- Я ничего не понимаю.
Он попытался улыбнуться, но у него ничего не получилось, и он, догадываясь, что окружавшие его люди, недовольные этой фразой, сейчас набросятся на него, поспешил предупредить их и исправить положение.
- Я очень устал.
Но и этого было недостаточно, слишком мало, чтобы удовлетворить всех. Их ненасытные глаза требовали: "Еще, еще". Казалось, что сейчас луна выглянет из облаков, и они начнут превращаться в зверей, клацать огромными клыками, рты их и так уже переполнились слюной, одежды порвутся, а из обрывков появятся волосатые когтистые лапы.
- Что вы чувствовали, находясь в плену?
- Усталость.
К нему тянулись руки, но теперь микрофоны в них трансформировались в причудливые орудия пыток. Его слова могли стать эквивалентом "оставьте меня в покое", облаченные в более мягкую форму, потому что он еще не мог кричать на этих людей, зная, что вскоре вновь окажется среди них и, если сейчас нагрубит им и поссорится, то они не примут его обратно в стаю. Они не понимали его. Они хотели его крови.
Он понял, что умрет здесь. Ему не сделать уже ни одного шага. На плечи навалилась такая тяжесть, словно он оказался на дне океана, а воздух превратился в сжатую чудовищным давлением жидкость. На лбу выступила испарина, то ли снежинки растаяли, то ли стало слишком жарко от горячего света ламп, установленных на камерах. Ноги его начали подгибаться. Он едва не упал в обморок, как слишком впечатлительная девушка, но кто-то подхватил его под руки. У него не было сил, чтобы слегка повернуть голову в сторону и посмотреть, кто же его спасает. Может, наоборот, его в очередной раз похищают и не отпустят, пока он не выложит все, что знал, но и этого окажется недостаточно и тогда ему придется выдумать часть истории. Но он устал сопротивляться, обмяк, стал куклой, набитой ватой и опилками. Ноги его продолжали делать нетвердые шаги. Они уже не держали тело без чужой помощи, но хоть не волочились, точно парализованные.
Процесс регулировал какой-то человек, одетый в черное драповое пальто - такое длинное, что оно едва не касалось асфальта, и если бы он немного присел, решив завязать шнурки, то полы пальто подмели бы все вокруг, но на них не было ни капли грязи, а это означало, что человек ни разу не нагибался, к тому же ботинки он носил не на шнуровке, а на молнии. Репортер вспомнил, что это офицер спецслужб. Его представляли, но он не помнил его имени. Офицер, размахивая руками, точно в них был зажат невидимый меч, продвигался вперед, прорубая дорогу в толпе, расступавшейся перед ним. Она съеживалась, как пластмасса, которую поднесли к огню, и он прожег в ней дырку. Человек что-то говорил, но репортер так и не научился разбирать слов и лишь видел, что изо рта клубами валит пар, совсем как из носика чайника, в котором закипела вода.
Репортера несло течением прямо в открывшиеся перед ним двери аэропорта, потом пронесло через все здание. Расставь он руки в стороны, попробуй зацепиться за стойки, витрины, одежды, - пальцы соскользнули бы с пластика, металла, ткани. Мелькали палатки с едой, с сувенирами, дисками, удивление на лицах незнакомых людей. Диктор что-то объявлял о прибывших и задержавшихся рейсах. Людей больше интересовала эта информация, а не репортер. Он проносился так быстро, что его не успевали узнать. Невидимые привратники отворили перед ним еще одни стеклянные двери. Кто-то шел следом за ним. Двери так и остались открытыми, точно их заклинило. Вряд ли эта стая неслась за ним по пятам. Ее оттеснили. Она осталась позади, чуть задержавшись, и только сейчас бросилась по следу, но уже не могла нагнать его.
Нырнув в открытую дверь черного, как воронье крыло, автомобиля, очутившись в тесном салоне, потому что с двух сторон его прижимали люди, один уже был там, а другой, все тот же офицер спецслужб, теперь прикрывавший отход, втиснулся следом, быстро захлопнул за собой дверь, будто за ним кто-то гнался, и действительно почти тут же что-то ударилось в борт машины, но не сильно, Сергей почувствовал приступ клаустрофобии и удушья. Ему показалось, что крыша, от которой его макушку отделяло сантиметров пять, сейчас начнет опускаться, точно она была частью пресса, вдавит его в сиденье, сделает брикет и выбросит на помойку или, когда машина подпрыгнет вверх на кочке, он пробьет головой мягкий тонкий металл, обрежется об зазубренные края, застрянет, а ветер, как опытный палач, одним ударом снесет ему голову. Машина уже резво удалялась от аэропорта. Замелькали рекламные щиты.
В глазах все потемнело...
Несвежий спортивный костюм еще сохранил запахи тела, провалявшись полмесяца в шкафу скомканным. Его избороздили глубокие складки, как морщины на постаревшем теле, но утюг истребил бы их за несколько минут, вернув не один десяток лет, что, увы, не может сделать ни один из омолаживающих кремов, которые навязчиво рекламируются на телевидении. Запах почти выветрился, впитался в стены шкафа. Костюм мог считаться девственно чистым в сравнении с джинсами, которые Сергей, почти не снимая, носил две недели. Они засалились, пропитались грязью, сделались твердыми, как доспехи, наконечник стрелы сломается, ударившись о них, соскользнет, оставив только бороздку.
Переодевшись, побросав грязные вещи в ведро в ванной, он отыскал на кухне кофе и сахар, набрал воды в чайник, вскипятил ее. Он был сыт. Похитители, они же офицеры спецслужб, которым поручили сопровождать его и доставить домой, накормили его в машине вкусными бутербродами с колбасой и карбонатом и напоили чаем. Очень кстати, потому что в холодильнике с продуктами у него было не густо. Но лучше остаться голодным, чем идти сейчас в круглосуточный магазин. Кто-то гнался за ними по ночному городу, но они смогли оторваться от погони. Похоже, что на их машине стоял форсированный двигатель, а водитель прежде не раз выходил победителем в различных авторалли...
Они проводили его до подъезда, посмотрели, не ждет ли кто-то внутри. Если бы там притаилась влюбленная парочка, вышел бы конфуз. Они сопровождали бы его и до квартиры, а может, и того дальше. Все ограничилось только подъездом.
Телефон зазвонил так резко и неожиданно, что он чуть не выпустил из рук чашку с кофе, рука его сильно вздрогнула, горячая жидкость выплеснулась, обжигая пальцы, забрызгала спортивный костюм и пол. Взгляд метнулся к часам. После полуночи прошло уже пятнадцать минут. Наверное, это звонит кто-то из знакомых, которому хорошо известно, что он часто засиживается допоздна.
Разговаривать ни с кем желания не было. Поначалу Сергей не хотел поднимать трубку, полагая, что она вскоре успокоится. Но звонивший был настойчив до безобразия. Сергей поймал себя на том, что считает гудки, причем, пропустив первые из них, он уже добрался до десяти.
Он настроился выслушивать сочувственный монолог, состроив соответствующее выражение на лице, словно говорящий мог увидеть его и от этого постарается побыстрее закончить свою речь.
- Эй, я знаю, козел, Люська к тебе пошла. Скажи этой падле, чтобы домой не возвращалась. Понял?
У репортера язык точно прирос к небу, он не мог сказать ни одного слова.
- Ты чего молчишь? Испугался, что ли? Козел. Ладно, Люську позови, - в голосе появилась снисходительность, точно говорящий делал какое-то одолжение. Наверное, он сидел развалившись в кресле, потягивал пиво или что-то более крепкое, потому что язык у него работал плохо и произносил правильно не все звуки.
- Дорогуша, - наконец вымолвил репортер, - ты ошибся номером.
- Стой, врешь. Я говорю, Люську позови.
Теперь в голосе появился испуг, боязнь, что связь сейчас действительно прервется, а заново ее не восстановить, сколько не нажимай кнопки телефона, не крути его диск и не ори в трубку, ответа не услышишь, и только гудки, частые или нет, будут раздражать барабанную перепонку. Репортер уж не разбирал слов, он оторвал трубку от уха, положил ее на подставку, а потом посмотрел в окно. Ему стало очень легко и так весело, что он чуть не рассмеялся, но сдержал смех, готовый уже сорваться с его губ. Смешно будет, если их опять неправильно соединят. У того незнакомца, который ищет Люську, рассеются все зародившиеся было сомнения, когда он вновь услышит голос репортера. Он будет уверен, что телефонная станция работает великолепно. Зря он последние минуты ругался на нее, доводя сотрудников до икоты. Пива у него припасено много, под столом уже валяется несколько пустых бутылок и еще больше стоят перед ним на столе, запотевшие, капельки влаги стекают по стеклу. Ему скучно пить пиво одному, вот он от нечего делать и названивает, нарываясь на скандал, - все развлечение какое-то и встряска мозгов, после которой и спать, наверное, полегче.
Репортер представил себе этого человека, одетого в майку, на которой высохшие пятна от пролитого пива, в тренировочные штаны, вздувшиеся пузырями на коленках, точно это волдыри после ожогов, под которыми переливается жидкость. Ткни их иголкой, жидкость вытечет наружу, запачкает пол, а пузыри опадут.
Прихлебывая кофе, он смотрел на телефон. Он не стал бы теперь так быстро прекращать разговор. Ему он стал интересен. Но телефон, как назло, молчал.
Дрожь в руках почти прошла.
Сергей смотрел, как тускнеют на улицах города звезды и остаются лишь те, что прикреплены к небесам, а потом стали тускнеть и они, вначале слабея, будто в космосе разлилась мутная жидкость, затопила все, и теперь разглядеть их уже нельзя, как на дне грязного озера не увидишь золотую монетку.
Он заснул, так и не дождавшись, когда погаснет последняя из них.
Никто не ждал Сергея на работе в этот день, полагая, что ему нужно какое-то время, чтобы прийти в себя. Охранник, стоявший на КПП, вначале удивленно посмотрел на него, точно увидел какую-то диковинку, которую принес коммивояжер, но потом он расцвел в улыбке. На прежней службе новостями он не интересовался, но теперь стал патриотом компании, в которой работал вот уже три месяца. Он старался не пропускать ни одного информационного выпуска, находился в курсе всех событий и путем неимоверных трудов научился визуально отличать друг от друга спикеров обеих палат и их заместителей. По имени и отчеству охранник знал примерно тридцать наиболее известных политиков и здоровался, когда кого-то из них вели на передачу. На столе у него стоял небольшой телевизор.
Сергей потянулся к нагрудному карману, похлопал по нему ладонью, ничего там не обнаружил, стал шарить по другим карманам, постепенно понимая, что либо забыл удостоверение дома, либо его потерял. Оно работало, как смарт-карта. Его нужно поднести к считывающему устройству на турникете, после чего он или открывался, или оставался в прежнем состоянии, продолжая преграждать путь.
В голову полезли отрывки из очень старых, наивных комедийных фильмов, где директор какого-нибудь предприятия долго отчитывал старенького вахтера, который работает на пропускном пункте уже не один десяток лет, знает всех сотрудников не то что в лицо, но и по именам, а поэтому ни у кого не спрашивает пропуск. Наконец, после долгого внушения, директор, видя, что его слова подействовали, хочет пройти на свое предприятие, с довольным видом начинает искать пропуск, дальнейшее предугадать не сложно. Пропуск он не взял. Вахтер его не пускает. Приходится директору, как мелкому воришке, лезть через дырку в заборе, о которой он давно знал, хотел все отдать распоряжение - заделать, но, к счастью, постоянно об этом забывал.
Увы, но ни одна телекомпания не проживет несколько десятков лет. По крайней мере, прецедентов еще не было. Они создавались, становились известными, быстро взбираясь на пик популярности, а потом что-то ломалось, оказывалось, что все отпущенные на развитие компании деньги кончились. Она залезла в долги. Отдавать их - нечем. Разве что телеаппаратурой, уже сильно подержанной, да собственными сотрудниками, но не продавать же их в рабство, причем самые лучшие из них, за которых действительно можно выручить приличные деньги, если перепродать в другую компанию, получив комиссионные, как это происходит в футбольных или хоккейных клубах, уже ушли, почувствовав приближение заката. Они отправились искать места, где лучше кормят. "Зачем нам такой раджа?" Ведь они были перекати-полем, не способным долго удерживаться на одном и том же месте. Зачем? Компании лопались как мыльные пузыри, и вскоре о них забывали.
Охранник прятался в небольшом кирпичном домике, о котором, наверное, мечтал пан Тыква, копив на него стройматериалы всю свою жизнь. По размеру он схож с теми, что стоят возле каждого иностранного посольства, но те внешне напоминают телефонную будку, в которой забаррикадировался милиционер. Это, скорее, ловушка, а не крепость, потому что ее прошивала насквозь даже пистолетная пуля.
Со всех сторон к домику примыкал высокий железный забор. Он опоясывал здание телекомпании, чтобы, не дай Бог, на ее территорию не могли просочиться шпионы, которые, чтобы понизить рейтинг конкурентов, могли во время эфира устроить какую-нибудь диверсию. Отключить электричество, например. Но никто его пока не штурмовал. Во время путча телекомпания еще не существовала, так что у обозленных на антинародное телевидение демонстрантов, отправившихся громить ненавистные им компании, выбор был крайне мал. Они как-то не подумали о том, что можно расколотить собственные телевизоры. Но теперь, соберись они вновь по тому же вопросу, в городе уже нашли бы несколько мест, где можно излить свой гнев. Удайся им это широкомасштабное наступление, тогда, проснувшись и включив телевизоры, а именно с этого многие жители города начинали свое утро, они подумали бы, что телевизоры сломались все разом, точно их поразила какая-то эпидемия, разрушающая электронику, но абсолютно безвредная для людей. Экраны, сколько не прыгать с канала на канал, оставались бы черными или в лучшем случае показывали полоски помех...это же страшный сон...
Здание, в котором находилась компания, принадлежало прежде какому-то заводу, выпускавшему то ли телевизоры, то ли холодильники, а может, какую секретную продукцию, зачем иначе было строить вокруг него такой грандиозный забор, которому позавидовал бы владелец шикарной дачи, решивший уединиться от мира и налоговых органов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51