https://wodolei.ru/catalog/unitazy/nedorogie/
У нас в школе некоторые парни и девчонки тоже так говорили, когда цифровых глюков перебирали. – Въезжаешь, что случилось?
– Ты врезался в мой «хорнет», и я упал.
– Это с какой стороны поглядеть! У тебя на мопеде противоударный чип стоит? Не стоит. Ты нарушил правила безопасной езды, дахо. Ладно, позиционирование догадался нормальное поставить, а то бы я тебя вообще по забору размазал. Воткнул бы автоматику, и мы бы тебя заранее заметили, понял? Ты вообще въезжаешь, о чем я с тобой толкую?
– Да, я по-английски почти всё понимаю.
– Слышь, Тони, у него хондовская пукалка! Ей лет семьдесят, не меньше! Как ещё ездит-то, педаль ей в колёса? Масака! Даже не знаю, допилит до гаража или нет…
– Помолчи, Зид. Бу-коросу!
Тут вторая девица, которая до этого молчала, будто очнулась от транса и уставилась мне прямо в лицо, вытянув шею. Глаза у неё по-собачьи блеснули. А зрачки были как звёздочки, глубокие и чёрные. Я по голику видал – такие глаза у девчонки бывают, когда она циалисом закинулась, а у неё какая-то дрянь с плацентой или что-то вроде этого, не помню. И если у неё ребёнок заведется, то он может заразить её своим ген-материалом.
– А он ничего, Тони. Ты погляди, какой крепыш, а жуткий! И глаза синие… Не-е, мне нравятся такие тормоза, честно. Давай его в нашу банду примем? Колёса-то есть у него.
– Да кончай ты спицы красить, Флора! – рассердился главарь. Почему спицы, я не понял. Может, это потому, что у неё от зрачков будто чёрные спицы расходятся? Очень похоже, правда. – Наших данконов тебе мало, момо? Уже кэцу оттопырила! Все, камайну! Молчать, ясно? Все заткнулись. Слушай крепче, рэйдзи: ты мне крыло погнул? Погнул. Значит, платить кто будет, смекаешь?
– Тони, – сказала вдруг меньшая девушка, с голубым шлемом под мышкой. Она уже вернулась к своему байку и села на него.
Голос её звучал как-то слишком строго, будто она была недовольна командиром. И причину своего недовольства ей оглашать отчего-то не хотелось. Она глянула на меня с жалостью, и от этого жжение у меня в брюхе растеклось убежавшим молоком. Девушка вдруг запустила руку в карман косухи, достала маленькую конфетку и бросила её мне. Да так ловко попала, что я схватил её зубами! Все засмеялись. Я развернул её и положил на язык, и в голове сейчас же прозвенел тихий колокольчик, стало как-то тепло и даже мягко.
– Зачем «Кокамело» тратишь? – обозлился Тони. – Штука – сто иен!
– Да ладно, не жмись! Пусть пососёт!
– Всё, я сказал, – с напором ответил их босс. – Не лезь, Аоки, в наш разговор. И кончай моими конфетами бросаться.
Она сердито напялила шлем и крутанула ручку газа, пустив по улице шумное эхо. И губы при этом так крепко склеились, что колечко вперёд выпятилось. Она показалась мне очень сердитой, будто этот парень её крепко разозлил. Он и мне, честно, как-то мало нравился – стукнул в бок и ещё чего-то хочет. Но тут уж я сам виноват, что на чип никак денег насобирать не могу.
– Ну ты понял, сюнэн. Я твои данные скачал, никуда не денешься. Думай, где рубли брать будешь, а счёт я тебе на днях выставлю… Икудзо, камайну!
Байкеры прыгнули на аппараты и разом взревели моторами, чуть не оглушив меня. У них всюду нашивки и эмблемки с собако-львами блестели – золотистые такие. Вокруг заметались блики от ярких боков их машин и спиц, они слились с огнями фонарей и опутали меня словно паутиной. А фары у них, видать, инфракрасные были, потому что совсем не светились. И тут я заметил, что у них на баках одинаковые надписи – слово «камайну» слоговой азбукой. И значок рядом, будто собаку со львом смешали. Грива львиная, а хвост как у айбо. Я азбуку эту, кану по-нихонски, хорошо знаю, потому что народ у нас на острове только ею пользуется. А старые нихонские иероглифы почти никто не понимает. Кроме чиновников, которым всякие указания из Токё приходят.
Вот, значит, у байкеров этих даже название есть – «камайну», то есть «собако-львы». Недаром же Тони это слово сказал.
Вот сел я в седло и подумал: «Ну как я так мог, замечтался! Куда глядел? Ладно мой старый байк битый-перебитый, на нём царапин и вмятин не сосчитать, а человеку крыло погнул». Про деньги я даже не думал, ну какие там могут быть проблемы с жестянкой? Возьми да разогни, молотком подстучи для красоты, если перед девчонками неудобно или просто порядок любишь. Я сам так сто раз делал, и отец. Ничего, в рыбном порту мусор помету пару выходных, вот и накоплю – я на заборе под окном объяву видал.
Почему Тони меня сюнэном назвал? Неужели так заметно, что я ещё с девушками не встречался по-настоящему? Или по мне сразу видно, что я только в прошлом году школу окончил?
Но больше мне девчонки мерещились, как они в блестящей своей коже на байках сидели, особенно которая поменьше. Конфетка у меня во рту перекатывалась, словно робокок в загоне, стукалась о зубы, и мне было хорошо. Даже брюхо болеть перестало. Да и чему там болеть-то! Ночь вдруг стала тёплой, как летом, а фонари вдоль пустой дороги превратились в стебельки одуванчиков и качались приветливо, приглашали меня посидеть под их головками. Дорога покатилась вниз, и я мимолётом удивился, ведь она всегда была ровной, без всяких ям и пригорков. Не считая колдобин от грузовиков, конечно. Наверху заскрипел кибертран, но так здорово, словно в нём ехала музыкальная банда и лабала на гитарах. Это ребята на инструментах! Смачно они скрежещут, как настоящие колёса!
Здорово, что я повстречал таких весёлых ребят, новые знакомства завёл. Правда, надо бы не забыть о словах Давида – нельзя близкие связи иметь, может повредить моему обучению. Ладно, буду хранить гордое молчание, если что-то про меня спросят.
Когда я проехал собакомойку и меня обгавкали из динамиков, тут я и очухался. Пришлось назад поворачивать, метров пятьсот лишних отмахал. Зато проветрился! У нас в районе собакомойка дешёвая, настоящих псов там не обслуживают, только айбо всех пород. От органических не отличишь, даже под шерстью будто натуральная кожа. Только у них разных блох нет, так что их моют не шампунем, а особым стиральным порошком. А потом собачьим спреем опрыскивают. Этот густой запах меня и шибанул в нос, мозги мне прочистил. Я из-за него айбо не очень-то люблю, настоящие собаки у нас в зоопарке и то так не воняют.
А вообще-то у меня был свой айбо, мне отец на десять лет подарил, чтобы я вместе с ним развивался. Но плохо его учил – только на скейтборде и катался мой электрический пёс. Даже лаять и то не умел как следует. А потом у него какой-то дорогой чип загнулся, и заменить его выходило дороже, чем нового пса купить. Так и валялся айбо на чердаке, там мы его бросили, когда дом продали.
Вечером возле маншёна надо осторожно ездить, потому что мусорных пакетов скапливается куча. И просто так навалено – из окон его кидают, что ли? Но в нашем районе ещё нормально, под утро огромная мусоровозка от куяксё его собирает.
И тут прямо на пандусе, когда я притормозил, у меня мотор заглох. Скатился я в гараж, а дальше как? Поглядел на байк со всех боков, пощупал каждый проводок и шланг и нашёл подозрительное место. Там тросик один от рычажка отвалился, будто я его при торможении дёргал и оторвал. Видать, он уже давно перетёрся, а теперь и вовсе отпал! Я наскоро прикрутил его, но, видать, как-то криво, и тормоз не заработал. Ладно, делать тут было нечего, без спеца мне с этой бедой не сладить.
Я загнал байк в общий гараж под домом и пешком поднялся к себе на последний этаж. Лифт у нас давно оборвался, да и кому он нужен? Маншён-то трёхэтажный, из пенобетонных панелей. Вообще-то он когда-то был складом, а потом куяксё его под квартиры отдала. Лифтом у нас служила грузовая платформа на лебёдке, её специально при переделке дома оставили. Только она всё равно сломалась, когда кто-то спьяну полез в механизм, чтобы она быстрее ездила. А потом дети совсем оторвали эту платформу, когда качались на ней.
Если убрать все лёгкие перегородки и полы, что на стальных балках расстелены, то наш дом сразу превратится в один общий барак с очень высоким потолком. А так я слышу своих соседей, но не вижу их – только если на трапах столкнёмся. Но я залезаю к себе на верхотуру по самой крайней лесенке, она ещё называется пожарной, но приделана почему-то на внутренней стене маншёна.
Вечер был ещё не поздний, и отовсюду гремела музыка и прочие звуки – голиков, стиральных автоматов, обычные разговоры и всё такое. Меня тут боятся. Один раз даже в полицию сдали, потому что одна нервная девчонка разревелась. Я по лесенке карабкался, и ей сверху мою шерсть видно стало. Её робот подумал, что я педофил, когда она заорала. Но в полиции меня долго держать не стали, в паспорте же всё про моё уродство написано.
– Пух!
В бедре у меня кольнуло разрядом тока, и сразу же я увидел перед собой, на уровне глаз, хитрую физиономию Ёсико. Она высунулась из-за угла, держа в ладошке детский тазер на один заряд дротиком. Сам дротик уже втянулся обратно и готов был выскочить вновь, чтобы выпустить в иголку тысячу вольт – игрушка! Куда ей до полицейских моделей.
– Толкни марона, Егор! Опять аккумулятор садится, кисама.
– Ты зачем меня током бьешь, Ёсико-чан? – Я скорчил страшную рожу и понизил голос. – И не ругайся так, ты же девочка.
– Да ладно! Сволочь он и есть. Чего пугаешь-то, а? Не боюсь я тебя.
Это она в прошлом году закричала, когда в первый раз увидела меня в коридоре, и её полоумный марон вызвал полицию. Ёсико только летом хойкуэн окончила, это садик по-нихонски для бедных. Там с утра до самого вечера дети парятся. Теперь она в нашей районной школе учится и хорошие отметки носит – она мне тетрадки показывала. А сейчас у неё месячные каникулы до декабря, вот она и бесится от скуки.
– Чем это пахнет? – Ёсико повела носом, и глаза её лукаво сощурились. – «Кокамелу» сосал? Дай!
– Уже кончилась, нэтан.
Я вытянул язык, на котором остался почти безобидный глюкозный леденец, начинка без убойной оболочки. Ёсико со скоростью робота выбросила руку, сдёрнула мокрую сладость с моего языка и тотчас затолкала себе в рот. С таким искусственным носом, как у неё, не пропадёшь! Ёсико без-фито никуда. Он разные бактерии и аллергены вынюхивает и задерживает их в фильтрах. А то она вечно красными пятнами и соплями бы исходила.
– На, я добрая. – Она вытащила из кармашка короткий леденец Кинтаро с налипшими на нём крошками. – С моим лицом, гляди. Папаша целую палку притащил! Надоела уже.
На отколотом торце липкой конфеты я разглядел детскую мордашку, и правда похожую на Ёсикину.
– Доумо аригато, Ёсико-чан, – поблагодарил я.
– Да ладно, это тебе аригато. Ну, толкай!
За спиной у неё вяло жужжал марон – домашний робот в половину её ростом, цилиндр на трёх битых колёсиках. Такие электронные няньки умеют вызывать полицию и родителей ребёнка, вопить сиреной, болтать глупости и петь колыбельные. Но марон Ёсико давно потерял свои умения. Теперь он мог только перевозить груз на широкой макушке. Глаза-камеры марона были с корнем выдраны из его «черепа», а экран встроенного голика просто выдернут вместе с платой и проводами.
Ёсико уже взобралась на робота и запустила пальцы в дырку от экрана, чтобы не упасть. А я стал толкать её по коридору, всё быстрее и быстрее, и отпустил. Ёсико с хохотом умчалась, и я смог попасть в квартиру.
У меня только две комнаты, но мне больше и не надо. Одна стена – внешняя, и за ней стена склада через узкую улицу и днём гул грузовиков. А ещё крыша дрожит, когда кибертран проезжает, зато в ней дыр нет. В общем, я считаю, что с жильём мне повезло, и все благодаря моим генам. Иначе в куяксё меня бы обломали и отправили к самой Полосе, а там вовсе дикие районы.
Сидор встретил меня хриплым треском вместо слова «привет». Чтобы у него появился нормальный голос, надо включить голик, тогда он общается через его акустику. Сидор – мой домашний робот, мне его подарили на восьмой день рождения, когда мы с родителями ещё жили в своём доме. Тогда это была модная модель. До сих пор на боку сидора видно бледную надпись «60Х». У него три телекамеры и два микрофона, только один уже лет пять не работает. Можно сказать, сидор учился жизни вместе со мной и знает столько же, сколько я. Мы с ним умеем отлично разговаривать, особенно когда смотрим образовательный канал или анимэ. Сидор помнит всё и умеет разъяснить непонятные слова лучше, чем толмач. Когда-то он умел даже петь, будто в опере, но потом «подрос» и разлюбил это дело, как и я. А сколько он подал мне дельных советов, как одеться или что подарить маме на именины. Не сосчитать!
– Привет-привет! – сказал я и потрепал сидора по круглой макушке, как раз на уровне моего живота. Позвоночник у него согнулся, а обе тонкие руки с шестью пальцами поднялись кверху, будто он вздумал помолиться.
У меня очень простая квартира, и мне это нравится. Планировка самая обычная, нихонская, но я уже привык и не стукаюсь о стены, как поначалу. Только потолок очень низкий, всего на тридцать сантиметров выше моей макушки, и сильно неровный. Ну да зачем мне подпрыгивать? Сразу за дверью, как войдёшь, – бетонный пятачок, там нужно разуться и обувь поставить мысами к выходу. И тапочки надеть, но я обычно босиком хожу. Кухня у меня большая, целых пять циновок шириной, потому что с гостиной совмещённая. У нас в маншёне все такие, для экономии места. Из приборов у меня только самые нужные – рисоварка, микроволновка, холодильник и потёр, который воду греет. Окна тут сделали маленькие, из толстого пластика. Не во всю стену, как в обычных домах, и это правильно. Всё равно за ними только склады видно и кусочек неба, если близко подойти.
Мебель я купил на Полосе, там всегда продаются хорошие вещи совсем задёшево. Всё из пенорезины – и кровать, и стол, и стулья. Кажется, что вот-вот расползётся под моим весом, но стоит!
Ещё чем такая мебель хороша – в ней дани не живут. Зато летом они у меня в футоне завелись, от соседей наползли и стали кусаться. Целое воскресенье их разной химией травил.
Первым делом я скинул одёжку, в которой с робококами возился, даже комбинезон от масляной вони не помогает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9
– Ты врезался в мой «хорнет», и я упал.
– Это с какой стороны поглядеть! У тебя на мопеде противоударный чип стоит? Не стоит. Ты нарушил правила безопасной езды, дахо. Ладно, позиционирование догадался нормальное поставить, а то бы я тебя вообще по забору размазал. Воткнул бы автоматику, и мы бы тебя заранее заметили, понял? Ты вообще въезжаешь, о чем я с тобой толкую?
– Да, я по-английски почти всё понимаю.
– Слышь, Тони, у него хондовская пукалка! Ей лет семьдесят, не меньше! Как ещё ездит-то, педаль ей в колёса? Масака! Даже не знаю, допилит до гаража или нет…
– Помолчи, Зид. Бу-коросу!
Тут вторая девица, которая до этого молчала, будто очнулась от транса и уставилась мне прямо в лицо, вытянув шею. Глаза у неё по-собачьи блеснули. А зрачки были как звёздочки, глубокие и чёрные. Я по голику видал – такие глаза у девчонки бывают, когда она циалисом закинулась, а у неё какая-то дрянь с плацентой или что-то вроде этого, не помню. И если у неё ребёнок заведется, то он может заразить её своим ген-материалом.
– А он ничего, Тони. Ты погляди, какой крепыш, а жуткий! И глаза синие… Не-е, мне нравятся такие тормоза, честно. Давай его в нашу банду примем? Колёса-то есть у него.
– Да кончай ты спицы красить, Флора! – рассердился главарь. Почему спицы, я не понял. Может, это потому, что у неё от зрачков будто чёрные спицы расходятся? Очень похоже, правда. – Наших данконов тебе мало, момо? Уже кэцу оттопырила! Все, камайну! Молчать, ясно? Все заткнулись. Слушай крепче, рэйдзи: ты мне крыло погнул? Погнул. Значит, платить кто будет, смекаешь?
– Тони, – сказала вдруг меньшая девушка, с голубым шлемом под мышкой. Она уже вернулась к своему байку и села на него.
Голос её звучал как-то слишком строго, будто она была недовольна командиром. И причину своего недовольства ей оглашать отчего-то не хотелось. Она глянула на меня с жалостью, и от этого жжение у меня в брюхе растеклось убежавшим молоком. Девушка вдруг запустила руку в карман косухи, достала маленькую конфетку и бросила её мне. Да так ловко попала, что я схватил её зубами! Все засмеялись. Я развернул её и положил на язык, и в голове сейчас же прозвенел тихий колокольчик, стало как-то тепло и даже мягко.
– Зачем «Кокамело» тратишь? – обозлился Тони. – Штука – сто иен!
– Да ладно, не жмись! Пусть пососёт!
– Всё, я сказал, – с напором ответил их босс. – Не лезь, Аоки, в наш разговор. И кончай моими конфетами бросаться.
Она сердито напялила шлем и крутанула ручку газа, пустив по улице шумное эхо. И губы при этом так крепко склеились, что колечко вперёд выпятилось. Она показалась мне очень сердитой, будто этот парень её крепко разозлил. Он и мне, честно, как-то мало нравился – стукнул в бок и ещё чего-то хочет. Но тут уж я сам виноват, что на чип никак денег насобирать не могу.
– Ну ты понял, сюнэн. Я твои данные скачал, никуда не денешься. Думай, где рубли брать будешь, а счёт я тебе на днях выставлю… Икудзо, камайну!
Байкеры прыгнули на аппараты и разом взревели моторами, чуть не оглушив меня. У них всюду нашивки и эмблемки с собако-львами блестели – золотистые такие. Вокруг заметались блики от ярких боков их машин и спиц, они слились с огнями фонарей и опутали меня словно паутиной. А фары у них, видать, инфракрасные были, потому что совсем не светились. И тут я заметил, что у них на баках одинаковые надписи – слово «камайну» слоговой азбукой. И значок рядом, будто собаку со львом смешали. Грива львиная, а хвост как у айбо. Я азбуку эту, кану по-нихонски, хорошо знаю, потому что народ у нас на острове только ею пользуется. А старые нихонские иероглифы почти никто не понимает. Кроме чиновников, которым всякие указания из Токё приходят.
Вот, значит, у байкеров этих даже название есть – «камайну», то есть «собако-львы». Недаром же Тони это слово сказал.
Вот сел я в седло и подумал: «Ну как я так мог, замечтался! Куда глядел? Ладно мой старый байк битый-перебитый, на нём царапин и вмятин не сосчитать, а человеку крыло погнул». Про деньги я даже не думал, ну какие там могут быть проблемы с жестянкой? Возьми да разогни, молотком подстучи для красоты, если перед девчонками неудобно или просто порядок любишь. Я сам так сто раз делал, и отец. Ничего, в рыбном порту мусор помету пару выходных, вот и накоплю – я на заборе под окном объяву видал.
Почему Тони меня сюнэном назвал? Неужели так заметно, что я ещё с девушками не встречался по-настоящему? Или по мне сразу видно, что я только в прошлом году школу окончил?
Но больше мне девчонки мерещились, как они в блестящей своей коже на байках сидели, особенно которая поменьше. Конфетка у меня во рту перекатывалась, словно робокок в загоне, стукалась о зубы, и мне было хорошо. Даже брюхо болеть перестало. Да и чему там болеть-то! Ночь вдруг стала тёплой, как летом, а фонари вдоль пустой дороги превратились в стебельки одуванчиков и качались приветливо, приглашали меня посидеть под их головками. Дорога покатилась вниз, и я мимолётом удивился, ведь она всегда была ровной, без всяких ям и пригорков. Не считая колдобин от грузовиков, конечно. Наверху заскрипел кибертран, но так здорово, словно в нём ехала музыкальная банда и лабала на гитарах. Это ребята на инструментах! Смачно они скрежещут, как настоящие колёса!
Здорово, что я повстречал таких весёлых ребят, новые знакомства завёл. Правда, надо бы не забыть о словах Давида – нельзя близкие связи иметь, может повредить моему обучению. Ладно, буду хранить гордое молчание, если что-то про меня спросят.
Когда я проехал собакомойку и меня обгавкали из динамиков, тут я и очухался. Пришлось назад поворачивать, метров пятьсот лишних отмахал. Зато проветрился! У нас в районе собакомойка дешёвая, настоящих псов там не обслуживают, только айбо всех пород. От органических не отличишь, даже под шерстью будто натуральная кожа. Только у них разных блох нет, так что их моют не шампунем, а особым стиральным порошком. А потом собачьим спреем опрыскивают. Этот густой запах меня и шибанул в нос, мозги мне прочистил. Я из-за него айбо не очень-то люблю, настоящие собаки у нас в зоопарке и то так не воняют.
А вообще-то у меня был свой айбо, мне отец на десять лет подарил, чтобы я вместе с ним развивался. Но плохо его учил – только на скейтборде и катался мой электрический пёс. Даже лаять и то не умел как следует. А потом у него какой-то дорогой чип загнулся, и заменить его выходило дороже, чем нового пса купить. Так и валялся айбо на чердаке, там мы его бросили, когда дом продали.
Вечером возле маншёна надо осторожно ездить, потому что мусорных пакетов скапливается куча. И просто так навалено – из окон его кидают, что ли? Но в нашем районе ещё нормально, под утро огромная мусоровозка от куяксё его собирает.
И тут прямо на пандусе, когда я притормозил, у меня мотор заглох. Скатился я в гараж, а дальше как? Поглядел на байк со всех боков, пощупал каждый проводок и шланг и нашёл подозрительное место. Там тросик один от рычажка отвалился, будто я его при торможении дёргал и оторвал. Видать, он уже давно перетёрся, а теперь и вовсе отпал! Я наскоро прикрутил его, но, видать, как-то криво, и тормоз не заработал. Ладно, делать тут было нечего, без спеца мне с этой бедой не сладить.
Я загнал байк в общий гараж под домом и пешком поднялся к себе на последний этаж. Лифт у нас давно оборвался, да и кому он нужен? Маншён-то трёхэтажный, из пенобетонных панелей. Вообще-то он когда-то был складом, а потом куяксё его под квартиры отдала. Лифтом у нас служила грузовая платформа на лебёдке, её специально при переделке дома оставили. Только она всё равно сломалась, когда кто-то спьяну полез в механизм, чтобы она быстрее ездила. А потом дети совсем оторвали эту платформу, когда качались на ней.
Если убрать все лёгкие перегородки и полы, что на стальных балках расстелены, то наш дом сразу превратится в один общий барак с очень высоким потолком. А так я слышу своих соседей, но не вижу их – только если на трапах столкнёмся. Но я залезаю к себе на верхотуру по самой крайней лесенке, она ещё называется пожарной, но приделана почему-то на внутренней стене маншёна.
Вечер был ещё не поздний, и отовсюду гремела музыка и прочие звуки – голиков, стиральных автоматов, обычные разговоры и всё такое. Меня тут боятся. Один раз даже в полицию сдали, потому что одна нервная девчонка разревелась. Я по лесенке карабкался, и ей сверху мою шерсть видно стало. Её робот подумал, что я педофил, когда она заорала. Но в полиции меня долго держать не стали, в паспорте же всё про моё уродство написано.
– Пух!
В бедре у меня кольнуло разрядом тока, и сразу же я увидел перед собой, на уровне глаз, хитрую физиономию Ёсико. Она высунулась из-за угла, держа в ладошке детский тазер на один заряд дротиком. Сам дротик уже втянулся обратно и готов был выскочить вновь, чтобы выпустить в иголку тысячу вольт – игрушка! Куда ей до полицейских моделей.
– Толкни марона, Егор! Опять аккумулятор садится, кисама.
– Ты зачем меня током бьешь, Ёсико-чан? – Я скорчил страшную рожу и понизил голос. – И не ругайся так, ты же девочка.
– Да ладно! Сволочь он и есть. Чего пугаешь-то, а? Не боюсь я тебя.
Это она в прошлом году закричала, когда в первый раз увидела меня в коридоре, и её полоумный марон вызвал полицию. Ёсико только летом хойкуэн окончила, это садик по-нихонски для бедных. Там с утра до самого вечера дети парятся. Теперь она в нашей районной школе учится и хорошие отметки носит – она мне тетрадки показывала. А сейчас у неё месячные каникулы до декабря, вот она и бесится от скуки.
– Чем это пахнет? – Ёсико повела носом, и глаза её лукаво сощурились. – «Кокамелу» сосал? Дай!
– Уже кончилась, нэтан.
Я вытянул язык, на котором остался почти безобидный глюкозный леденец, начинка без убойной оболочки. Ёсико со скоростью робота выбросила руку, сдёрнула мокрую сладость с моего языка и тотчас затолкала себе в рот. С таким искусственным носом, как у неё, не пропадёшь! Ёсико без-фито никуда. Он разные бактерии и аллергены вынюхивает и задерживает их в фильтрах. А то она вечно красными пятнами и соплями бы исходила.
– На, я добрая. – Она вытащила из кармашка короткий леденец Кинтаро с налипшими на нём крошками. – С моим лицом, гляди. Папаша целую палку притащил! Надоела уже.
На отколотом торце липкой конфеты я разглядел детскую мордашку, и правда похожую на Ёсикину.
– Доумо аригато, Ёсико-чан, – поблагодарил я.
– Да ладно, это тебе аригато. Ну, толкай!
За спиной у неё вяло жужжал марон – домашний робот в половину её ростом, цилиндр на трёх битых колёсиках. Такие электронные няньки умеют вызывать полицию и родителей ребёнка, вопить сиреной, болтать глупости и петь колыбельные. Но марон Ёсико давно потерял свои умения. Теперь он мог только перевозить груз на широкой макушке. Глаза-камеры марона были с корнем выдраны из его «черепа», а экран встроенного голика просто выдернут вместе с платой и проводами.
Ёсико уже взобралась на робота и запустила пальцы в дырку от экрана, чтобы не упасть. А я стал толкать её по коридору, всё быстрее и быстрее, и отпустил. Ёсико с хохотом умчалась, и я смог попасть в квартиру.
У меня только две комнаты, но мне больше и не надо. Одна стена – внешняя, и за ней стена склада через узкую улицу и днём гул грузовиков. А ещё крыша дрожит, когда кибертран проезжает, зато в ней дыр нет. В общем, я считаю, что с жильём мне повезло, и все благодаря моим генам. Иначе в куяксё меня бы обломали и отправили к самой Полосе, а там вовсе дикие районы.
Сидор встретил меня хриплым треском вместо слова «привет». Чтобы у него появился нормальный голос, надо включить голик, тогда он общается через его акустику. Сидор – мой домашний робот, мне его подарили на восьмой день рождения, когда мы с родителями ещё жили в своём доме. Тогда это была модная модель. До сих пор на боку сидора видно бледную надпись «60Х». У него три телекамеры и два микрофона, только один уже лет пять не работает. Можно сказать, сидор учился жизни вместе со мной и знает столько же, сколько я. Мы с ним умеем отлично разговаривать, особенно когда смотрим образовательный канал или анимэ. Сидор помнит всё и умеет разъяснить непонятные слова лучше, чем толмач. Когда-то он умел даже петь, будто в опере, но потом «подрос» и разлюбил это дело, как и я. А сколько он подал мне дельных советов, как одеться или что подарить маме на именины. Не сосчитать!
– Привет-привет! – сказал я и потрепал сидора по круглой макушке, как раз на уровне моего живота. Позвоночник у него согнулся, а обе тонкие руки с шестью пальцами поднялись кверху, будто он вздумал помолиться.
У меня очень простая квартира, и мне это нравится. Планировка самая обычная, нихонская, но я уже привык и не стукаюсь о стены, как поначалу. Только потолок очень низкий, всего на тридцать сантиметров выше моей макушки, и сильно неровный. Ну да зачем мне подпрыгивать? Сразу за дверью, как войдёшь, – бетонный пятачок, там нужно разуться и обувь поставить мысами к выходу. И тапочки надеть, но я обычно босиком хожу. Кухня у меня большая, целых пять циновок шириной, потому что с гостиной совмещённая. У нас в маншёне все такие, для экономии места. Из приборов у меня только самые нужные – рисоварка, микроволновка, холодильник и потёр, который воду греет. Окна тут сделали маленькие, из толстого пластика. Не во всю стену, как в обычных домах, и это правильно. Всё равно за ними только склады видно и кусочек неба, если близко подойти.
Мебель я купил на Полосе, там всегда продаются хорошие вещи совсем задёшево. Всё из пенорезины – и кровать, и стол, и стулья. Кажется, что вот-вот расползётся под моим весом, но стоит!
Ещё чем такая мебель хороша – в ней дани не живут. Зато летом они у меня в футоне завелись, от соседей наползли и стали кусаться. Целое воскресенье их разной химией травил.
Первым делом я скинул одёжку, в которой с робококами возился, даже комбинезон от масляной вони не помогает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9