Да, мам, большой дым, от этой копоти у мисс Питти совсем пропали ее шелковые занавески. Это все от прокатных и литейных цехов. А уж шуму-то от них по ночам – мочи нет! Никому спать не дают! Нет, мэм, смотреть – смотрите, а останавливаться я не могу. Пообещал мисс Питти привезти вас прямехонько домой… Мисс Скарлетт, поклонитесь-ка. Это мисс Мерриуэзер и мисс Элсинг здороваются с вами.
Скарлетт смутно припомнила двух вышеназванных дам: они приезжали на ее свадьбу из Атланты… Кажется, это закадычные подруги мисс Питтипэт. Она поспешно обернулась в ту сторону, куда указывал кнут дядюшки Питера, н поклонилась. Дамы сидели а коляске перед мануфактурным магазином. Хозяин и два приказчика стояли перед ними на тротуаре, держа в руках рулоны хлопчатобумажных тканей. Миссис Мерриуэзер была высокая тучная дама, так исступленно затянутая в корсет, что, казалось, ее бюст, выпирая из корсажа, устремляется вперед, словно нос корабля. Ее черные с проседью волосы обрамляла бахрома безупречно каштановых искусственных локонов, упорно не желавших гармонировать с природным цветом волос, а круглое румяное лицо было хоть и добродушным, но и властным. Миссис Элсинг, худощавая, хрупкая, со следами былой красоты и годами несколько моложе своей спутницы, сохраняла остатки увядающей свежести и горделивую осанку покорительницы сердец.
Обе эти дамы, вкупе с третьей – миссис Уайтинг, были столпами светского общества Атланты. Они безраздельно управляли тремя церквами в своих приходах – их клиром, певчими и прихожанами. Они устраивали благотворительные базары, председательствовали в швейных кружках, руководили устройством балов и пикников. Им было точно известно, кто составил удачную партию и кто – нет, кто предается тайному пьянству, кто должен родить и когда. Они были непререкаемыми знатоками всех родословных, если речь шла о лицах, имевших какой-то вес в Джорджии, Южной Каролине и Виргинии, а все прочие в расчет не принимали, ибо, по твердому убеждению этих дам, всякий, кто был хоть кем-то, не мог быть выходцем ни из какого другого штата, кроме вышеупомянутых трех. Они точно знали, что прилично и что нет, и никогда не упускали случая заявить об этом во всеуслышание: миссис Мерриуэзер – громко и внятно, миссис Элсинг – изыскаяно-певучим замирающим голоском, миссис Уайтинг – трагическим шепотом, дающим представление о том, как ей тяжело говорить о подобных вещах. Все три дамы ненавидели друг друга и друг другу не доверяли с не меньшей искренностью и острой неприязнью, первый римский триумвират, и это, по-видимому, и служило основой их, нерасторжимого союза.
– Я сказала Питти, что вы непременно должны быть в моем госпитале, – крикнула миссис Мерриуазер, сияя улыбкой. – Не вздумайте что-нибудь пообещать миссис Мид или миссис Уайтинг!
– Ни за что, – отвечала Скарлетт, не имея ни малейшего представления о том, что подразумевает под этим миссис Мерриуэзер, но чувствуя, как у нее потеплело на сердце, оттого что ее так радушно приветствуют и она кому-то нужна. – Я надеюсь, мы скоро увидимся.
Коляска потащилась дальше, но тут же стала, давая дорогу двум дамам, пробиравшимся через улицу, прыгая с камня на камень, с полными бинтов корзинами в руках. В эту минуту внимание Скарлетт привлекла к себе чья-то яркая, необычно яркая для улицы одежда: на тротуаре, завернувшись в пеструю кашемировую шаль с бахромою до пят, стояла высокая красивая женщина с нагловатым лицом и копной ненатурально рыжих волос. Скарлетт еще никогда не видела женщины, которая бы так явно «что-то делала со своими волосами», и она уставилась на нее как зачарованная.
– Дядюшка Питер, кто это? – шепотом спросила она.
– Не знаю.
– Знаешь, знаешь. Я же вижу, что знаешь. Кто она?
– Ее зовут Красотка Уотлинг, – сказал дядюшка Питер, презрительно оттопырив нижнюю губу.
Скарлетт не преминула отметить про себя, что он не прибавил к имени ни «мисс», ни «миссис».
– А кто она такая?
– Мисс Скарлетт, – угрюмо произнес дядюшка Питер и вытянул кнутом никак этого не ожидавшую лошадь, – мисс Питти совсем будет не по нраву, что вы все спрашиваете про то, о чем вам вовсе не надобно спрашивать. Теперь » этом городе столько всякого непотребного народу, что о нем и говорить-то негоже.
«Боже милостивый! – подумала Скарлетт, сразу прикусив язык. – Должно быть, это падшая женщина!» Еще ни разу в жизни не доводилось ей видеть женщин такого сорта, и она чуть не свернула себе шею, разглядывая эту особу, пока та не затерялась в толпе.
Лавки и новые, возникшие за войну здания стали теперь попадаться все реже и реже, а между ними лежали пустыри. Наконец деловая часть города осталась позади и вдали показались жилые кварталы. Скарлетт мгновенно узнавала их, как старых друзей: вот солидный, величественный дом Лейденов; вот белые колонны и зеленые жалюзи Боннеллов; вот красный кирпичный, насупившийся за невысокой дощатой оградой дом в георгианском стиле – это особняк Маклюров. Теперь они продвигались вперед еще медленнее, так как со всех крылечек, из всех палисадников, со всех дорожек к ней неслись приветствия. Кое-кого из хозяек этих домов Скарлетт немного знала, других припоминала очень смутно, но большей же части они были ей незнакомы. Тетя Питтипэт явно оповестила всех о ее приезде. Малютку Уэйда приходилось время от времени приподымать повыше, чтобы те дамы, которые рискнули, несмотря на грязь, приблизиться к коляске, могли громко выразить свое восхищение. И все они утверждали, что Скарлетт должна присоединиться именно к их вязальным и швейным кружкам и госпитальным комитетам и ни к каким другим, а она беспечно раздавала обещания направо и налево.
Когда коляска проезжала мимо покосившегося тесового домика, выкрашенного в зеленую краску, маленькая негритянка, стоявшая на крылечке, крикнула:
– Эй, она приехала! – И доктор Мид со своей супругой и тринадцатилетним Филом появились из дома, чтобы ее приветствовать. Скарлетт припомнила, что они тоже были у нее на свадьбе. Миссис Мид взобралась на камень, возле которого приезжавшие останавливали лошадей, чтобы удобнее было сойти, и, вытянув шею, разглядывала ребенка, а доктор Мид прошлепал по грязи к самой коляске. Это был высокий, худой мужчина с остроконечной седоватой бородкой. Одежда болталась на его тощей фигуре, словно наброшенная на плечи только что пронесшимся ураганом. Он был кладезем мудрости в глазах всей Атланты и ее надежным оплотом, и потому нет ничего удивительного, если такого же мнения о себе отчасти придерживался и сам. Но, невзирая на его напыщенные манеры и привычку изрекать свое суждения тоном оракула, доктор был добрейшей душою в городе.
Поздоровавшись со Скарлетт, ткнув Уэйда пальцем в живот и похвалив его, доктор тут же заявил, что тетушка Питтипэт дала клятвенное обещание: Скарлетт будет скатывать бинты и работать в госпитале, в комитете у миссис Мид, я только у миссис Мид.
– О господи, что же мне делать! Я уже надавала обещаний нескольким десяткам дам! – воскликнула Скарлетт.
– В том числе, конечно, и миссис Мерриуэзер! – возмущенно вскричала миссис Мид. – Чтоб ей пусто было! Она, должно быть, днюет и ночует на вокзале!
– Я пообещала, потому что не имела представления, о чем она говорит, – призналась Скарлетт. – А что, кстати, это за комитеты?
Доктор и его супруга были, казалось, слегка шокированы проявленным Скарлетт невежеством.
– Ну, понятно, вы ведь были погребены у себя на плантации, откуда же вам знать, – поспешила найти для нее извинение миссис Мид. – У нас созданы комитеты сестер милосердия для обслуживания разных госпиталей по разным дням. Мы ухаживаем за ранеными, помогаем докторам, готовим перевязочный материал и одежду, а когда раневые поправляются настолько, что могут покинуть госпиталь, мы берем их к себе домой до полного выздоровления, после чего они возвращаются в армию. И мы заботимся о семьях раненых, поскольку некоторые из них терпят просто ужасную нужду. Наш комитет создан при том госпитале, где работает доктор Мид, и все в один голос утверждают, что доктор поистине творят чудеса…
– Хватит, хватит, миссис Мид, – ласково прервал ее супруг. – Нечего меня перед всеми расхваливать. Вы вот не пустили меня на фронт» а то, что я здесь делаю, это все пустяки.
– Не пустила? – возмущенно вскричала супруга, – Я не пустила? Это же город вас не отпустил, и вы это прекрасно знаете. Понимаете, Скарлетт; когда людям стало известно, что он намерен отбыть в Виргинию в качестве военного врача, все дамы в городе подписали петицию, умоляя его остаться здесь. Само собой понятно, что город не может обойтись без него.
– Ну будет, будет, миссис Мид, – повторил доктор, явно польщенный ее похвалами. – Что ж, пожалуй, хватит пока и одного сына на фронте.
– А на будущий год пойду на войну я! – воскликнул Фил, подпрыгивая на месте от волнения. – Барабанщиком!. Я уже учусь бить в барабан. Хотите послушать? Сейчас побегу, принесу барабан!
– Нет, не сейчас, – сказала миссис Мид и притянула к себе. Глубокое душевное волнение отразилось на ее лице. – Не на будущий год, дорогой. Еще через годик, может быть.
– Но война же тогда кончится! – обиженно закричал Фил, выскальзывая из материнских объятий, – А ты обещала!
Взгляды родителей встретились, и Скарлетт прочла все в их глазах. Дарси Мид сражался в Виргинии, и трепетная любовь родителей была устремлена на младшего, остававшегося с ними сына.
Дядюшка Питер откашлялся.
– Мисс Питти была страх в каком волнении, когда я уезжал. Надо ехать домой, она и так уж небось лежит в обмороке.
– До свидания! Я наведаюсь к вам после обеда! – крикнула миссис Мид. – И передайте от меня Питти: если она не отдаст вас в мой комитет, ей еще не раз прядется падать в обморок.
Коляска, раскачиваясь ив стороны, в сторону в скользких глинистых колеях, потащилась дальше, а Скарлетт, улыбаясь, откинулась на подушки. Впервые за много месяцев у нее посветлело на душе. Атланта с ее шумной уличной толпой, с ее неистовостью, спешкой, подспудным напряжением возбуждала в ней приятное волнение – она была ей куда милее пустынной плантации в окрестностях Чарльстона, где ночное безмолвие нарушали лишь крика аллигаторов, милее и самого Чарльстона, дремлющего в тени своих садов за высокими оградами, милее Саванны с ее широкими, обсаженными пальмами улицами и мутной рекой. И – пока что; быть может, милее даже Тары, дорогой ее сердцу Тары.
Этот город с узкими грязными улочками, раскинувшиеся среди пологих краевых холмов, чем-то таинственно влек ее к себе; в нем крылась какая-то глубокая первозданная сила, находившая отклик в ее душе, где под тонкой оболочкой привитых усилиями Мамушки и Эллин понятий оставалось живо то, что было сродни этой силе. Здесь она внезапно почувствовала себя в своей стихии – здесь, а не среди спокойного величия старых городов, распластавшихся на равнине у желтых рек.
Теперь дома отстояли друг от друга все дальше и дальше, и вот, высунувшись из коляски, Скарлетт увидела красные кирпичные стены и шиферную крышу дома мисс Питтипэт. Дом стоял на отшибе, на северной окраине города. За ним Персиковая улица, сужаясь, превращалась в тропу, вьющуюся между высоченными деревьями, и скрывалась из глаз в тихой чаще леса. Аккуратная деревянная ограда сияла свежей белой краской, а цветник перед входом золотился желтыми звездочками последних в этом сезоне жонкилей. На крыльце стояли две женщины в черных платьях, а позади них огромная мулатка, скрестив под передником руки, расплывалась широченной белозубой улыбкой. Толстушка мисс Питтипэт переминалась от волнения на своих маленьких ножках, прижав руку к пышной груди, дабы унять биение растревоженного сердца. Скарлетт поглядела на стоявшую рядом с ней Мелани и с мгновенно вспыхнувшим чувством неприязни поняла: вот она – ложка дегтя в бочке меда Атланты: эта хрупкая фигурка в траурном платье, с гривой непокорных темных кудрей, безжалостно стянутых в степенный тугой узел, с радостной приветливой улыбкой на нежном широкоскулом личике с острым подбородком.
Когда кому-нибудь из южан припадала охота собрать пожитки и, отправиться за двадцать миль проведать родных или друзей, визит этот редко продолжался менее четырех-пяти недель, а иной раз затягивался и дольше. Южане с равным энтузиазмом ездили в гости и принимали гостей у себя, и не было ничего из ряда вон выходящего, если, заглянув на рождество, родственники задерживались до июля. Нередко случалось также, что и новобрачные, заехав с обычным визитом, заживались, у радушных хозяев до появления на свет своего второго ребенка. И столь же часто бывало, что какой-нибудь престарелый дядюшка или тетушка, завернув в воскресенье отобедать, много лет спустя отправлялся из этого же дома на погост, так и не удосужившись убраться восвояси. Гости никого не утруждали, ибо дома были вместительны, в челяди недостатка не ощущалось, а прокормить несколько лишних ртов в этом краю изобилия не составляло труда. Во всех домах постоянно было полно гостей разного возраста я пола: приезжали с визитом новобрачные; приезжали молодые матери – похвалиться своим новорожденным; приезжали выздоравливающие – окрепнуть после болезни; приезжали удрученные горем молодые девушки, усланные родителями из дома, дабы уберечь их от нежелательного брака, и молодые девушки, достигшие критического возраста и еще не обручившиеся и отправленные к родственникам в надежде, что с их помощью и на новом месте удастся поймать подходящего жениха. Гости вносили разнообразие, оживляли неспешное течение жизни Юга, и им всегда оказывали радушный прием.
Так и Скарлетт приехала в Атланту, не имея ни малейшего представления о том, как долго она здесь пробудет. Если ей покажется тут так же скучно, как в Саванне и Чарльстоне, она возвратится домой через месяц. Если понравится, она будет тут жить, сколько наживется. Однако не успела она приехать, как Тетушка Питти и Мелани повели на нее атаку, стараясь убедить ее обосноваться у них навечно.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28