О
ни знали, что ничего с этого не будут иметь, не хотели ничего иметь и не соб
ирались ничего иметь.
И вот швейцарцы прибыли и остановились в гостинице, где их торжественно
встретила пани Янжвецкая и объявила, что рада приветствовать столь высо
ких гостей в своем отеле; она отвела им под апартаменты верхний этаж и при
ставила к ним горничную Параську и официанта Тимофея, которого для таког
о случая обрядили в черный костюм с бабочкой, как в лучших отелях Варшавы,
по выражению пани Янжвецкой. И так как дедушка Ивановский был знаменитый
хирург и профессор, то ему нанесли визиты первые люди города: пристав, мес
тный присяжный поверенный, казенный раввин и просто раввин, отставной по
лковник Порубайло с женой и дочерью и врач железнодорожной больницы Вол
ынцев, очень хороший врач, социал-демократ. Словом, город встретил гостей
по первому разряду, только что молебствия не было, но молебствие бывает т
олько по случаю прибытия государя императора, а, как вы понимаете, прибыл
все же не он.
Конечно, такую встречу можно объяснить знатностью гостей: нельзя не посм
отреть на самого знаменитого в Европе, а то и во всем мире профессора. Но, п
оверьте, в основе лежал интерес к этой романтической истории, никого не м
огла оставить равнодушной трогательная любовь таких прекрасных молоды
х людей: красавицы Рахили, дочери сапожника, и нежного, деликатного юноши
Якоба из далекого города Базеля.
Итак, визиты: Ивановские к Рахленкам, Рахленки Ч к Ивановским. Экономка ш
ныряет по городу, узнает, выпытывает, а что она может узнать, что может вып
ытать? Ответ один: Рахиль достойнейшая из достойных, старик Рахленко наи
уважаемый из уважаемых. И был, конечно, лес, были гамаки, и аптекарь Орел го
товил такой кефир и такое мороженое, что бабушка Эльфрида была поражена
и призналась, что такого кефира и такого мороженого она в своей жизни ни р
азу не пробовала, хотя объездила лучшие города Европы и живала на знамен
итых курортах; и когда ей понадобилось поправить прическу, то явился Бер
нард Семенович, а, как я вам уже рассказывал, это был галантнейший парикма
хер во всей губернии, и бабушка Эльфрида сказала, что таким парикмахером
гордился бы не только Базель, но и Париж, а Париж, как вам известно, законод
атель мод и дамских причесок. Город наш в грязь лицом не ударил, показал се
бя во всей красе и великолепии, а уж о красоте и великолепии Рахили и говор
ить нечего, только слепой мог этого не видеть, впрочем, и слепой понял бы э
то по ее голосу, такой у нее был прекрасный, исключительный, мелодичный го
лос. И отдавая дань уму моей матери, надо сказать, что вела она себя с Ивано
вскими идеально, в том смысле, что запрятала подальше свою дерзость и стр
оптивость. Возможно, она оробела перед такими знатными господами, перед
этим парадом; возможно, не знаю. Но факт тот, что перед бабушкой Эльфридой
предстала тихая, скромная красавица Рахиль. А в том, что она не белоручка,
а работящая девушка, сознающая свой долг и свои обязанности, Ч в этом, ко
нечно, бабушка быстро разобралась.
Казалось, сопротивление бабушки сломлено и дело идет к венцу. Но тут вдру
г неожиданно бабушка выдвинула тяжелую артиллерию. Оказывается, бабушк
а не еврейка, а швейцарка немецкого происхождения. И когда дедушка на ней
женился, то перешел в протестантство, не то в лютеранство, не то в кальвини
зм, и их сыновья тоже протестанты, лютеране и кальвинисты, и мой отец Якоб
Ч наполовину немец и тоже лютеранин, и выходит, я, ваш покорный слуга, на о
дну четверть немец.
Так вот, поскольку Якоб протестант, лютеранин и кальвинист, то бабушка ст
авит условием, чтобы Рахиль тоже приняла протестантство, лютеранство и к
альвинизм и чтобы они венчались в Базеле.
Гром среди белого дня! Протестант? Лютеранин? Кальвинист? Про такое здесь
и не слыхивали. Православный, католик Ч это у нас знали, но кальвинист, пр
отестант!
Ни в какого бога я не верил и не верю. Русский, еврей, белорус Ч для меня нет
разницы, Советская власть воспитала меня интернационалистом. Моя супру
га, Галина Николаевна, Ч русская, мы живем с ней тридцать лет, и у нас три с
ына, отличные парни, и хотя они записаны евреями, но они знают не еврейский
язык, а русский, родились в России, женаты на русских, и мои внуки, значит, р
усские, и у всех у нас родина Ч Советская Россия. Но, с другой стороны, я ска
жу вам так: человек может верить в бога, может и не верить, можно обрести ве
ру, и можно потерять ее. Но для истинно верующего бог один, тот, которого он
носит в своем сердце, и уж если ты хочешь верить, то разделяй ту веру, в кото
рой ты родился. Менять веру ради личного интереса некрасиво, вера не перч
атка: стянул с руки одну, натянул другую… И вот моя мать Рахиль, которая, ме
жду прочим, тоже в бога не верила, должна была перейти в лютеранство ради с
воего интереса… Что? Любовь выше? Правильно, согласен. Так моя мать и поста
вила вопрос. Она сказала Якобу:
Ч Раз мы должны через это пройти и раз я еврейка на сто процентов, а ты на п
ятьдесят, то возвращайся в веру своих отцов и дедов.
Логично! Сто процентов больше, чем пятьдесят. И дедушка Рахленко и бабушк
а Рахленко сказали:
Ч Чтобы наша дочь перешла в какое-то там лютеранство и протестантство
Ч ни за что! Такого позора на свою голову мы не примем.
Не забывайте, все это происходило до революции, в 1910 году, религиозные пред
рассудки были сильны, тем более в маленьком городке на Украине. И Рахленк
ов можно понять. Им предстояло жить здесь, и вот, пожалуйста, дочь перешла
в лютеранство, даже не просто в лютеранство, а в какую-то его швейцарскую
разновидность.
Больше всего я виню дедушку Ивановского. В свой первый приезд он скрыл св
ое лютеранство. И тогда многих удивило, что он не пошел в синагогу, где ему
было отведено почетное место у восточной стены. Удивило, но как-то не зафи
ксировалось, тем более что старик через синагогу сделал богатое пожертв
ование на бедных. Но надо было говорить начистоту; так, мол, и так, мы протес
танты, лютеране, кальвинисты, реформисты… Но ему было, наверно, стыдно соз
наться, что он отрекся от своей веры, и он промолчал, и вот открылось через
год, когда все шло к своему завершению, когда машина катилась на полной ск
орости к финишу. И протестантство и лютеранство как бревно на дороге. А ко
гда машина на всем ходу налетает на бревно, то она опрокидывается, и пасса
жирам, знаете ли, не сладко.
И тут бабушка Эльфрида выпускает второй снаряд: после свадьбы молодые до
лжны навсегда остаться в Швейцарии Ч там дом, гнездо, там университет, та
м клиника.
В общем, Рахиль должна навсегда порвать со своим корнем, перейти в немецк
ую веру, уехать со своей родины, расстаться с родителями, мало того Ч опоз
орить их.
Рахиль стояла как стена: ни в какую Швейцарию она не поедет, ей и здесь хор
ошо, а уж про лютеранство и говорить нечего, тем более она в бога не верила,
и как, спрашивается, могла она верить в бога, если целый год ее опекали сту
денты, гимназисты и реалисты, вольнодумцы, марксисты, социал-демократы и
бундовцы. И Якоб, мой будущий отец, тоже не был уж такой набожный протестан
т, ему на все это было ровным счетом наплевать, ему нужна была Рахиль Ч во
т кто ему был нужен, и будь она мусульманкой, буддисткой или огнепоклонни
цей, он с удовольствием стал бы мусульманином, буддистом и огнепоклонник
ом, лишь бы Рахиль стала его женой.
Не знаю, как долго длилась эта баталия, но все закончилось соглашением: ве
нчаются они здесь, а после свадьбы уезжают в Швейцарию. В этом Рахили приш
лось уступить: жена должна следовать за мужем, а не наоборот.
Конечно, такая комбинация стоила денег, мой отец оказался, извините за вы
ражение, необрезанным, и венчать его раввин не имел права. Но пошли в ход «
липовые» медицинские справки и тому подобное, ибо, как говорится; «На зем
ле весь род людской чтит один кумир священный»… Все сладилось, свадьба б
ыла на весь город, после венчания молодые шли из синагоги пешком, вокруг н
их люди пели, танцевали, веселились, оркестр играл марши и танцы, город лик
овал… После свадьбы Рахиль и Якоб вместе со стариками Ивановскими и экон
омкой укатили в Швейцарию, а в нашем городе остались печали, восторги, тол
ки и пересуды…
Вопрос этот обсуждался, конечно, и в парикмахерской, у Бернарда Семенови
ча. И, само собой разумеется, главное слово принадлежало Хаиму Ягудину.
И вот Хаим Ягудин объявляет, что вся возня вокруг этой истории не стоит вы
еденного яйца, не стоит ломаного гроша Ч буря в стакане воды. То есть сама
по себе история вовсе не буря в стакане воды, но совсем не с той стороны, с к
акой ее видят, толкуют и обсуждают невежды, именующие себя учеными мудре
цами, а на самом деле ничего, кроме Торы, в своей жизни не видавшие и на толк
овании Торы свихнувшие себе мозги.
«Что предосудительного в том, что мать Якоба немка и лютеранка?» Ч вопро
шал Хаим Ягудин. Абсолютно ничего предосудительного в этом нет и быть не
может, это утверждает он, Хаим Ягудин, и тому, кто попробует ему возразить,
он набьет морду, и его за это не накажут, а, наоборот, наградят, потому что су
пруга ныне благополучно царствующего государя императора, ее императо
рское величество Александра Федоровна, Ч тоже немка, из Гессена, и мать г
осударя императора, то есть супруга почившего в бозе государя император
а Александра Третьего, ныне вдовствующая императрица Мария Федоровна, р
одом из Дании, то есть фактически тоже немка, а Екатерина Вторая Великая б
ыла и вовсе чистокровной немкой. Но невежи талмудисты ничего этого не зн
ают, и вообще о том, что произошло за последние две тысячи лет, понятия не и
меют. И если они краем уха что-то и слыхали о Екатерине Второй, то только по
тому, что ее августейшее лицо изображено на сторублевых кредитных билет
ах. Но самих сторублевок они опять же не видели, жили, живут и будут жить на
медные деньги, скоты, тупицы, хамы! Немцы ничуть не хуже евреев, а, наоборот,
лучше. У него, у Хаима, командир полка был его высокоблагородие барон Танх
егаузен, родом из немцев, герой, рубака! Короче, то, что у Якоба мать немка, г
оворит только в его пользу. И то, что она лютеранка, даже кальвинистка, еще
лучше Ч неизвестно, чей бог главнее: лютеранский, который помог Бисмарк
у одолеть французов, или еврейский, которого никто, кроме самих евреев, не
боится. В общем, все разговоры насчет матери Якоба следует немедленно пр
екратить Ч интеллигентная, воспитанная, деликатная дама, и тому, кто пос
меет это отрицать, он, Хаим Ягудин, опять же разобьет морду в кровь, потому
что офицерская честь диктует заступаться за даму, пусть она даже немка, л
ютеранка, в солидных годах и родом из Базеля.
Так что о матери Якоба разговора нет, вопрос о ней исчерпан окончательно
и бесповоротно. Но…
Но… Тут Хаим Ягудин поднимал свою палку… Но совсем другой вопрос: кто оте
ц Якоба? Кто, спрашивается, этот, извините за выражение, профессор, черт бы
его побрал? Кто он такой? Еврей? А на каком основании вы это утверждаете? Ах,
он отсюда, он местный… Вы присутствовали при его рождении? Вы ходили с ним
в хедер? Кто его принимал? Кто его обрезал? Кто его записывал в книгу? Покаж
ите мне эту акушерку, покажите мне этого раввина! Ах, он родился в Ивановке
и приехал с матерью сюда. Очень хорошо! Но кто его отец, кто видел его отца?
Я вас спрашиваю русским языком, черт побери? Ах, видели только мать… Разго
вор не про мать, его мать я тоже видел, она, покойница, между прочим, мне родн
ая теща, родная мать моей родной жены, пусть земля им обеим будет пухом… И
уж наверно я свою родную тещу знаю лучше какого-нибудь иного круглого ду
рака… Кого я имею в виду? Кого хотите! Хотя бы и вас! Пожалуйста! К чертовой м
атери! Закройте за этим болваном дверь!.. Так вот, про свою покойницу тещу я
сам могу порассказать много чего интересного. Но речь, повторяю, не о моей
теще, не о матери этого профессора, черт бы его побрал, а об его отце, о моем,
извините за выражение, тесте. Кто видел отца этого профессора? Я, например
, не видел, хотя он мне тесть, а я ему зять. Что? Когда я женился на его дочери,
его уже не было в живых? Еще один умник выискался, как вам это нравится? Так
слушайте, вы, умник: моя жена, я думаю, видела своего отца, он умер, когда она
была уже в девушках, и она рассказывала мне про него кое-что необыкновенн
ое: это был не какой-то, извините за выражение, сапожник, это был умнейший и
образованнейший человек и не талмудист, а светский человек, философ, вы с
лыхали про философа Спинозу? Так вот, они состояли в переписке: Ивановски
й писал Спинозе, Спиноза Ч Ивановскому. Моя жена видела все это собствен
ными глазами и слышала собственными ушами. Неужели вам это непонятно, ск
олько я еще должен вбивать это в ваши дурацкие головы? Но вот то, что профе
ссор Ивановский видел своего отца, этого никто не докажет! Никогда! Это го
ворю вам я, Хаим Ягудин, черт вас возьми! Потому что профессор родился, ког
да старый Ивановский отдал богу душу; профессор родился, когда его мать, т
о есть моя теща, уже три года была вдовой. Этот профессор Ч байстрюк, вот о
н кто! И отец его вовсе не Ивановский, а некий железнодорожный подрядчик, и
з тех, кто поставлял материалы на строительство Либаво-Роменской железн
ой дороги, купец из староверов. Когда профессор родился, подрядчик подма
зал кого надо, профессора записали на покойного Ивановского, а подрядчик
тут же отправил вдову сюда, на строительство Либаво-Роменской железной
дороги, с двумя, значит, дочерьми, действительно Ивановскими, и новорожде
нным профессором, который такой же Ивановский, как я император Вильгельм
Второй. Теперь вам понятна механика, или я должен все это разжевать и поло
жить вам в рот?
Подрядчик, хотя и старовер и мошенник, как все железнодорожные подрядчик
и, но в данном случае оказался человеком порядочным, снабжал вдову деньг
ами, следил за воспитанием сына, именно поэтому профессор окончил Нежинс
кую гимназию Ч вы мне много назовете евреев, которые кончили бы в Нежине
гимназию?
1 2 3 4 5 6 7