«Механика вечности»: Эксмо-Пресс; 2001
ISBN 5-04-007428-X
Аннотация
Выйти утром за пивком и около собственного подъезда наткнуться на вражеские танки — перспектива не из веселых. Кто же знал, что так печально обернется многообещающая встреча с собственным двойником из не очень далекого будущего, прибывшим с бесценным подарком — четырьмя еще не написанными тобой книгами и с портативной машиной времени в придачу и предложившим провести один сугубо личный эксперимент? А в результате — страшный катаклизм, поразивший пространство и время, превративший Землю в мир, где столкнувшиеся лбами сверхдержавы расплескали мозги по континентам. Но безжалостное колесо истории еще можно попытаться повернуть вспять…
Евгений Прошкин
Механика вечности
Пролог
Сейчас она скажет: «Посуду вымоешь ты». Я заною: «Почему опять я?» Она устало вздохнет: «Но ведь я и стираю, и убираю, и готовлю».
Вздох — ее любимая реплика. Как я раньше этого не замечал? Далее по сценарию я выкидываю окурок в форточку и плетусь к раковине.
— Миша, я сегодня так замоталась… Помой посуду, а? Мефодий!
Почти в точку.
Забавляясь, стремительно набрасываю фартук и хватаю со стола грязную тарелку.
— Конечно, Ален, отдохни. Шурик новую повесть закончил — там, на диване лежит. Почитай, интересно. По ящику все равно ничего нет.
Ее брови выползают на лоб и застывают у самой челки.
— Сударь, вы решили стать идеальным мужем?
— Иди, иди, пока я добрый.
Алена, одолеваемая сомнениями, уходит с кухни, а я не спеша занимаюсь привычной когда-то работой: чашки на полку, тарелки в сушку, вытереть со стола. Да, еще ополоснуть раковину. Все.
Все это уже было, и неоднократно. Можно спорить, можно скандалить, финал будет тот же: посуду придется мыть мне. Такая уж у нас традиция, и ломать ее не хочется. Тем более что до конца нашего брака осталось всего полгода. Через шесть месяцев наступит десятое апреля. Эту дату я запомнил навсегда.
Десятого апреля я вернусь окрыленным: у меня наконец примут повесть. В издательстве я встречу Кнута, и там же, в буфете, он раскрутит меня на небольшой банкет, поэтому домой я приду поздно, зато с огромным букетом розовых гвоздик. Однако цветам будет суждено отправиться в мусоропровод, поскольку прямо с порога я узнаю, что жены у меня больше нет.
О разводе Алена объявила буднично и неэффектно, кажется, пригоревшие котлеты взволновали бы ее сильнее. Деловито укладывая в чемодан многочисленные блузки, она обронила «Я ухожу», и ее голос потонул в фанфарах какого-то рекламного ролика.
— Вот так сразу? — растерянно спросил я.
— Не сразу, Мефодий, не сразу. — Она назвала меня моим настоящим именем, хотя прекрасно знала, что я этого не выношу. — У нас с тобой давно все кончилось, Миша. Разве ты не замечал?
Я, не в силах собраться с мыслями, лишь пожал плечами. Кончилось? Давно?! Да ведь все только начинается! Именно сегодня, сейчас…
— Не замечал. — Алена оторвалась от чемодана и одарила меня печальным взглядом.
Она ушла, а на следующий день вернулась и потащила меня в ЗАГС — подавать на развод. Сопротивляться? Какой смысл? Я даже не спросил, куда Алена перевезла вещи. Мне было не до этого — я пил водку и плакал. Но это произойдет в апреле. Через полгода.
Алена лежала на диване и лениво листала красочный журнал. Картонный скоросшиватель с Сашиной рукописью, как я и ожидал, переместился на пол. Я скинул тапочки и пристроился возле жены. Потом мягко взял журнал и отодвинул его в сторону.
— Опять? — Во взгляде Алены появилось недоверие. — Мефодий, ты что, начал принимать какие-то таблетки? Тебя не узнать.
Минут через сорок Алена, делая большие глаза, направилась в ванную. Докуривая сигарету, я еще немного повалялся, потом встал. За эти два дня, таких обыденных и невероятных, я чуть не забыл о самом главном, о том, зачем я сюда вернулся.
Я разыскал тетрадь в клетчатой обложке и, открыв ее на чистой странице, сделал короткую запись. Раньше у меня не было этой дурацкой привычки, но десятое апреля многое изменило. Теперь у меня, как у всякого нормального гения, появился свой пунктик, и я повсюду таскаю с собой сборник кошмаров, обернутый в желто-коричневый коленкор.
Я надел брюки и на всякий случай похлопал по карманам. В правом — прямоугольная плоская коробочка, в левом — дискеты. Компьютер, коротко бибикнув, включился, и, пока я копался с принтером, в комнату вернулась супруга.
— Опять муки творчества? — спросила она равнодушно. — Ладно, не буду мешать.
Я кивнул, выражая одновременно согласие и благодарность. Алена нечасто бывала такой покладистой.
Принтер — родная «Радуга», а не какой-нибудь лицензионный «Хьюлетт» — тонко запел, отпечатанные листы с убаюкивающим шуршанием поползли в прозрачный приемный лоток. Четыре романа, которые если и не потрясут мир, то уж по крайней мере заставят его выделить и отгородить для меня местечко. Четыре толстые книжки, написанные моей собственной рукой. Две тысячи страниц, из которых я пока не прочитал ни единой.
— Это тебя, — Алена ткнула мне в лицо телефонной трубкой.
Я снова не услышал, как жена вошла. Странно, раньше она любила по-старушечьи шаркать шлепанцами. Я посмотрел на ее ноги — на них были мягкие вельветовые тапочки с задниками. Таких я у нее не видел.
— Мишка? Салют, — раздалось в трубке.
— Здрасьте. Кто это?
— Костик. Не узнал, что ли?
— А, Костик, привет! — Я замялся, ожидая от абонента следующей реплики. О чем с ним говорить, я не представлял, потому что ни с каким Костиком знаком не был.
— Ну что, ты надумал?
— Да, — ответил я, не понимая, о чем идет речь.
— Значит, договорились, — уточнил неизвестный Костик.
— Да, — сказал я и отключил телефон.
— Миша, я пришла. — Голос за спиной раздался неожиданно, но вздрогнул я не от этого. Интонация, с которой Алена напоминала о себе, вернула меня в те давно ушедшие, здорово намарафеченные памятью времена, когда мы жили вместе.
Мне есть что вспомнить. Тогда, до развода, вокруг происходило какое-то движение, и я, сам того не желая, в нем участвовал. У меня была жизнь. После развода не было ничего. Четыре года — ничего. Только бесконечная писанина, когда вялая, когда запойная, но одинаково безрезультатная. Все мои опусы вызывали интерес лишь у собрата по перу Кнутовского.
Вот если бы меня напечатали до развода, возможно, Алена стала бы относиться ко мне иначе. Увидела бы во мне что-то еще, кроме пустых амбиций и бесполезного корпения над рукописями. И у нас все сложилось бы по-другому.
— Уважаемые телезрители! Свои вопросы героине передачи вы можете задать… — сказали мне в самое ухо.
— Я буду смотреть телевизор, — сообщила жена.
Это была боевая стойка: Алена давала понять, что ее право на просмотр очередного ток-шоу священно и неотъемлемо.
— Ален…
— Я и так тебя целых полчаса не трогала.
— Да я не об этом.
— А… Нет, Миша, хватит. У меня там уже все болит. Оставим на завтра, хорошо?
— И не об этом тоже.
— А о чем? — Она посмотрела на меня так, будто я ее чем-то шокировал. Но я только собирался.
— Алена, как ты думаешь, мы с тобой нормальная пара? Ну, в смысле, у нас все хорошо?
Черт, ведь совсем не то хотел сказать. Уж больно издалека получается.
— Ты на что намекаешь?
— Да не намекаю я. Просто интересно, за что ты меня можешь бросить.
— …конечно, стать заместителем генерального директора такой крупной компании совсем не просто. В восемьдесят пятом году, то есть шестнадцать лет назад, я была простым менеджером… — заговорила вальяжная дама, сидевшая по ту сторону экрана.
— Опять ты со своей философией! — раздраженно бросила Алена. — Вот, из-за тебя вопрос пропустила. О чем ее спросили?
— А это так важно?
— Слушай, мотай на кухню!
— Не бойся, мне твой ящик не мешает. Делай что хочешь, сегодня твой день.
— А завтра? — не растерялась она.
И завтра, и послезавтра — вплоть до десятого апреля. Все будет так, как сейчас, только эти полгода пройдут без меня, я их уже пережил. В понедельник все вернется на свое место, это кресло у компьютера займет тот, кому оно принадлежит. У него еще все впереди: и повесть, которую сначала примут, а потом вернут, и гвоздики, которые придется ломать, потому что они не влезут в мусоропровод, и смазанный фиолетовый штампик «Брак расторгнут».
Один роман был готов. Я утрамбовал пачку и отделил еще теплый последний лист. Страница пятьсот три. Ого!
— Миша, когда ты успел подстричься?
— Вчера утром.
— Ой, а это у тебя что, седой волос? — Алена оторвалась от телевизора и подошла ко мне.
— Где, на виске? Здрасьте, опомнилась! — Я заставил себя усмехнуться, хотя внутри все сжалось.
Неужели я действительно изменился? И как теперь будет оправдываться тот, другой? Прическа — дело поправимое, но седина… Надо было закрасить.
— И похудел здорово…
Я с надеждой посмотрел на экран. Там, как назло, шла реклама. Мне вдруг захотелось все ей высказать, выдать на одном дыхании, что живу я теперь в паршивой квартире у черта на куличках, женщин вижу преимущественно во сне, питаюсь концентратами, оттого и отощал, и все потому, что в один весенний день моя жена собрала вещички и исчезла. Самое обидное, что по прошествии четырех с половиной лет я так и не узнал — зачем, куда, к кому.
— Мы продолжаем разговор о том, как достичь вершин успеха. Наш новый гость — директор-распорядитель фонда имени…
— Нет, показалось, — успокоила себя Алена и упорхнула на диван.
Я облегченно вздохнул. Два дня все шло как по маслу, а под занавес такой прокол.
Отыскав в столе папку побольше и поновее, я уложил в нее рукопись. Тесемки еле сошлись, бантик вышел маленьким и неаккуратным. Сойдет, мне только до издательства довезти, а там папка уже не понадобится.
Рецензент отнесет роман главному редактору, через неделю тот позвонит и, захлебываясь комплиментами, предложит подписать договор.
Это я знаю точно. Мою книгу выпустят в целлофанированном переплете, на котором будет изображен танк под большим зеленым деревом. А вверху, в розовом небе, будет написано: «Михаил Ташков. НИЧЕГО, КРОМЕ СЧАСТЬЯ».
Я ее видел и даже держал в руках, но оставить себе не смог, ведь до ее выхода еще целых семнадцать лет.
ЧАСТЬ 1
ИЗНАНКА
Если бы я верил в приметы, все могло бы сложиться иначе. Но я в них не верил и многократные предупреждения свыше оставил без внимания.
С самого утра меня обманули на рынке, так что я сразу понял: день пошел насмарку. Главное, ведь не обвесил наглый латинос, даже не обсчитал — запретные плоды из дружественного Гондураса весили ровно полтора килограмма, и особых вычислений здесь не требовалось, — просто прибавил к сумме рубль. Широко улыбаясь и глядя прямо в глаза. И я, не выдержав этой психической атаки, безропотно уплатил, вякнул «спасибо» — воспитанный! — и поплелся прочь. Шел и грыз себя за проклятую бесхребетность. А на спине ощущался густой плевок его насмешливого взгляда.
Да, ты победил, мой смуглый младший брат, ну и черт с тобой! Подавись ты этим рублем. Купи на него конфет и отошли своим голодным волчатам в Коста-Рику, или где они у тебя там.
Конечно, бедным и убогим следует помогать, но почему они так быстро садятся на шею? Вот и этот деятель из Панамы — может, из Мексики? — не успел получить долгосрочную визу, а уже заматерел. Вернуться бы сейчас, пригрозить ему заявлением в иммиграционную службу и полюбоваться, как загар покидает небритые щеки.
Злоба разрасталась, словно крапива в запущенном саду, и я почувствовал необходимость прижечь язву души стопкой-другой. Подходящее заведение находилось всего в пяти шагах от рынка, и ноги сами повернули на девяносто градусов.
Харчевня со смачным названием «Покушай», аккуратный павильончик-стекляшка, являла собой образчик чистоты и порядка. Народ здесь собирался приличный, поэтому ни пьяных посиделок, ни танцев с мордобоем в «Покушай» никогда не случалось.
Все столики были свободны, лишь в углу, у самого хвоста болтавшегося под потолком картонного дракона, засыпала над книгами какая-то студентка.
Грузный китаец лет сорока со скандинавским именем Ян стремительней циркулярной пилы шинковал пушистую экзотическую зелень, но, увидев меня, тут же воткнул нож в доску над головой и вышел навстречу.
— Миша? Как приятно тебя видеть! Ты намерен покушать плотно, как подобает мужчине, или только раздразнить желудок? — Ян говорил с легким акцентом, но фразы строил на удивление правильно.
— Я тебя огорчу, есть я не буду совсем. Только перекушу.
На столе появилась широкая рюмка на короткой ножке и расписанное иероглифами блюдце с маленьким кривым огурчиком. Ян вернулся было к своей зелени, но, постучав ножом несколько секунд, снова отвлекся.
— Миша, что-то случилось?
— Да нет, все нормально. Как дела у тебя?
— У меня проблемы. — Китаец нахмурился и принялся рассматривать ногти.
— С бизнесом?
— Если бы, — отмахнулся Ян. — Иммиграционный инспектор сказал, что гражданства мне не будет. В лучшем случае — вид на жительство.
— А я думал, ты давно уже получил. И какова причина?
— Говорит, что ваш парламент со следующего года урезал квоты. Слишком много иностранцев. Миша, разве я делаю для твоей страны что-то плохое? Я уже семь лет в России, много работаю и всегда плачу налоги. А какой-нибудь лентяй из Заира целый день шляется по киношкам и пропивает свое пособие — только потому, что приехал раньше меня.
Я невольно вспомнил латиноса с рынка. Бедный Ян. Неужели на земле нет такого места, где все устроено справедливо, по совести?
— За тебя могут ходатайствовать трое коренных граждан… нет, только не я, — мне пришлось опустить голову, потому что видеть его глаза было невозможно. — Правда, Ян. Кто я такой? Ни семьи, ни работы, только арестованная кредитная карта и голые мечты. Инспектор на меня даже бланк тратить не станет.
Я оставил «Покушай», жалея, что вообще туда заходил. Погода, словно учуяв мое настроение, слепила тяжелую тучу и вытрясла из нее несколько крупных предупредительных капель. Откуда-то дунул ветер, и мне на лоб прилепился вялый, как мокрая промокашка, березовый листок.
1 2 3 4 5 6 7