Тут же я услышал звук пролетавшего низко самолета и заметил, что книги на полке запылились. А женщина на экране продолжала говорить, но ощущение необычности и невероятности уже исчезло. Некоторое время я еще продолжал смотреть на экран, но уже без прежнего интереса. А потом вообще переключил на другой канал.
Сейчас со мной происходило то же самое. Я чувствовал жесткость сиденья, вибрацию руля в руках, слышал ровный звук работающего двигателя «форда», краем глаза смотрел на ерзающего рядом Фрэнка и проносящиеся мимо огни. Все вокруг было осязаемым и реальным. А остальное отошло на второй план. И моя способность чувствовать мысли Фрэнка и Элизабет казалась не более чем фантазией, игрой не в меру развитого воображения.
Через двадцать минут мы остановились у бара на Ридондо-Бич, удобно расположились за столиком и заказали пиво. Фрэнк залпом осушил три больших стакана, после чего принялся за четвертый, но уже медленнее. Он вытер запотевшее дно стакана о покрывавшую столик скатерть и теперь тупо таращился на мокрое пятно.
— Зачем? — вздохнул он.
— Зачем — что?
— Все! Семья, дети и все, что с ними связано... — Он с шумом выдохнул воздух и неожиданно спросил: — Ты действительно хочешь ребенка?
— Разумеется.
— Он у тебя будет, — фыркнул Фрэнк и отхлебнул глоток пива.
— Насколько я понял, ты ребенка не хочешь? — спросил я.
— Ты правильно понимаешь, старина, — буркнул он. — Иногда мне хочется так врезать по ее проклятому животу, чтобы выбить... — Он с силой стиснул в руке стакан, как будто душил ненавистного противника. Стакан оказался достаточно крепким и устоял. Фрэнк со злостью покосился на него и продолжил: — Скажи, ну зачем мне ребенок? Что, черт возьми, я буду с ним делать?
— Что ты, Фрэнк, они такие забавные!
— Конечно, — скривился он, — милые и забавные. Жизнь вообще забавна, когда так мало денег в банке и еще меньше уверенности в завтрашнем дне.
— Они же не едят деньги, — засмеялся я, — только немножко каши и молока.
— Они питаются деньгами, — убежденно заявил Фрэнк, — так же как жены, дома, мебель и чертовы занавески. Все они жрут деньги.
— Старик, ты рассуждаешь как старый холостяк.
— Старый муж, — фыркнул Фрэнк. — Ты даже не представляешь, старина, как бы мне хотелось остаться холостяком. Чертовски хорошее было время.
— Неплохое, — согласился я, — но я бы выбрал то, что имею сейчас.
— А я нет. — Фрэнк задумчиво вертел в руке стакан. — Даже когда она была нормальной, ее приходилось всякий раз просить, а уж сейчас у нее в запасе чертова уйма причин, чтобы не пустить меня в свою постель. Кажется, я рассмеялся.
— Так вот что тебя тревожит! — В тот момент все мои телепатические способности куда-то подевались и я был просто удивлен.
— У нее сексуальности не больше, чем у бабочки, — упрямо продолжал Фрэнк, — даже когда она нормальная, а уж сейчас...
— Фрэнк, — сказал я, — уверяю тебя, беременность не является ненормальным состоянием.
— Черта с два, — немедленно отреагировал Фрэнк, ухмыляясь, — телом-то пользоваться нельзя. Ну ничего, я своего не упущу. Есть у меня одно маленькое рыжеволосое дельце на заводе.
Честно сказать, я удивился.
— Старушка Лиззи в курсе дела, она все знает, — хмыкнул Фрэнк, — а чего еще она могла ждать? Мужчина без этого не может. Ему это необходимо. А мне это нужно даже больше, чем другим.
Он еще долго рассказывал мне о своем «дельце». Я узнал, что у нее ярко-рыжие волосы, миниатюрная фигурка, потрясающая грудь, она носит облегающие свитера и умопомрачительные слаксы. Она ежедневно приносит в бухгалтерию бумаги и забирает их оттуда.
— Кажется, я не наелся за ужином, — вдруг ни с того ни с сего заметил Фрэнк, растерянно моргая.
Глава 8
— Я не переношу его! — воскликнула Энн, когда мы уже собирались ложиться спать. — Он отвратителен! Он доведет бедную Лиз до нервного срыва!
Я стянул второй носок и аккуратно положил его в туфлю.
— Ты, пожалуй, права.
— Она просто очень хочет ребенка. — Голос Энн дрожал от возмущения. — А с его слов можно подумать, что она желает луну с неба! Она ничего у него не просит, понимаешь, вообще ничего! Он ей ничем не помогает, живет в свое удовольствие. Он попрекает ее каждым потраченным центом, хотя она очень экономная хозяйка. Он без конца орет и оскорбляет ее. Представь, он даже бьет ее! Я своими глазами видела синяки! А она молчит. Она хочет ребенка. После семи лет замужества это ее единственное желание. А он...
— Может быть, она сама виновата? — заметил я. — Слишком много ему позволяет?
— А что она может сделать? — Энн расположилась перед зеркалом и взяла в руки расческу.
— Пусть оставит его.
— И куда она пойдет? — Энн начала злыми, резкими движениями расчесывать волосы. — У нее никого на свете не осталось. Ее родители умерли девять лет назад. Если мы с тобой когда-нибудь расстанемся, я смогу вернуться домой к маме с папой, по крайней мере на какое-то время. А ей некуда идти. Ее дом здесь, а эта свинья превращает его в ад.
— Понятно, — вздохнул я и лег в постель. — Интересно, она действительно знает, что он завел интрижку на заводе с...
Еще не высказав эту мысль до конца, я уже знал, каким будет ответ.
— Что он сделал? — очень медленно переспросила Энн.
Несколько секунд мы молча глядели друг на друга.
— Вот это здорово, — наконец выдохнула Энн. Преувеличенное спокойствие в ее голосе не могло меня обмануть. Именно так разговаривают женщины, когда их ярость достигает наивысшей точки.
Ситуация показалась мне забавной.
— Значит, она ничего не знает, — улыбнулся я, — а Фрэнк сказал, что жена в курсе событий. Тебе не кажется, что это похоже на мыльную оперу? С одной стороны, мы имеем жену, которая поедом ест мужа, а с другой — мужа-работягу, но гуляку и бабника. — Я укрылся прохладной простыней. — На твоем месте я бы ей ничего не говорил.
— Сказать ей? — удивилась Энн. — Что ты, я никогда бы не осмелилась. Такое известие ее убьет. — Энн зябко поежилась. — Ни за что на свете! Я даже боюсь подумать, что с ней будет, если она случайно узнает.
— Значит, она не узнает, — подвел я таким образом итог дискуссии о чужих проблемах.
Мы лежали молча. Я таращился на потолок, гадая, как пройдет ночь и явится ли ко мне снова женщина в черном. А мои мысли, словно отделившись от меня, робко и неуверенно бродили по дому, несмело заглядывая в каждый уголок, готовые пугливо отскочить и спрятаться при малейшем прикосновении к неведомому.
Но все было нормально. Я даже предположил, что способности, которыми наградил меня Фил, постепенно исчезают, осталось совсем немного, и я стану таким же, как раньше. Честно говоря, я почувствовал себя разочарованным и обманутым. Я даже попытался оживить в памяти испытанные мною ощущения, но ничего не получилось.
Несколько минут спустя Энн погасила свет.
— Как ты думаешь, тебе снова приснится этот сон? — тихо спросила она.
— Не знаю. Мне кажется, что нет.
— Думаешь... все прошло?
— Возможно.
— Милый, — Энн говорила напряженно, с трудом подбирая слова, — я хотела извиниться. Вчера ночью я позволила себе лишнее...
— Тебе не в чем себя винить, дорогая. И давай больше не будем об этом.
Обменявшись нежными поцелуями, мы пожелали друг другу доброй ночи и затихли. Часы на тумбочке у кровати показывали половину двенадцатого.
— Нет!
Меня подбросило на постели. Женщина в черном ждала меня в гостиной. Это знание тончайшим лезвием вонзилось в мой мозг. Широко открыв глаза, я не мог отвести взгляд от двери.
Энн тоже проснулась. Сдерживая дыхание, она лежала неподвижно, прислушиваясь.
— Опять? — спросила она чуть дрогнувшим голосом.
— Д-да.
— О нет! — Теперь ее голос звучал громко, пожалуй, даже сердито.
В спальне было тихо. Ночное спокойствие нарушало только мое громкое хриплое дыхание.
— Что ты намерен делать?
— А что я могу?
— Встань и посмотри, — зло выдохнула она.
— Милая, ты о чем?
— Ты отлично знаешь о чем, — всхлипнула она. — Вставай и иди туда.
Я прилагал отчаянные усилия, но все же не мог сдержать дрожь. И чувствовал себя совершенно беспомощным. Перед глазами стояла она, бледная, растрепанная, молящая о чем-то, зовущая меня.
— Хорошо, — сказал я, адресуясь не зная кому — Энн или женщине в черном, решительно отбросил простыни и спустил босые ноги на ковер, собираясь встать.
— Подожди, я пойду с тобой.
— Ты останешься. — Трясущейся рукой я вытер пот со лба. Я знал, что она должна остаться. — Хорошо, — с удивлением услышал я тут же свой собственный голос, — пошли.
Тихо прошелестела ночная сорочка, и я увидел темный силуэт Энн на фоне окна. Стиснув зубы, чтобы не заорать от ужаса, я сжал ее руку, и мы двинулись к двери.
Вряд ли было возможно идти медленнее. Мы шли, словно на наших ногах висели свинцовые гири, будто мы были мраморными статуями, ожившими только наполовину. Но, несмотря ни на что, спустя некоторое время мы все-таки приблизились к двери. Я слышал гулкий стук своего сердца. Руки ходили ходуном. Энн тоже дрожала. Но в таком состоянии я не смог бы ее успокоить. Меня бы кто успокоил!
Мы вышли в холл и, не сговариваясь, остановились. Нас и темную гостиную, в которой ожидало необъяснимое, разделяла только дверь.
У себя в комнате беспокойно заворочался Ричард. Тревога за сына отвлекла нас и немного ослабила напряжение. И Энн сказала уже почти спокойно:
— Открывай.
И я решился. До боли стиснув ладонь жены, я резко распахнул дверь. В ожидании самого страшного мы замерли на пороге. Но ничего особенного не произошло. Наоборот. Неведомое, сгустившееся вокруг нас, внезапно исчезло. Я почувствовал, как утихает пульсирующая боль в висках, прекращают судорожно дергаться мышцы живота. Мы медленно вошли в гостиную. Она была пуста.
Энн в изнеможении прислонилась к стене.
— Ты подонок, чертов подонок, — простонала она, только в ее голосе не было злости. В нем слышалось огромное облегчение и откровенное торжество.
— Милая... — Я еще раз посмотрел по сторонам. Ничего! Никого... — Я был уверен, что она здесь.
— Конечно, дорогой, конечно. — Она похлопала меня по плечу и сладко зевнула. — Может быть, мы, наконец, пойдем спать?
— Иди, я сейчас.
Еще несколько минут я молча стоял в пустой гостиной, бесцельно глазея на место, где, я знал, еще недавно стояла она, потом ссутулился и медленно побрел в спальню. Устроившись рядом с Энн, я не стал ей рассказывать о порыве ледяного ветра, который едва не сбил меня с ног, когда я выходил из гостиной.
Глава 9
— Теперь у нас есть няня, — радостно сообщила Энн, когда я вернулся с работы в четверг, — сегодня вечером мы свободны.
Я снял с плеча сына, который, судя по всему, был вполне доволен жизнью.
— Я очень рад. Куда пойдем?
— А уж как я рада, — усмехнулась Энн. — Последнее время я чувствую себя старой заезженной клячей.
— А как себя чувствует малыш? — Я нежно погладил живот жены, увеличивающийся с каждым днем.
— Значительно лучше, благодарю вас, мистер Медиум.
— Еще раз назовешь меня так, стукну прямо по этому огромному животу!
Шутка получилась неудачной. Я не мог рассказать жене о нудной, изматывающей головной боли, целый день не дававшей мне покоя, о неприятных ощущениях в животе, о том, что я чувствовал себя больным и совершенно измученным.
Она была так весела и беззаботна, так радовалась предстоящему отдыху, что у меня язык не повернулся огорчить ее. И, кроме того, я не был ни в чем уверен. Как всегда, то, что меня посетило, было зыбким, неопределенным, непонятным. Чувства... ощущения... и никаких достоверных фактов.
Умывшись перед ужином, я поинтересовался:
— А кто няня?
— Девочка, которую порекомендовала Элси. Мы уже договорились. Правда, берет она пятьдесят центов в час.
— Ты уверена, что ей можно доверять?
— Если помнишь, Элси заверила нас, что девочка совершенно надежна. Это я помнил.
Я отправился за нашей новой няней около восьми. Она жила примерно в четырех милях от нашего дома. Далековато, конечно, но мы так долго ее искали, что я решил не быть слишком привередливым.
Энн очень нужно было иметь возможность немного развеяться.
Я затормозил перед домом няни и уже собрался выйти из машины, но в это время на крыльце появилась девушка. Она имела довольно внушительную, по моим понятиям, комплекцию, и надетые на ней обтягивающие джинсы отнюдь не скрывали ее формы. На ней был коричневый кожаный пиджак, в темных волосах виднелась узкая желтая лента, напоминающая полоску масла, круглое лицо отнюдь не украшали очки в толстой оправе.
— Привет, — улыбнулся я, — меня зовут Том Уоллис. А тебя?
— Здравствуйте, — еле слышно прошептала она, глядя куда-то в сторону.
Я отпустил ручной тормоз и, убедившись, что дорога пуста, резко развернулся и поехал обратно. Не дождавшись ответа, я повторил:
— Как тебя зовут? Если не ошибаюсь, Дороти?
— Да. — Она говорила так тихо, что я скорее угадал, чем услышал, ее ответ.
Проехав несколько кварталов, я искоса взглянул на нее. Она выглядела очень хмурой и недовольной. Кажется, именно в этот момент меня кольнуло смутное недоброе предчувствие. И в душе появился непонятный дискомфорт. Мне что-то определенно не нравилось, но я не мог понять, что именно.
— Как твоя фамилия? — не отставал я.
— Мюллер.
Я свернул на проспект и набрал скорость.
— Ты долго сидела с девочкой Элси?
— Нет.
Болтливость явно не была ее отличительной чертой. Это, конечно, хорошо, но... что-то с ней было не так. Я кашлянул и решил докопаться до истины.
— Скажи, а у тебя много свободного времени?
— Да.
— Я имею в виду, — заторопился я, — у тебя же школа, дом, еще всякие дела. Может быть, мама возражает против твоей работы?
— Нет.
В моем мозгу всплыло ощутимо и ясно: у нее нет матери. Не подумав как следует и не вполне осознавая, что говорю вслух, я спросил:
— Твоя мама умерла?
Она резко повернулась и изумленно уставилась на меня. Хотя при этом она не произнесла ни слова, я точно знал, что не ошибся. Я смущенно хмыкнул и отвел глаза.
— Мне Элси сказала, — сообщил я, отлично понимая, что Элси, скорее всего, никогда не интересовалась ее семьей.
— А-а.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21