Я вскакиваю, выбегаю из кухни, спускаюсь с крыльца, выхожу за калитку. Джоник догоняет меня.
– Ладно, не злись.
– Пошел ты на хуй.
– Сам пошел.

Гопники

I

Я, Вэк, Клок и Бык сидим на скамейке под навесом остановки. Много раз перекрашенная фанерная стенка в нескольких местах проломана – это пацаны показывали каратэ, – и на ней нацарапано «Рабочий – сила» и «Быра урод». Мы курим и плюем под ноги. Под скамейкой уже целая лужа слюней. Откудато выползает Жора. Это старый дурной алкаш, он шляется по району и собирает бутылки.
– Жора, смотри – бутылка! – кричит ему Вэк. Под нашей скамейкой и правда валяется бутылка изпод пива. Вэк перед этим бросил туда бычок, а потом пустил сопли. Жора наклоняется, и Вэк несильно бьет его по жопе. Мы смеемся. Жора оборачивается:
– Ты фашист.
– Сам ты фашист.
– Нет, это ты фашист. Ты… ты… ты меня обидел.
– Лучше вали, пока по ебалу не получил. Что, отпиздим Жору? – Вэк смотрит на нас.
– Давай, – говорю я, хоть особой охоты и нет, просто надоело уже сидеть. Скучно.
Жора хочет сделать ноги, но видит, что поздно. Стоит и ждет, что будет. Из ноздри свисает сопля.
– Может, не будем? Ну его на хер, – говорит Бык.
Вэк не слушает, хватает Жору за куртку и бьет ему по носу, потом еще. Голова Жоры мотается, как мяч. Из носа течет кровь. Несколько теток и малых пацанов видят, что происходит, и отходят подальше от нас. Вэк отпускает Жору, и он падает. Мы с Клоком начинаем молотить его ногами. Жора пищит, как поросенок.
– Давай обоссым его, – говорит Вэк.
Я задираю куртку и расстегиваю ширинку.
– Смотри, там – бабы, – говорит Клок.
– По хую.
Моя струя льется Жоре прямо на морду, он чтото шамкает разбитыми губами. Вэк тоже ссыт на него.
– Что вы делаете, гады? – орет какаято тетка.
– Ничего.
– Я сейчас милицию позову.
– Зови.
Тетка поворачивается и идет в сторону ментовки – это рядом.
– Надо съябывать, – говорит Клок. Мы застегиваем штаны.
– Зря вы его. На хуя ебанутых трогать? – говорит Бык.

***

Наша классная – Сухая – оставляет меня после уроков, чтобы выебать мозги.
– Можешь ведь учиться, но не хочешь. Ты паразит на теле Советской власти, которая семьдесят лет тебя кормит и одевает. Но для тебя еще не все потеряно. Ты еще только в восьмом классе. Пойми, ты мог бы хорошо закончить школу, поступить в институт, стать инженером. Зачем тебе эта компания двоечников? По ним тюрьма давно плачет, а ты сын нормальных родителей. С меня хватит этих гнилых базаров. Я иду к двери. Сухая загораживает дорогу:
– Нет, я еще не все сказала.
Я обхожу ее, открываю дверь и захлопываю ее прямо у Сухой перед носом.

***

Сидим на остановке.
– Э, Бык, ебаться хочешь? – спрашивает Вэк.
– Отъебись.
– Ну, скажи, хочешь или нет?
– Счас ебну.
– Чего ссышь? Скажи.
– Не хочу.
– Что, жопа болит, а?
Мы все ржем. Бык несильно бьет Вэка в «солнышко». Они начинают махаться, но в шутку, не понастоящему. Потом Вэк спрашивает меня:
– А ты хочешь ебаться?
– Хочу.
– Ну, иди тогда жопу помой.
Теперь уже они с Быком ржут, как гондоны.
– А ты хочешь, Вэк? – спрашиваю я.
– Ебать хочу, ебаться не хочу. Понял?
Прибегают четверо малолеток – лет по двенадцать. У них разборки между собой. Трое начинают молотить четвертого. Он падает, и его стелят ногами.
Вэк подходит к ним:
– Э, э, э, что такое? – он говорит, типа какойнибудь сраный учитель или мент. Пацаны останавливаются.
– Заложил, – говорит один.
– Ааа. Тогда слабо бьете! – Вэк дает ему ногой в живот, и пацан начинает реветь на всю улицу, как будто ему тут яйца отрывают. – Ладно, пиздите дальше, только смотрите – здесь ментовка рядом, дружинники всякие ходят.

***

– Хутэн морхэн! – орет Тамара, учиха по немецкому. Все встают за партами.
– Зэтц ойсь. Айнэ минутэ усе видерхольт.
Тамара – толстая и вонючая, как будто только что обосралась. Она всех в школе заебала своим немецким, но все учителя и даже завуч знают, что она дурная, и боятся ей чтонибудь сказать. Я ненавижу и немецкий и Тамару и никогда ничего не учу. Она ставит мне «три» потому что в классе есть вообще «нулевые», хуже меня – например, Бык.
– Ну, что вы, неучи, думкопфы – как гулять, так сразу, а как работать, немецкий выучить, так ни хрена? Наставлю двоек за четверть, будете потом бегать жаловаться – плохая Тамара Ивиновна, а Тамара Ивановна не плохая, Тамара Иванов на хорошая, она вас, дебилов, умуразуму учит.
Пока все листают тетрадки, я нарочно смотрю в окно. Тамара замечает. – Гонцов, ком цу ды тафэль с домашней работой.
Я беру тетрадку и иду к ее столу. – Где домашняя работа? – Нету. – Пересказывай текст. – Не выучил. – Зэйдысь, цвай.

***

Дома мама ходит тудасюда по комнате. Я сижу за столом и смотрю в окно.
– Ну что это за наказание такое? Опять на работу звонила Вера Алексеевна. Говорила, что по немецкому двойка.
– Тамара дура. Ты сама знаешь.
– Не смей так говорить об учительнице. Я работаю с утра до вечера за копейки – пятьдесят получки, пятьдесят аванса, – а вы этого не цените, что ты, что он.
– Папа тоже работает.
– Замечательно. А где деньги?
– Не знаю.
– Вы с ним меня в гроб загоните скоро. Что это за жизнь?
Я молчу. Она выходит на кухню.

***

Физица заболела, и урока нет.
– Пошли погуляем, – говорит Вэк. – Все, пацаны, пошлите. Хули вы тут будете сидеть? Идем я, Бык, Быра, Клок, Кощей и Куня. Отличник Егоров и остальные «примерные» остаются в классе с бабами. На боковом крыльце Вэк достает пачку «Столичных» и дает всем сигареты, даже Куне. Мы курим.
– Ну что, давайте в жмурки поиграем? – спрашивает Вэк.
– Ты что, охуел, мы что – первоклассники, бля? – говорит Клок. Вэк подмигивает ему, и он врубается. – Хотя, вообще, ладно, давай.
– Куня, ты первый водишь, – говорит Вэк. – Давай сюда свой пионерский хомутик. Счас тебе глаза завяжем. Короче, за школу не забегать, туда только до забора и до турников.
Он снимает Кунин галстук – с обгрызенными концами и обрисованный шариковой ручкой – и завязывает ему глаза.
– Ну, давай, води.
Все разбегаются, кроме Вэка и Клока. Я понял, что они задумали. Рядом с крыльцом – большая, еще не высохшая куча говна. Пока Куня ходит тудасюда, выставив руки перед собой, Вэк берет с земли палку и начинает ковырять говно. Насадить его на палку не получается. На земле валяется чьято тетрадка в зеленой обложке, и Вэк берет ее в руки и поднимает говно с земли. Он идет к Куне. Тот хватает его: «Есть!», а Вэк мажет ему говном руки, потом рот. Все ржут, Куня срывает галстук, плюется и плачет, размазывает по лицу слезы, слюни и мелкие кусочки говна.
– Ты теперь говном помазанный, – говорит Клок. – Самый последний.
– Он и так самый последний, а теперь вообще, – Вэк улыбается.
Куня убегает, а мы садимся на крыльцо покурить. Вэк нюхает свои пальцы.
– Бля, говном воняют. Я ведь бумажкой брал.
– Ну, говно на то и говно, – говорю я. – Не трогай – вонять не будет, а раз тронул, будешь теперь ходить вонючий.
– Ладно, не пизди.

***

Мы с Вэком сидим на турниках на школьном дворе. Уже вечер. Светятся окна спортзала: там какойто класс играет на физкультуре в волейбол. Вэк спрашивает:
– Знаешь, какие бабы в классе уже ебались?
– Ну, Лазаренко, может быть…
– Нет, эта еще держится. А вот Анохина и Хмельницкая – эти да.
– Откуда ты знаешь?
– Старые пацаны рассказывали. Хмельницкая ходила с пацаном с Космонавтов, и они летом пошли в поход, и бабы и пацаны, и он там ей засадил. А Анохину хором отъебали. В деревне. Она там у бабы своей была летом, и там пацаны – лет по семнадцать, местные. Они бухали, потом видят – Анохина на велике рассекает. Схватили ее – и в баню. Но у них там чтото не получилось, хотели отпустить, а тут приходит еще пацан здоровый, основа местная, и уже вместе они ее протянули.
– А она что?
– Заяву написала. Сели пацаны. Суда еще не было, в октябре должен быть. А ей хули – пока была целка, такая примерная типа, а сейчас ебется с кем хочет.
– Пиздишь.
– Правда. Мне знаешь кто говорил – Гурон, он друг Обезьяны. Они к ней на Вонючке подвалили, но не пиздил, ничего такого, все похорошему. Договорились – и вперед. Даже Быра к ней и то подъябывался, но она ему не даст: он такой урод.
– А ты сам не хочешь к ней?
– Неа. В своем классе нельзя ни с кем связываться. Привяжется – хуй потом отстанет. А вообще, все бабы – бляди и проститутки. Все хотят ебаться. Даже Карпекина. Просто боятся еще. А после школы ебутся за всю хуйню. Особенно студентки…
– Да, говорят – студентки – самые ебливые. Вот бы снять одну…
– Хуй тебе в рот, – говорит Вэк. – Они все с профессорами да с доцентами. Ты им на хер не нужен.
– А типа ты нужен.

***

Нас принимают в комсомол. Всех уже давно приняли, остались только я, Бык, Быра, Куня, Вэк и Клок – самые худшие по учебе или поведению. Первых приняли еще в седьмом, на 23 февраля, а других – надень рождения Лысого, на Первое мая и на Девятое мая.
Мы впятером и еще трое пацанов из "а" класса – мы зовем их «алкаши» – сидим в коридоре под дверью пионерской комнаты. Нам раздали потертые книжечки – устав ВЛКСМ – и сказали вызубрить про «демократический централизм».
Первым идет Вэк, минуты через три выходит.
– Ну что?
– Заебись. Приняли.
– «Демократический централизм» спрашивали?
– Спрашивали.
– И ты рассказал?
– Ага.
Все заходят по очереди, и всех принимают. Я последний.
За столом – мудак Неведомский из десятого "б", секретарь комитета комсомола школы, старшая пионервожатая – проститутка Элла и две десятиклассницы из комитета комсомола, которых Неведомский, наверное, ебет за всю хуйню.
– Расскажи демократический централизм, – говорит одна и улыбается, потом смотрит в окно, как будто ее все заебало.
– Демократический централизм – это…
– Ладно, – говорит Неведомский. – Главное, чтобы к райкому выучил. Все, иди.

***

Через неделю едем в райком. После второго урока нас отпустили домой переодеться в парадную форму, то есть надеть белые рубашки. Пионерских галстуков мы давно не носим, вместо них – обычные. Только Куня все еще таскает свой хомутик.
До центра доезжаем на троллейбусе. У нас есть еще время, и мы гуляем по городу. В киоске возле ГУМа работает мужик с отвислой губой, по которой текут слюни. Все знают, что он – дебил.
– Не продаст он тебе сигареты, – говорит Клок.
– Увидишь. Этот всем продает. Ему все до жопы – он же ебанутый, – ржет Вэк. В киоске только «Астра» и «Прима».
– Пачку «Астры», – Вэк сует в дырку жменю желтой мелочи.
Продавец медленно считает копейки, вытаскивает откудато пачку и дает Вэку.
– А у вас «Столичные» бывают? – спрашиваю я.
– Бывают. Когда тебя бабы ебают, – мужик ржет. Мы тоже.
– А «Космос»?
– Приведи мне бабу с длинным хуем, тогда будет тебе «Космос».
Мы все ржем, и мужик тоже. У него довольная рожа.
По коридорам райкома бегают какието дядьки и тетки, а на каждом этаже – портрет Лысого в ободранной рамке. Мы спрашиваем у косоглазой вахтерши с медалями на кофте, где принимают в комсомол, и она говорит, что в четыреста тридцать втором кабинете. Под дверью уже сидят оба «алкаша».
– Ну что? – спрашивает их Вэк.
– Ничего. Ждем.
Из кабинета выходит тетка:
– Вы из семнадцатой? Заходите по одному.
Я иду вторым, после Дрона из "а" класса. За столом кроме этой тетки еще одна.
– Здравствуйте, – говорю я.
– Здравствуй. Как фамилия?
– Гонцов.
– Демократический централизм учил?
– Учил.
Они смотрят друг на друга и смеются. Ясно, что им до жопы и централизм, и все остальное.
Думают, наверное, только про то, чтобы побухать и поблядовать.
– Школа одна из худших в районе, а как дрессировать, знают, – говорит вторая тетка.
– Ладно, считай, что принят. Следующий.
– А билет?
– Билеты вам в школе выдадут. И значки тоже. Нам тут не до этого сейчас. Видишь, сколько вас? И с каждым про демократический централизм пока поговоришь…
Обе снова хохочут.
Я говорю «До свидания» и выхожу.

***

После уроков играем на школьном дворе в футбол с седьмым "б". Они сильнее нас, хоть и младше: у них двое ходят в секцию и играли за сборную города. Мы проигрываем 6:7.
Их лучший игрок Дуба ставит подножку Быку. Может быть, случайно. Бык падает, потом поднимается и идет на Дубу:
– Хули ты делаешь?
– Все было чисто. Ты сам упал.
– Я тебе счас покажу «чисто». Ты меня сбил.
Штрафной.
– Никакого штрафного. Все было по правилам.
– А если по ебальнику?
– Ну, давай, рискни.
Дуба еще и самый здоровый в своем классе и поэтому выделывается.
– Давай по разам, – говорит Бык.
– Давай.
Мы все собрались вокруг и ждем, что будет. Бык бьет Дубу ногой по яйцам, и тот приседает. Бык хватает его за майку, поднимает и начинает молотить по морде – раз восемь.
– Еще будешь? – спрашивает Бык.
– Нет.
Он с плачем уходит с поля.
– Дуба, ты что – все? – спрашивают пацаны из их класса.
– Все.
Без Дубы они у нас хуй выиграют. Я перехожу из защиты в нападение, Бык ставит на ворота Егорова и тоже идет вперед. Мы забиваем четыре гола подряд и выигрываем 10:7.
После игры все сваливают, а мы с Быком и Вэком остаемся тренироваться. Все по очереди становятся на ворота, а остальные бьют или разыгрывают комбинации. Потом залезаем на турники – покурить.
На школьный двор приходят двое малых из второго класса. Оба в замызганных костюмах, грязные, воняют ссулями, один – косой, а второй пострижен налысо. Они стоят и смотрят на нас.
– Оставьте добить, – говорит косой и показы вает на сигарету.
– Я счас тебя самого добью.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4