При этом горькая мысль о собственной участи невольно приходила девушке в голову. Ведь и она сама могла оказаться в таком же положении.
Хорошо было Каталин говорить о предполагаемом благотворном влиянии сестры на короля. А что, если это ей не удастся?
Если ей придется провести всю жизнь с тем, кто с трудом выносит ее, предпочитая своей королеве других женщин?
Когда по ночам она думала об этом, девушка стискивала руки и молилась с жаром, который пугал даже ее саму, о том, чтобы ей не пришлось ехать в Дьер.
Она предпочла бы вообще не выходить замуж ни за короля Георгия, ни за любого другого неизвестного ей мужчину.
Но одновременно Зошина понимала, как отчаянно две маленькие страны стремятся сохранить свою независимость.
Напористость прусской армии и поведение завоевателей во Франции обострили патриотические чувства жителей Лютцельштайна, осознавших, что их собственная судьба может быть в одночасье решена немецким вторжением.
Зошина помнила, как ужаснулся весь Лютцельштайн, когда почти пять лет назад король Людвиг Баварский сдался без всякого сопротивления и принял «приглашение» Пруссии вступить в федерацию.
Бисмарк действовал ловко и хитро. Он предложил Баварии частичную независимость: ей предлагалось сохранить железнодорожную и почтовую систему, ограниченный дипломатический статус в отношениях с зарубежными странами, некоторую степень военной, юридической и финансовой автономии.
Зошина часто слышала историю о том, что даже предлагалось совместное или поочередное управление всем союзом прусским и баварским монархами.
Это побудило жителей Лютцельштайна надеяться на лучшее. Но тут заговорили о том, что прусский король принял титул императора объединенной Германии.
Когда представитель Пруссии нанес визит королю Людвигу Баварскому, тот лежал в постели, страдая от мучительного приступа зубной боли.
Он чувствовал себя так ужасно, что попытался уклониться от обсуждения государственных вопросов. Но все же его сумели убедить подписать письмо своему дяде, королю Вильгельму I Прусскому, в котором содержалась просьба принять на себя звание императора.
Негодование и ярость охватили тогда весь Лютцельштайн и докатились до Дьера.
Зошина помнила, как гневался отец, как несколько недель во дворце то появлялись, то куда-то уезжали мрачные и подавленные члены Совета.
Наверное, тогда и возникла впервые идея объединить Лютцельштайн и Дьер посредством брака между ней и королем. Теперь девушка с тоской думала, что, возможно, ее отец и регент Дьера ждали, пока она и король Дьера достигнут совершеннолетия и можно будет осуществить давний план союза двух стран.
И сколько бы роскошных нарядов ей ни шилось, ей была уготована судьба королевы-марионетки, управляемой чужими руками!
«Наверное, король чувствует себя так же, как я», — подумала Зошина, но эта мысль не принесла ей никакого утешения.
Она представляла себе их обоих на золотом троне, с коронами на головах. Что-то вроде детской заводной игрушки. А отец вместе с членами Совета и с регентом Дьера поворачивают ключик, и игрушечные король и королева вместе с троном крутятся и крутятся, пока завод не кончится.
«Будь я достаточно глупа, — размышляла про себя Зошина, — я не интересовалась бы политикой, делала бы то, что мне скажут, и была бы всем довольна!»
Она вспомнила, как одна из гувернанток ворчала на нее:
— Я не могу взять в толк, принцесса Зошина, почему вы все время задаете столько вопросов!
— Мне нравится учиться, фрейлейн, — отвечала Зошина.
— Но вам следует ограничиться предметами, полезными для женщин!
— И какими же?
— Цветы, картины, музыка и, конечно, умение очаровывать мужчин, — ответила фрейлейн с кроткой застенчивой улыбкой.
Зошина не удивилась, когда вскоре после этого разговора герцогиня заметила, что эта гувернантка, весьма привлекательная особа, кокетничала с одним из офицеров караульной службы.
Ее тут же уволили. С тех пор их гувернантки всегда оказывались уже в возрасте и, как правило, весьма некрасивыми.
Сейчас Зошине приходило в голову, что не только гувернантки, но и фрейлины ее матери, все женщины, подолгу находившиеся при дворе, никогда не отличались приятной внешностью.
Она уже не сомневалась, что это делалось преднамеренно, из-за чрезмерного интереса ее отца к представительницам прекрасного пола.
— Неужели мама и ко мне его ревнует? — думала Зошина. — Это же просто невероятно!
Как-то она спустилась в кабинет, чтобы показать отцу новое платье, сшитое специально для официального визита. Герцог осмотрел дочь и одобрительно заметил:
— Что ж, хоть мне и пришлось быть отцом четырех дочерей, но по крайней мере все они бесспорные красавицы!
Зошина улыбнулась ему:
— Спасибо, папа. Я рада угодить вам.
— И ты угодишь Дьеру, иначе им придется иметь дело со мной! Ты красавица, моя девочка, и, я думаю, никто в этом не усомнится.
В этот момент в кабинет вошла эрцгерцогиня. Зошина с улыбкой повернулась к ней, но выражение лица матери заставило ее застыть на месте.
— Достаточно, Зошина, — резко сказала та. — Нет никакой необходимости утомлять отца. Не забывай, что красота — это только первое поверхностное впечатление. Лишь качества твоего характера могут повлиять на твое положение в будущем.
Ее слова не оставляли сомнений в том, какой до боли обделенной чувствовала себя ее мать. Девушка вышла из кабинета, впервые начав понимать, почему так складывались взаимоотношения в их семье.
Когда Зошина бывала свободна от обсуждения и примерки нарядов, она много размышляла о том, как важно было для нее общество сестер.
Ей казалось, что минуты, которые остались им быть вместе, словно песок в песочных часах текут и текут. Вот-вот она покинет классную комнату, и ничто уже никогда не повторится, все изменится.
Одна Каталин, казалось, понимала, что творится у старшей сестры на душе. Как-то, когда все они уже легли спать, девочка пробралась в ее комнату и села рядом на кровати:
— Ты ведь несчастна, Зошина, да?
— Тебе не следует бродить по дому так поздно, — машинально произнесла Зошина.
— Но я хочу поговорить с тобой.
— О чем?
— О тебе.
— Почему?
— Я ведь чувствую, как ты боишься, и понимаю — чего… Я бы чувствовала так же, будь я на твоем месте.
Каталин слегка поморщилась:
— Эльза и Теона действительно хотели бы стать королевами. Им совсем не важно, какой ценой, — лишь бы надеть на голову корону. Но ты-то другая!
Зошина не могла удержаться и рассмеялась. Каталин, эта не по годам развитая малышка, оказалась гораздо чувствительнее, чем другие ее сестры, и искренне, хотя и по-детски, сочувствуя старшей сестре, понимала ее гораздо лучше.
— Со мной все будет в порядке, прелесть моя, — сказала Зошина, погладив сестренку по руке. — Вот только мне жалко покидать вас всех. Боюсь, мне не с кем там будет так смеяться и веселиться.
— И я бы тоже волновалась, — заявила Каталин. — Но как только король влюбится в тебя, все уладится.
— А если нет? — Зошина вдруг заговорила с Каталин как с ровесницей.
— Тогда тебе самой придется попытаться полюбить его, — серьезно сказала Каталин, — иначе у этой истории так никогда и не будет счастливого конца, а я не вынесу, если у тебя все сложится, как у папы с мамой.
Зошина удивленно посмотрела на сестру:
— Что ты имеешь в виду?
— Они же несчастливы, это всем видно, — ответила Каталин, — и няня однажды сказала мне, что папа очень любил кого-то в юности, но он не мог жениться на той девушке, она не принадлежала к королевскому роду.
— Няня не должна была говорить тебе подобные вещи!
— Няня любила говорить о папе, ведь она его еще на руках носила. Она его обожала, только и говорила о том, какой он замечательный!
Зошина знала, что это правда. Няня состарилась во дворце. Она была уже старенькой, когда девочки появились на свет.
Зная, что подобные вопросы предосудительны, Зошина не смогла сдержать любопытство:
— А няня не говорила, кто была та девушка, которую папа любил?
— Если и говорила, я забыла, — ответила Каталин. — Но она была очень красивой, и папа любил ее так сильно, что все боялись, что он отречется от престола.
— Откуда ты все это знаешь? — поразилась Зошина.
— Няня обожала болтать с другими старыми служанками, а ведь никто из них никогда особо не любил маму. Они говорили об этом всякий раз, когда забывали, что я могу их слышать.
Это Зошина легко могла себе представить. Няня оставалась неутомимой сплетницей до самой старости. А работала она почти до восьмидесяти лет и умерла спустя два года после того, как покинула дворец.
— А вдруг король Георгий так же, как папа, влюблен в кого-нибудь, на ком не может жениться. Тогда тебе, Зошина, придется немало постараться, чтобы очаровать его и заставить забыть о ней ради тебя.
— Уверена, он еще слишком молод, чтобы вообще хотеть жениться.
Зошина словно заранее защищалась от подобных мыслей.
— Боюсь, когда его называют необузданным повесой, подразумевают множество женщин в его жизни, — возразила Каталин. — Но, возможно, они для него — лишь мимолетный каприз, как, бывало, говорила наша няня о чьих-нибудь увлечениях.
— Каталин, я даже представить себе боюсь, что сказала бы мама, услышав твои рассуждения.
— Могу тебя заверить, что она никогда не услышит от меня ничего подобного. Я ведь только хочу предостеречь тебя. Тебе следует приготовиться ко всему, в том числе, возможно, и ко многому странному и непонятному для тебя. Кто его знает, что там творится, в Дьере.
— Странно, что ты предостерегаешь меня!
— Вовсе нет. Видишь ли, дорогая моя Зошина, ты так ужасно непрактична! Ты всегда витаешь где-то далеко, в своей сказочной стране, и ты ждешь от реальных людей сходства с теми, о ком читаешь, и веришь, будто они все похожи на тебя.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Я же знаю, какие книги ты читаешь. Все это книги о выдуманных людях, которые, совсем как ты, добрые, хорошие, храбрые, стремящиеся к духовному просвещению. Люди на самом деле совсем не такие.
Зошина с нескрываемым удивлением посмотрела на младшую сестру.
Каталин рассмеялась:
— Честно говоря, это не совсем мои слова и даже не мои мысли. Но все это сущая правда. Так говорила о тебе фрау Вебер секретарю папы, а я слышала их разговор.
— Фрау Вебер! — воскликнула Зошина.
Теперь она поняла, откуда Каталин набралась таких рассуждений. Фрау Вебер очень отличалась от всех остальных гувернанток, перебывавших у сестер.
Эта дама попала в затруднительное положение и появилась во дворце по рекомендации герцогини-матери.
Она была очень умна и получила блестящее образование. Ее муж, дипломат, рано умер, а после его смерти она оказалась в весьма стесненном положении и, как Зошина поняла позже, совершенно убитая горем.
Герцогиня-мать, которая всегда помогала всем, кто обращался к ней, решила, что фрау Вебер сумеет забыть свои горести в окружении стольких девочек.
Так фрау Вебер оказалась гувернанткой ее внучек.
Зошина сразу же почувствовала, насколько новая классная дама отличалась от всех, кто преподавал им прежде, и она потянулась к фрау Вебер, как цветок тянется к солнцу. Фрау Вебер направляла свою воспитанницу так, как никто никогда не делал раньше. И Зошина от души радовалась этому. Однако ее радость оказалась недолгой.
Старинный приятель мужа фрау Вебер прибыл в Лютцельштайн с дипломатической миссией, сопровождая премьер-министра Бельгии, и возобновил знакомство с вдовой старого друга.
Когда спустя две недели он уехал, Зошина узнала, что фрау Вебер снова выходит замуж.
— Значит, вы покинете нас! — воскликнула она.
— Боюсь, что это так, — ответила девочке фрау Вебер, — но, надеюсь, я буду счастлива с человеком, которого знаю уже много лет.
Эрцгерцогиня пришла в необычайное раздражение, узнав об уходе фрау Вебер.
— Это очень плохо для девочек, когда приходится так часто менять гувернанток, — раздраженно говорила она супругу.
— Едва ли мы можем ожидать, что бедная женщина откажется от возможности удачного брака ради сомнительной привилегии пребывания с нами, — пожал плечами герцог.
— Эгоизм и нежелание думать о других распространились в наши дни сверх всякой меры, — последовал недовольный ответ.
Зошина плакала, когда фрау Вебер уехала. А когда появилась новая гувернантка, поняла, что вряд ли когда-нибудь встретит воспитательницу, которая будет всерьез озабочена их образованием.
Вспомнив о фрау Вебер, Зошина задумчиво произнесла:
— Жаль, я не могу сейчас посоветоваться с фрау Вебер.
— Она же в Бельгии, — резонно заметила Каталин.
— Я знаю, это невозможно. Но как было бы приятно поговорить с кем-то, кто тебя понимает.
— Но я же тебя понимаю! Ты только должна поверить, что все будет хорошо, и так и будет! Наши мысли имеют магическую силу. Вовсе не обязательно тереть лампу Аладдина или размахивать волшебной палочкой. Надо только сосредоточиться на своем желании.
— Ну а этому-то кто, ради всего святого, тебя научил?
— Не помню, но я всегда знала, что это так, — спокойно ответила Каталин. — Это, наверное, вроде молитвы. Ты хочешь, и хочешь, и хочешь до тех пор, пока внезапно твое желание не исполняется!
Зошина обняла младшую сестренку и крепко прижала ее к себе:
— Ой, Каталин, как же я буду тосковать без тебя! Когда ты рядом, даже самые невозможные вещи кажутся вполне достижимыми.
— Но ведь действительно всего можно достигнуть! В этом-то все и дело! Помнишь, как папа не пускал нас на ярмарку лошадей, а потом вдруг взял и передумал? Так вот, этого добилась я!
— И как же?
— Я внушала и внушала ему, что он должен нам разрешить. Я внушала ему, когда знала, что он спит, я внушала ему наше желание, когда знала, что он один и никто не мешает ему сосредоточиться на моем желании. И наконец он неожиданно сказал: «Почему бы вам и не поехать? Вам не помешает посмотреть на породистых лошадей!» И мы поехали!
Зошина рассмеялась:
— Ох, Каталин, если верить тебе, все так просто! И что же мне желать для себя?
— Любящего мужа! — не задумываясь, ответила Каталин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18