинения тому, что любой порядочный человек назвал бы отвратительным, из ряда вон выходящим случаем, мне, со своей стороны, больше нечего сказать по этому поводу. Могу только просить, чтобы вы, хотя бы из чувства справедливости, не позволили своей экономке исполнить ее угрозу и лишить жилья Беллов, всю жизнь прослуживших семье Ярдкомбов.
— Неужели вы действительно верите, что я на это способен? — резко бросил граф.
Впервые в жизни молодая и хорошенькая особа проявляла по отношению к нему такую враждебность и, хотя поначалу это забавляло графа, в конце концов ее нападки задели его самолюбие.
— Не вижу причин, почему я должна верить в обратное, — пожала плечами Дорина. — Ваш новый управляющий уже успел запугать всю деревню, и мой отец был тоже глубоко потрясен, хотя и не стал вам этого высказывать, полагая, что вы не согласитесь его выслушать.
— Думаю, в обязанности викария этого прихода входит открывать мне глаза на все, что может нанести ущерб имени Ярдов! — отрезал граф.
Глаза Дорины широко раскрылись от изумления.
— Вы и сами должны были понять, что то, как безжалостно вы избавляетесь от старых слуг — таких как Берроуз, например, — вызовет возмущение всей деревни!
— Кто такой Берроуз?
— Дворецкий, он прослужил в этом доме сорок лет. Всем известно, что он обучает лакеев лучше всех в графстве, и столовое серебро у него так блестит, что каждый может видеть в нем свое отражение! А миссис Медоуз, экономка! Ей выделили пенсию, которой не хватит даже на то, чтобы муху прокормить, да еще поселили в доме с протекающей крышей и разбитыми стеклами!
Граф продолжал молчать, и Дорина, заикаясь, спросила:
— Как… как вы могли… так поступить? Обойтись так жестоко с людьми, которые любили Уильяма и Чарльза и были готовы отдать свои жизни за вашего дядю?
По щекам девушки потекли слезы и, повернувшись спиной к графу, она подошла к окну и стала смотреть на сад. Граф не произнес ни единого слова, и немного спустя Дорина произнесла уже совершенно иным тоном:
— Какое прелестное место! Все в деревне были рады работать здесь и с ранних лет готовили своих детей к поступлению на службу в Большой дом.
— Вы хотите сказать, что теперь они изменили отношение к поместью?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15