Клайв Баркер: «Книга крови 5»

Клайв Баркер
Книга крови 5


OCR Денис; Доп. вычитка – i_no_k
Оригинал: Clive ,
“Books of Blood Volume 5”

Перевод: М. Краснова
Клайв БаркерКнига Крови 5 Во плоти «In the Flesh»Когда Кливленд Смит вернулся после беседы с дежурным по этажу, его новый сокамерник был уже тут и глядел, как плавают пылинки в луче солнца, легко преодолевающем пуленепробиваемое оконное стекло. Это зрелище повторялось ежедневно (если не мешали облака) и длилось менее получаса. Солнце отыскивало путь между стеной и административным зданием, медленно пробиралось вдоль блока В, а потом исчезало до следующего дни.– Ты – Тейт? – спросил Клив.Заключенный перестал смотреть на солнце и повернулся. Мейфлауэр сказал, что новенькому двадцать два года, но Тейт выглядел лет на пять моложе. В лице его было нечто, делавшее Тейта похожим на потерявшегося (и притом безобразного) пса, которого хозяева оставили поиграть на оживленной улице. Глаза слишком настороженные, рот чересчур безвольный, руки тонкие: прирожденная жертва. Клив почувствовал раздражение от мысли, что придется возиться с этим мальчиком. Тейт был лишней обузой, а у него самого нет сил, чтобы расходовать их, покровительствуя мальчишке, пусть Мейфлауэр и болтал что-то о руке, протянутой для помощи.– Да, – ответил пес. – Я Вильям.– Тебя так и зовут Вильямом?– Нет, – сказал мальчик. – Все зовут меня Билли.– Билли, – кивнул Клив и вошел в камеру. Режим в Пентонвилле нес некоторые черты прогресса: по утрам на два часа камеры оставались открытыми, часто отпирались они на пару часов и днем, что давало заключенным некоторую свободу передвижения. Однако это имело и свои недостатки, например, разговоры с Мейфлауэром.– Мне велено дать тебе кое-какие советы.– Да? – переспросил мальчик.– Ты раньше не сидел?– Нет.– Даже в колонии для несовершеннолетних?Глаза Тейта блеснули.– Немного.– Значит, ты знаешь, как тебе повезло. Знаешь, что ты легкая добыча?– Знаю.– Кажется, – сказал без энтузиазма Клив, – меня призывают к тому, чтобы я тебе берег, а то тебя покалечат.Тейт уставился на Клива глазами, голубизна которых казалась молочной, будто они еще отражали солнце.– Не расстраивайся, – сказал мальчик. – Ты мне ничего не должен.– Чертовски верно. Я тебе ничего не должен, но, кажется, у меня есть гражданский долг, – угрюмо сказал Клив. – Это – ты. * * * Клив отбыл два месяца заключения за торговлю марихуаной, это был его третий визит в Пентонвилл. К тридцати годам в нем не проглядывало никаких признаков изношенности: тело крепкое, лицо худое и утонченное, в своем костюме, ярдов с десяти, он мог бы сойти за адвоката. Но если чуть приблизиться, то станет виден шрам на шее, оставшийся после нападения безденежного наркомана, а в походке станет заметна какая-то настороженность, будто при каждом шаге он сохранял возможность для быстрого отступления.Вы еще молоды, сказал ему в последний раз судья, у вас есть время, чтобы многого добиться в жизни. Вслух он возражать не стал, но про себя Клив думал иначе. Работать тяжело, а преступать закон легко. До того как кто-нибудь докажет противное, он будет делать то, что делает лучше всего, а если поймают, так что же. Отбывать срок не так уж неприятно, если ты правильно к этому относишься. Еда съедобная, компания – избранная, и покуда есть чем занять мозги, он будет вполне доволен. В настоящее время он читал о грехе. Тема здесь уместная. Он слышал так много слов о том, как он пришел в мир, и от уполномоченных по работе с условно осужденными, и от законников, и от священнослужителей.Теории социологические, теологические, идеологические. Кое-какие заслуживали нескольких минут внимания. Большинство же были такими нелепыми (грех из матки, грех от денег), что он смеялся прямо в их вдохновенные лица. Вот льют из пустого в порожнее.Хотя это хорошая жвачка. Ему нужно было чем-то занять дни. И ночи. Он плохо спал в тюрьме. Нет, ему не давала спать не его собственная вина, а вина других. Он был только продавец гашиша, поставляющий товар туда, где был спрос, маленький зубчик в огромном механизме, ему не из-за чего было чувствовать вину. Но здесь находились другие, казалось, что их множество, чьи сны не были столь благостными, а ночи столь мирными. Они кричали, они жаловались, они проклинали судей земных и небесных. Шум их пробудил бы и мертвеца.– Так бывает всегда? – спросил Билли Клива едва ли не через неделю. Новый заключенный уже много раз слышал, как слезы через мгновение переходят в непристойную ругань.– Да, большую часть времени, – ответил Клив. – Некоторым надо чуток повопить, чтобы мозги не скисали. Это помогает.– Но не тебе, – заметил немузыкальный голос с нижней койки. – Ты все читаешь свои книжки и держишься в стороне, от греха подальше. Я за тобой наблюдал. Это тебя даже и не волнует?– Я могу прожить и так, – ответил Клив. – У меня нет жены, которая приходила бы сюда каждую неделю и напоминала мне, что я напрасно теряю время.– Ты бывал здесь раньше?– Дважды.Мальчик колебался мгновение, прежде чем сказал:– Ты, наверное, все тут вокруг знаешь, да?– Ну, путеводителя я не напишу, однако, в общей планировке разбираюсь!Услышать от мальчика подобное замечание было для Клива странно, и потому он спросил:– А в чем дело?– Я просто поинтересовался, – сказал Билли.– У тебя есть вопросы?Тейт не отвечал несколько секунд, а затем произнес:– Я слышал, что обычно… обычно здесь вешали людей.Клив ожидал чего угодно, только не этого. С другой стороны, несколько дней назад он решил, что Билли Тейт со странностями. Косые взгляды этих молочно-голубых глаз, брошенные исподтишка, то, как он смотрел на стену или на окно, так детектив осматривает обстановку, в которой произошло убийство, отчаявшись найти разгадку.Клив сказал:– Думаю, когда-то здесь был сарай для виселицы.Вновь молчание, затем другой вопрос, брошенный так небрежно, как только удалось мальчику:– Он все еще стоит?– Сарай? Не знаю. Людей, Билли, больше не вешают, или ты не слышал? – Снизу ответа не последовало. – Во всяком случае, тебе-то какое дело?– Просто любопытно. * * * Билли был прав, он был любопытен. И столь странен со своим безучастным взглядом и повадками одиночки, что большинство мужчин его сторонилось. Один Лауэлл интересовался им, и намерения его были недвусмысленными.– Ты не одолжишь мне свою леди до вечера? – спросил он Клива, когда они выстроились в очередь, получая завтрак. Тейт, который стоял поблизости, ничего не сказал. Клив тоже.– Ты меня слышишь? Я спрашиваю.– Слышал. Оставь его в покое.– Надо делиться, – сказал Лауэлл. – Я могу и тебе оказать какую-нибудь услугу. Мы можем кое-что придумать.– Он этим не занимается.– Хорошо, почему бы не спросить его! – сказал Лауэлл, улыбаясь сквозь щетину, покрывавшую все лицо. – Что скажешь, детка?Тейт оглянулся на Лауэлла.– Нет, благодарю вас.– Нет, благодарю вас, – повторил Лауэлл и подарил Кливу вторую улыбку, в которой не было ни капли юмора. – Ты хорошо его выдрессировал. Может, он еще садится на задние лапки и служит?– Вали, Лауэлл, – ответил Клив. – Он этим не занимается, вот и все.– Ты не можешь сторожить его каждую минуту, – заметил Лауэлл. – Рано или поздно ему придется самому встать на свои две ноги. Если он не лучше на коленях.Намек вызвал грубый хохот сокамерника Лауэлла, Нейлера. Не было людей, с которыми Клив охотно бы встретился в общей драке, но его искусство блефовать было отточено как бритва, его он сейчас и использовал.– Не надо волноваться, – сказал он Лауэллу, – борода твоя скроет сколько угодно шрамов.Лауэлл взглянул на Клива. Юмор исчез, и он не мог теперь отличить правду от лжи, и явно не испытывал желания подставить горло под бритву.– Только не передумай, – сказал он. И ничего больше. * * * О столкновении за завтраком не упоминали до того момента, когда не погасили свет. Начал именно Билли.– Тебе не следовало этого делать, – сказал он. – Лауэлл – мерзкий ублюдок. Я все слышал.– Хочешь, чтобы тебя изнасиловали? Да?– Нет, – быстро ответил он. – Боже, нет. Я должен быть цел.– После того как Лауэлл наложит на тебя лапу, ты уже ни на что не сгодишься.Билли соскользнул со своей койки и теперь стоял на середине камеры, едва различимый во тьме.– Думаю, и ты в свою очередь тоже кое-чего хочешь, – сказал он.Клив повернулся на подушке и взглянул на расплывчатый силуэт, находящийся в ярде от него.– Так чего, по-твоему, мне хотелось бы, Билли-бой? – спросил он.– Чего хочет Лауэлл.– Так ты думаешь, весь шум из-за этого? Я защищаю свои права?– Ага.– Как ты сказал – нет, благодарю вас.Клив опять повернулся лицом к стене.– Я имел в виду…– Меня не волнует, что ты имел в виду. Просто я не хочу об этом слышать, хорошо? Держись подальше от Лауэлла, и хватит мне компостировать мозги.– Эй, – пробормотал Билли, – не надо так, прошу тебя. Пожалуйста. Ты единственный друг, который у меня есть.– Ничей я не друг, – сказал Клив стене. – Просто я не люблю никаких неудобств. Понятно?– Никаких неудобств, – повторил мальчик уныло.– Правильно. А теперь… Перейдем к положенному по распорядку сну.Тейт больше ничего не сказал, он вернулся на свою нижнюю койку и лег. Пружины под ним скрипнули. Клив молчал, обдумывая сказанное. Он не имел никакого желания прибирать мальчика к рукам, но возможно, он высказал свое мнение слишком резко. Ну, дело сделано.Он слышал, как внизу Билли почти беззвучно что-то шепчет. Он напрягся, пытаясь подслушать, что говорит мальчик. Напряжение длилось несколько секунд, прежде чем Клив понял, что Билли-бой бормочет молитву. * * * Той ночью Клив видел сны. О чем – утром он вспомнить не мог, хотя пытался собрать сон по крупицам. Едва ли не каждые десять минут тем утром что-нибудь случалось: соль, опрокинутая на обеденный стол, крики со стороны спортивной площадки – вот-вот что-то натолкнет на отгадку, сон вспомнится. Озарение не приходило. Это делало его непривычно раздражительным и вспыльчивым. Когда Весли, мелкий фальшивомонетчик, известный ему еще по предыдущим каникулам здесь, подошел в библиотеке и затеял разговор, будто они были закадычными приятелями, Клив приказал коротышке заткнуться. Но Весли настаивал.– У тебя неприятности! У тебя неприятности!– Да? Что такое?– Этот твой мальчик. Билли.– Что с ним?– Он задает вопросы. Он очень напористый. Людям это не нравится. Они говорят, тебе следует его приструнить.– Я ему не сторож.Весли состроил рожу.– Говорю тебе как друг.– Отстань.– Не будь дураком, Кливленд. Ты наживаешь врагов.– Да? – спросил Клив. – Назови хоть одного.– Лауэлл, – сказал Весли мгновенно. – Второй Нейлер. Всех сортов. Они не любят таких, как Тейт.– А какой он? – огрызнулся Клив.Весли в виде протеста слабо хмыкнул.– Я только попытался тебе рассказать, – произнес он. – Мальчишка хитрый, как долбаная крыса. Будут неприятности.– Отстань ты со своими пророчествами. * * * Закон среднего требует, чтобы и худшие из пророков время от времени бывали правы: казалось, настало время Весли. Днем позже, вернувшись из Мастерской, где он развивал свой интеллект, приделывая колеса к пластиковым тележкам, Клив обнаружил поджидающего его на лестничной площадке Мейфлауэра.– Я просил тебя присмотреть за Вильямом Тейтом, Смит, – сказал офицер. – А ты на это наклал?– Что случилось?– Нет, думаю, все-таки не наклал.– Я спросил, что случилось, сэр?– Ничего особенного. На этот раз. Его просто отлупили. Кажется, Лауэлл сохнет по нему. Правильно? – Мейфлауэр уставился на Клива, но не получив ответа, продолжил: – Я ошибся в тебе, Смит. Я думал, обращение к крепкому парню чего-то да стоит. Я ошибся.Билли лежал на своей койке с закрытыми глазами. Когда вошел Клив, он глаза так и не открыл. Лицо его было разбито.– Ты в порядке?– Да, – тихо ответил мальчик.– Кости не переломаны?– Я выживу.– Ты должен понять…– Послушай, – Билли открыл глаза. Зрачки его почему-то потемнели, или причиной тут было освещение. – Я жив, понятно? Я не идиот, тебе это известно. Я знал, во что влезаю, когда попал сюда. – Он говорил так, будто и в самом деле мог выбирать. – Я могу убить Лауэлла, – продолжил он, – а потому не мучайся зря. – Он на какое-то время замолчал, а потом произнес: – Ты был прав.– Насчет чего?– Насчет того, чтобы не иметь друзей. Я сам по себе, ты сам по себе. Верно? Просто я медленно схватываю, но в это я врубился. – Он улыбнулся самому себе.– Ты задавал вопросы, – сказал Клив.– Разве? – тут же ответил Билли, – Кто тебе сообщил?– Если у тебя есть вопросы, спрашивай меня. Люди не любят тех, кто сует нос не в свои дела. Они становятся подозрительными. А затем отворачиваются, когда Лауэлл и ему подобные начинают угрожать.При упоминании о Лауэлле лицо Билли болезненно нахмурилось. Он тронул разбитую щеку.– Он покойник, – прошептал мальчик чуть слышно.– Это как дело повернется, – заметил Клив.Взгляд, подобный тому, что бросил на него Тейт, мог бы разрезать сталь.– Именно так, – сказал Билли без тени сомнения в голосе. – Лауэллу не жить.Клив не стал возражать, мальчик нуждался в такой браваде, сколь смехотворна она ни была.– Что ты хочешь узнать, что суешь повсюду свой нос?– Ничего особенного, – ответил Билли.Он больше не смотрел на Клива, а уставился на койку, что была сверху. И спокойно сказал:– Я только хотел узнать, где здесь были могилы, вот и все.– Могилы?– Где они хоронили повешенных. Кто-то говорил, что там, где похоронен Криппен, – куст с розами. Ты когда-нибудь слышал об этом?Клив покачал головой. Только теперь он вспомнил, что мальчик спрашивал о сарае с виселицей, а вот теперь – про могилы. Билли взглянул на него. Синяк с каждой минутой делался темнее и темнее.– Ты знаешь, где они, Клив? – спросил он. И снова то же притворное безразличие.– Я узнаю, если ты будешь так любезен и скажешь, зачем тебе это нужно.Билли выглянул из-под прикрытия койки. Полуденное солнце очерчивало короткую дугу на отштукатуренных кирпичах стены. Оно было сегодня неярким. Мальчик спустил ноги с койки и сел на краю матраса, глядя на свет так же, как в первый день.– Мой дедушка – отец моей матери – был здесь повешен, – произнес он дрогнувшим голосом.
1 2 3 4