Усевшись в карету, она начала говорить о своей игре в этот вечер, и оживление вернулось к ней.
— Я была уверена, что моя система сработает. Сегодня вечером я выиграла больше двух тысяч фунтов.
— Так много? — спросила Сабина с благоговейным испугом.
— Но если учесть мою игру за месяц, я все еще в проигрыше, — заметила леди Тетфорд. — Я уже начала было думать… нет, система должна работать, и завтра я выиграю снова.
— Вы ходите сюда каждый вечер? — поинтересовалась Сабина.
— Ну разумеется! А для чего же еще жить в Монте-Карло? — воскликнула леди Тетфорд.
Сабина смолкла, но потом, мучимая любопытством, осмелилась спросить:
— Вы всегда уходите в три часа? Леди Тетфорд тихонько вздохнула:
— Всегда. Я попросила их говорить мне, когда наступит этот час. Но сегодня трудно было уйти, трудно заставить себя остановиться. Если бы я могла остаться еще на час, я могла бы удвоить свой выигрыш — но я дала обещание.
Наступила длинная пауза, и, когда Сабине уже показалось, будто ее спутница забыла о ее присутствии, леди Тетфорд закончила:
— Я дала его человеку, которому была небезразлична, человеку, который всегда знал, что для меня хорошо, человеку, которого я очень любила.
Больше она ничего не успела сказать — они приехали на виллу. Лошади лихо развернулись у парадного входа, и слуги, к удивлению Сабины все еще ждавшие у дверей, бросились вниз по ступеням, чтобы открыть дверь кареты.
— Мы немедленно ложимся, Бейтс, — бросила леди Тетфорд дворецкому.
— Очень хорошо, миледи. Вам что-нибудь нужно?
— Ничего, кроме сна.
— Надеюсь, ваша светлость приятно провели вечер.
— Очень приятно, Бейтс. Сегодня я выиграла.
— Я рад, ваша светлость.
Леди Тетфорд медленно поднималась по ступеням.
— Пойдем, Сабина, — сказала она. — Твоей красоте нужно немного отдохнуть. Да и мне тоже. К тому же я хочу, чтобы побыстрее наступило завтра. Я смогу вернуться к игорным столам и продолжить свою полосу удачи.
У дверей спальни она наклонилась, поцеловала Сабину и спустилась вниз — величественно, но с невыразимой грацией, придающей каждому ее движению, каждому жесту редкостную элегантность.
Сабина вошла к себе в комнату. У кровати и на туалетном столике стояли зажженные свечи — она знала, что леди Тетфорд не желала, чтобы в ее лучших комнатах использовалось освещение новомодным газом.
— Он слишком яркий и к тому же не к лицу женщине, — говорила она. — Женщины выглядят намного лучше при свете свечей.
Но свечи были так тусклы по сравнению с серебряным лунным светом, струящимся через окно! Сабина раздвинула шторы и вышла на балкон. Как прелестно выглядел сад с его загадочными тенями и высокими пальмовыми деревьями, чьи черные силуэты вырисовывались на фоне ночного неба! Еще ниже на склоне холма виднелись огни казино, а далеко в море мерцали зеленые и красные огоньки корабля, заходящего в порт.
Все это было очень красиво и таинственно. Перед ней раскинулся мир, который она еще не знала, мир, столь отличный от тихого, однообразного существования, которое она вела дома. Ей показалось, будто в данную секунду она стоит на пороге открытия чего-то еще более чудесного, нежели то, что она видела вокруг себя. Сам воздух был полон священного трепета, трепетало и ее сердце.
Из сада исходил сладкий аромат — от цветов, от апельсиновых деревьев. Запах был необычным, будоражащим.
И тут Сабина вдруг услышала странную, неистовую мелодию, которая, казалось, доносилась откуда-то из тени под кронами деревьев. Она была едва уловима, но, прежде чем Сабина успела это осознать, музыка уже завладела всем ее существом.
Да, она знает эту навязчивую, зовущую за собой мелодию, она слышала ее раньше! Это же цыганская музыка. Она перегнулась через перила балкона и принялась пристально вглядываться в тень сада. Музыка стала громче, и в то же мгновение лунный свет озарил цыганского короля — его белая блуза засияла во мраке ночи. Подбородком он прижимал к плечу скрипку.
Он закончил свою песнь внезапным крещендо журчащих нот, положил на землю смычок и запрокинул голову, чтобы взглянуть на Сабину.
— Приветствую вас, мадемуазель.
Его голос был тих, едва ли громче шепота, и все же она слышала каждое его слово.
— Как вы узнали, что я здесь?
Это был первый вопрос, который пришел ей в голову, и она увидела, как он улыбнулся в ответ:
— Вы сами сказали мне об этом.
— О, но… — Она было хотела возразить, но он приложил палец к губам.
— Спускайтесь сюда, — сказал он. — Я хочу видеть вас.
— Но как я могу это сделать? Все уже спят. Кроме того…
— Я хочу кое-что вам дать, — настаивал он.
— Дать… мне? — не поняла Сабина.
Он сунул руку в карман, вытащил оттуда какую-то вещицу, и та мгновенно вспыхнула в лунном свете.
— Моя брошка! — воскликнула она и почувствовала не только облегчение оттого, что ей вернули столь ценную для ее матери вещь, но и кое-что еще — ее охватила огромная радость: он не украл ее! Она никогда не верила в то, что цыгане способны на такое. Или верила? Ей вдруг безудержно захотелось извиниться, покаяться перед ним за тот грех, который, хотя он и не подозревал об этом, она совершила.
Сабина огляделась и вспомнила, что на дальнем конце балкона была маленькая, крутая деревянная лестница, которая вела в сад. Она заметила ее еще утром, когда завтракала на улице, купаясь в лучах солнца.
Она бросилась к ступенькам и начала медленно, держась одной рукой за поручни, спускаться вниз. Из-за роскошных крон деревьев в саду было темно, да и лунный свет не падал на эту сторону дома. Н° успела она осторожно ступить на последнюю ступеньку, как он бережно взял ее за руку и помог спуститься на землю.
— Будьте осторожны. — предупредил он и повел ее сквозь брешь в изгороди цветущих фуксий в ту часть сада, где она еще не бывала.
Узкая тропинка бежала между кустами и цветами туда, где у покрытой цветами стены спряталась увитая жимолостью и розами пагода.
Сабина сразу догадалась, куда вел ее цыганский ко роль, но ничего не сказала. Здесь, возле пагоды, прямо у их ног раскинулся маленький прудик с кувшинками, — в самой его середине бил фонтан. Цыган остановился и протянул ей на ладони брошь.
— Где вы нашли ее? — спросила Сабина.
— Вы, должно быть, обронили ее, когда выходили из кареты, — ответил он. — Один из моих людей нашел ее в пыли сегодня утром.
— И вы догадались, что она моя?
— Я был в этом уверен.
— Я так рада, что она вернулась ко мне, — сказала Сабина, беря брошь из его рук.
— Когда же вы обнаружили, что потеряли ее? — поинтересовался он.
— Прошлой ночью, — ответила Сабина. — Я легла в постель и вдруг вспомнила, что не сняла ее, когда раздевалась.
— И что же вы подумали? Ее щеки зарделись.
— Что вы имеете в виду?
— Разве вы не подумали, что это цыгане украли ее у вас?
Лунный свет озарил ее пунцовые щеки, ее глаза вспыхнули, но в тот же миг она потупилась под его пристальным взглядом.
— Я так и знал, что вы это подумаете, — тихо сказал он. — Именно поэтому я сам принес ее вам. Но на это была и иная причина.
— И какая же? — спросила Сабина.
— Я хотел снова увидеть вас. Я хотел убедиться в том, что вы так же прекрасны, какой я вас запомнил.
Она молча стояла, вертя в руках бриллиантовую звезду. Ей было стыдно: стыдно за свой румянец, который выдал ее сомнения в его честности, стыдно за внезапно охватившую ее радость. Неужели он все еще восхищался ею, все еще считал ее красивой!
— И теперь… вы… разочарованы? — шепотом спросила она.
Она не могла удержаться, чтобы не задать этот вопрос. Он просто невольно сорвался с ее губ.
— Взгляните на меня!
Это было приказание, данное голосом человека, который привык повелевать, и почти инстинктивно она подчинилась ему. Боже, она уже и позабыла, каким он был высоким, каким красивым, но странной, чужой красотой, к которой она не привыкла. Лунный свет падал на их лица, и она снова увидела в его глазах восхищение, точь-в-точь как тогда, у костра.
— Разве вы не знаете, — спросил он тихо, — что вы самая красивая девушка, которую я только встречал? Когда вы уехали прошлой ночью, я подумал, что вы не можете быть настоящей, живой девушкой, что вы нимфа, дух, решивший навестить этот смертный мир, чтобы затем снова вознестись на небо, туда, куда я не смог бы последовать за вами. Но теперь я вижу, что ошибался. Вы настоящая — и от этого кажетесь мне еще красивее.
— Вы не должны говорить мне подобные вещи, поспешно сказала Сабина. — Правда, возможно, они звучат не так уж и неправильно потому, что вы говорите по-французски, но, даже если и так, я не должна вас слушать.
— Мне повторить их на вашем языке? — спросил цыган по-английски.
Сабина тихонько ахнула от удивления:
— Вы говорите по-английски!
— Немного. Не так хорошо, как вы по-французски.
— Это неправда. Вы говорите отлично.
— Благодарю. Ну вот, теперь вы говорите мне комплименты.
Сабина рассмеялась:
— Может быть, так будет лучше. Но я еще не поблагодарила вас за то, что вы вернули мою брошку.
— Я же сказал, что был рад любому предлогу. Не тс чтобы он мне был очень нужен. Я в любом случае пришел бы повидать вас.
Сабина бросила быстрый взгляд через плечо. Спрятанную за деревьями и изгородью из фуксий виллу почти не было видно. Цыганский король внимательно следил за ней.
— Вы стыдитесь того, что разговариваете со мной?
Нет, что вы, нет! — воскликнула Сабина с негодованием. — Не стыжусь, как можно? Просто моей хозяйке может показаться странным и, возможно, неподобающим, что я брожу ночью по саду. Вы знаете не хуже моего, что, если меня увидят разговаривающей с мужчиной… с любым мужчиной, это… будет… неправильно истолковано.
— А вы всегда поступаете так, как надо?
Сабина улыбнулась, и на ее щеках появились очаровательные ямочки.
— Боюсь, не всегда. Из-за этого-то папа часто на меня и сердится. Например, однажды мы с сестрой Гарриет тайком отправились в цирк, который приехал в соседнюю деревню. Кто-то увидел нас и рассказал папе. Он был страшно разгневан и обижен, что мы совершили такой поступок, не спросив его разрешения.
Цыганский король улыбнулся:
— Вы в цирке видели цыган?
— О да, в цирке были цыгане, да и в нашей деревне их тоже много — но они совсем на вас непохожи.
— А чем они отличались?
— Ну, английские цыгане ходят в лохмотьях, и они бедны, и…
— И грязные?
— Э… да. Но прошу вас, не подумайте, будто я как-то сравниваю вас с ними. Вы — другие, совсем-совсем другие.
— Значит, вы снова говорите мне комплименты. Это так мило с вашей стороны. Но я уверен, стоит вам сказать живущим здесь людям, что в ту ночь вам помогли цыгане, у них тут же найдутся упреки и обвинения в адрес моего народа. Сабина смутилась:
— Это были в основном англичане, так что они судили о вас по своим меркам. А это не всегда верно.
Это великодушно с вашей стороны, но вы скоро обнаружите, что и французы не очень-то нас жалуют. В Венгрии все иначе. Нас везде принимают. В моей стране цыгане занимают особое место. Они могут, если захотят, овладеть любой профессией и достичь любых общественных высот.
— А их музыка прекрасна, как мне говорили, — подхватила Сабина. — Но какая же я глупая — я это и сама знаю! Я слышала, как играли ваши люди вчера ночью — а сегодня я слышала, как играли вы!
— Благодарю еще раз, — сказал цыган. — Если бы вы знали, как мне приятно слышать вас, ведь так часто нам приписывают лишь всевозможные пороки, злобу и брань.
— Возможно, это происходит оттого, что люди вас попросту боятся? — предположила Сабина.
— Боятся?
— Да. Вы кажетесь такими свободными и счастливыми. Вы идете туда, куда хотите, и вы не обременены ни собственностью, ни ограничениями, навязанными обществом. Кроме того, они считают, будто вы владеете приемами колдовства.
Цыган улыбнулся:
— Хотите, я прочитаю ваше будущее?
— Нет, — поспешно сказала Сабина. — Я не хочу знать свое будущее. Настоящее так… прекрасно.
— Вам нравится в Монте-Карло?
— Это просто чудесно! Я не могу вам передать, как сегодня все было увлекательно.
— Вы выглядите счастливой, — тихо сказал он.
— А я и счастлива, — ответила Сабина. — Кто же может быть несчастлив в таком прекрасном месте? А се го дня вечером все были так добры ко мне. Я и забыла о своей робости, не волновалась о том, что сделаю что-нибудь не так. — Она тихонько вздохнула. — Я думаю, это благодаря моему платью.
— Вашему платью? — переспросил цыган. Сабина кивнула:
— Видите ли, у меня никогда еще не было такого прекрасного платья. О, вы не понимаете, но я знаю, это не вокруг меня суетились люди, не мне говорили комплименты, а… моему платью.
— Возможно, я не очень хорошо вас понимаю, — сказал цыган. — Будьте добры, объясните мне.
Сабина всплеснула руками:
— Мне не следует говорить о себе. Это не может быть вам интересно.
— Наоборот, это мне очень интересно. Вы должны все объяснить мне, иначе я умру от любопытства.
— Хорошо, это было так, — начала Сабина. — Когда я приехала в Лондон вскоре после того, как мне исполнилось семнадцать, я гостила у моей тетушки. Она представила меня ко двору и отвела на несколько балов, и я думала, что все будет просто замечательно, как сегодня вечером, но… я ошиблась. — Сабина горестно вздохнула и задумалась. — Моя одежда причинила маме столько беспокойств. Видите ли, мы не могли себе позволить купить роскошные наряды. Но деревенская портниха, которая всегда чинит наши вещи, приходила к нам каждый день в течение трех недель, и платья, что она сшила мне, выглядели очень модными и даже шикарными, когда мы примеряли их дома. Но когда я приехала в Лондон, я поняла, насколько они безнадежно безвкусны. Девушки смеялись надо мной, а мужчины… ну… они не приглашали меня танцевать.
Сабина не имела представления, что в эти мгновения в ее голосе звучало неподдельное страдание, не знала, что ее слова раскрывали всю ту боль, которую ей довелось тогда пережить. Но от него укрылось все же, что ее обида была намного глубже, и причина ее крылась отнюдь не в отсутствии партнеров по танцам.
Перед ее отъездом в Лондон мать отвела ее в сторонку и сказала:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32