– И должна отыскать все возможные выходы отсюда. Надо идти дальше.
Мир, в котором она пребывала, являл собой бесцветную пустоту, словно чистый лист бумаги или нереально пустая белая комната. Здесь не было температуры, запахов, ощущений, вкуса.
– Это, определенно, не туман, – решила Коралайн, хотя и не знала, что же это. На миг она даже подумала, что ослепла. Но нет – себя Коралайн видела ясно как днем. Земли под ногами не было – только туманная молочная белизна.
– Сама-то понимаешь, чем сейчас занимаешься? – спросили рядом.
Коралайн потребовалось несколько секунд, чтобы разглядеть его. Издалека он показался ей львом, вблизи – мышью: наконец, она его узнала.
– Я разведываю, – пояснила коту Коралайн.
Кот вовсе не выглядел счастливым: шерсть дыбом, глаза как плошки, а хвост прижат к задним лапам.
– Плохое место! – фыркнул он. – Если его вообще можно назвать местом, в чем я сомневаюсь. Что ты здесь делаешь?
– Разведываю.
– Тут нечего искать, – буркнул кот. – Всего лишь окраина, которую она поленилась доделать.
– Она?
– Ты называешь ее другой мамой, – пояснил кот.
– А что она такое?
Кот не ответил, вышагивая рядом с Коралайн в белесом тумане.
Впереди появились очертания чего-то большого и темного.
– Ты ошибся! – воскликнула Коралайн. – Там что-то есть!
Туманные очертания обрели форму: в размытой белизне показался темный дом.
– Но это же... – изумленно пробормотала Коралайн.
– Дом, из которого ты вышла, – подхватил кот. – Именно.
– Может, я случайно развернулась в тумане, – предположила она.
Кот свернул хвост в форме вопросительного знака и склонил голову на бок.
– Ты могла. Я – нет. Чертовщина, не иначе.
– Разве можно прийти к тому, от чего уходил?
– Запросто, – хмыкнул кот. – Вспомни о кругосветных путешествиях. Уходишь откуда-нибудь, а возвращаешься туда, откуда начал.
– Какой маленький мир!
– Ей хватает, – сказал кот. – Паутине не нужно быть большой, чтобы поймать муху.
Коралайн вздрогнула.
– Он сказал, что другая мама заколотила все лазейки и двери, – предупредила она, – из-за тебя.
– На здоровье, – кота новость явно не тревожила. – Да уж, пускай старается.
Они стояли за домом, под кронами деревьев, которые здесь выглядели более убедительно.
– В таких местах столько входов и выходов, что даже она всех не знает.
– Разве не она создала это место? – удивилась Коралайн.
– Создала, нашла – какая, в сущности, разница? – сказал кот. – Так или иначе, она здесь уже очень давно. Ну, держись!
Он прыгнул и, не успела Коралайн моргнуть, кот уже прижимал лапой огромную черную крысу.
– Не то, чтобы я очень любил крыс, – как ни в чем не бывало сообщил кот, – просто здесь все крысы шпионят на нее, – и он отпустил добычу.
Но крыса не пробежала и метра, как он большим прыжком снова настиг ее. И принялся шлепать когтистой лапой.
– Как же мне это нравится, – радостно признался кот. – Хочешь, повторю?
– Нет, – отказалась Коралайн. – Зачем ты так поступаешь? Ей же больно!
– Ммм... – промурчал кот. И отпустил крысу.
Та, спотыкаясь, сделала несколько шагов и пустилась бегом. Ударом лапы кот подкинул крысу в воздух и поймал пастью.
– Прекрати! – закричала Коралайн.
Кот бросил крысу перед собой и, вздохнув, елейным голоском произнес:
– Некоторые находят кошачью привычку играть с добычей милосердной, ведь именно благодаря ей маленькая быстроногая закуска может сбежать... иногда. Как часто твой обед убегал?
Кот взял крысу в зубы и отправился за дерево.
Коралайн пошла в дом.
Повсюду царила тишина, никого не было. Даже ее шаги по ковру казались топотом. В солнечном свете кружились пылинки.
В конце коридора висело зеркало. Коралайн шла вперед, глядя на свое отражение – она чувствовала себя не такой храброй, как девочка в зеркале, идущая по пустому коридору.
Вдруг Коралайн ощутила, как на плечо легла чья-то рука, и обернулась. Другая мама смотрела на нее черными пуговицами глаз.
– Коралайн, дорогая, – сказала она, – давай поиграем во что-нибудь, раз ты вернулась с прогулки. «Классы», «Монополия», «Дочки-матери»?
– Тебя нет в зеркале, – заметила Коралайн.
Другая Мама улыбнулась:
– Зеркалам никогда нельзя доверять. Так во что будем играть?
– Не хочу я с тобой играть! – заявила Коралайн. – Я хочу забрать моих настоящих родителей и пойти домой. Отпусти их! Дай нам всем уйти.
Другая Мама медленно покачала головой:
– Неблагодарность дочери хуже змеиного яда. Но любовь сломает и не такой гордый нрав.
– Я не собираюсь любить тебя, – возразила Коралайн. – Нисколечко. А заставить меня ты не можешь.
– Давай поговорим, – предложила другая мама, она развернулась и пошла в гостиную. Коралайн последовала за ней.
Другая мама села на большой диван, взяла лежавшую рядом коричневую сумочку и вытащила оттуда белый пакет из хрустящей бумаги.
– Будешь? – мягко спросила она, протянув пакет Коралайн. Ожидая увидеть леденцы или ириски, Коралайн заглянула внутрь. Там оказались большие блестящие черные жуки, карабкающиеся друг на друга в попытке выбраться наружу.
– Нет, – выдохнула Коралайн.
– Ну, как хочешь, – пожала плечами другая мама. Она осторожно выбрала самого большого и черного жука, оторвала ему лапки (которые аккуратно высыпала в стеклянную пепельницу на журнальном столике) и запихнула в рот.
– Ам, – довольно хрустя жуком, пробормотала другая мама и достала следующего.
– Ты помешанная! – выпалила Коралайн. – Помешанная, злая и странная.
– Разве можно так разговаривать со своей мамой? – с полным ртом жуков спросила та.
– Ты не моя мама, – твердо сказала Коралайн.
Другая мать проигнорировала ее слова.
– Пожалуй, ты немного перевозбудилась, Коралайн. В полдень мы с тобой можем немного повышивать или заняться рисованием. Потом обед, а затем, если будешь хорошо себя вести, разрешу поиграть с крысами у кровати. Вечером я прочту тебе сказку, подоткну одеяло и поцелую на ночь, – она плавно перебирала пальцами, и ее руки стали похожи на уставших бабочек. Коралайн вздрогнула.
– Нет, – сказала она.
Другая мама выпрямилась. Рот вытянулся в тонкую линию. Она съела еще одного жука, потом еще одного – так дети уплетают изюм в шоколаде. Взгляд ее черных пуговиц уперся в карие глаза Коралайн. Блестящие черные волосы скользили по шее и плечам, словно на них дул ветер, ощутить который Коралайн не могла.
Больше минуты они смотрели друг на друга. Другая Мама воскликнула:
– Ну и манеры!
Затем осторожно – чтобы жуки не выбрались – свернула пакет и убрала в сумку. А потом начала вставать – все выше, выше и выше – ранее она не казалась Коралайн такой высокой. Другая мама опустила руку в карман фартука и вытащила черный ключ. Нахмурившись, она бросила его в сумочку, и снова порылась в кармане: теперь она достала нужный – тонкий серебряный ключик.
– А вот и мы! – пропела она, с видом триумфатора продемонстрировав ключик. – Это для тебя, Коралайн. Для твоей же пользы. Потому что я люблю тебя. Будешь учиться манерам. В конце концов именно они делают человека человеком.
Она вытащила Коралайн в коридор и подвела к зеркалу. Затем погрузила ключик в зеркальную поверхность и повернула его.
Зеркало открылось словно дверь, за ним находилась темная каморка.
– Выйдешь, когда научишься себя вести и станешь любящей дочерью, – объявила другая мама. Она толкнула Коралайн в мрачную черноту – глаза-пуговицы ничего не выражали, а к нижней губе прилип кусочек жука – и захлопнула зеркальную дверь, оставив Коралайн в полной темноте.
Из глаз едва не покатили слезы, но Коралайн остановила рыдания, не дав им прорваться наружу. Она глубоко вздохнула и вытянула руки, чтобы исследовать свою тюрьму. Та оказалась размером с чулан: места, чтобы сидеть или стоять достаточно, а вот лечь уже нельзя. Одна стена была стеклянная, холодная на ощупь.
Коралайн еще раз обшарила чулан руками в надежде найти дверную ручку, кнопку или секретную панель – хоть что-нибудь, указывающее на выход. Поиск ничего не дал. На руку свалился паук, Коралайн вскрикнула и всплеснула руками. Но кроме паука в темноте никого не было, лишь Коралайн.
Внезапно ее ладонь коснулась чего-то, больше всего похожего на чье-то щеки и губы, маленькие и холодные. Кто-то прошептал в самое ухо:
– Шшш! Тихо! Молчи – вдруг ведьма подслушивает.
Коралайн промолчала. По лицу, нежно, как крылышко мотылька, провела холодная рука.
Другой голос, дрожащий и настолько тихий, что Коралайн подумала, уж не послышалось ли ей, спросил:
– Ты... ты живая?
– Да, – прошептала Коралайн.
– Бедняжка, – вздохнул первый голос.
– Кто ты? – тихо спросила Коралайн.
– Имена, имена, имена, – пробормотал другой голос. – Имя – первое, что теряешь, когда перестаешь дышать, и останавливается сердце. Воспоминания сохраняются дольше имен. Я до сих пор берегу образ моей няни в лучах майского утра: она несет мой хулахуп и лопатку, а вокруг на ветру покачиваются тюльпаны. Но я не помню ее имени, да и тюльпанов тоже.
– Вряд ли у тюльпанов бывают имена, – заметила Коралайн. – Они просто тюльпаны.
– Возможно, – печально прошелестел голос. – Но мне всегда казалось, что у этих тюльпанов имена есть. Красные, красно-апельсиновые и красно-апельсиново-желтые: они как тлеющие угольки в камине детской зимними вечерами. Я помню их.
Голос звучал так грустно, что Коралайн протянула руку туда, откуда он исходил, и, встретив холодную ладошку, от души пожала ее.
Глаза начали привыкать к темноте, и Коралайн увидела – или вообразила, что видит, – три фигуры, призрачные и бледные, как луна на дневном небосклоне. Фигуры детей примерно ее роста. И холодная рука в ответ пожала ей ладонь.
– Спасибо тебе, – произнес чей-то голос.
– Ты девочка или мальчик? – спросила Коралайн.
Повисло молчание.
– У меня были в детстве юбки и длинные вьющиеся волосы, – наконец ответило с сомнением существо. – Но теперь, когда ты спрашиваешь, мне кажется, что в один прекрасный день у меня забрали юбки, отрезали волосы и одели в бриджи.
– Мы больше не придаем этому значения, – ответил первый голос.
– Скорее, мальчик, – продолжал голос держащего ее за руку. – Думаю, когда-то я был мальчиком.
И существо мигнуло чуть ярче в темноте зазеркальной каморки.
– Что с вами всеми случилось? – спросила Коралайн. – Как вы попали сюда?
– Она заперла нас. – заговорили голоса. – Украла наши сердца, наши души, отобрала жизни; она оставила нас в темноте и забыла о нас.
– Бедняги! – ужаснулась Коралайн. – И давно вы здесь?
– Очень, очень долго, – ответил ей голос.
– Да. Неизмеримо долго, – добавил другой голос.
– Я ушел через дверь буфетной, – произнес тот, кто считал себя мальчиком. – И обнаружил, что снова оказался в гостиной. Но она меня ждала. Сказала, что она моя другая мама, с тех пор своей настоящей мамы я уже не видел.
– Беги! – зашептал самый первый голос, принадлежащий девочке, как вообразила себе Коралайн. – Беги пока в твоих легких еще есть воздух, пока кровь бежит по твоим венам, пока сердце не потеряло тепло! Беги, пока у тебя еще есть разум и душа.
– Не собираюсь я убегать! – сказала Коралайн. – У нее мои родители. И я пришла их вернуть.
– Ах, но она будет держать тебя здесь, пока дни не обратятся в прах, листья опадут, а годы пролетят с быстротой тиканья часов!
– Нет, не будет! – возразила Коралайн.
В зазеркальной комнате наступила тишина.
– Может статься, – сказал наконец голос в темноте, – если ты в силах отвоевать у карги своих папу и маму, то сумела бы вернуть и наши души.
– Она отняла их у вас?! – спросила шокированная Коралайн.
– Да. И спрятала.
– Вот почему мы не смогли уйти отсюда, когда умерли. Она держала нас и высасывала, пока от нас ничего не осталось, кроме пустых как змеиная кожа оболочек. Найди, где спрятаны наши сердца, юная леди.
– А что с вами будет, когда я их отыщу? – спросила Коралайн.
Голоса не ответили.
– И что она собирается сделать со мной? – добавила она.
Бледные фигуры слабо мерцали; можно было подумать, что они всего лишь остаточные образы, как сияние, которое остается в глазах от яркого света, когда его выключить.
– Она не сделает больно, – прошептал один из призрачных голосов.
– Она заберет у тебя жизнь и всё, что тебе дороже всего, и оставит от тебя лишь дымку, туман. Она заберет твою радость. И однажды ты проснешься, и поймешь, что твои душа и сердце исчезли. И ты станешь пустой шелухой, тихим шепотом, не сильней приснившегося сна или воспоминания о чем-то забытом.
– Пустотой, – зашептал третий голос, – Пустотой, пустотой, пустотой...
– Ты должна бежать, – едва слышно вздохнул призрак – Вот уж не думаю! – возразила Коралайн. – Я уже пыталась – не сработало. Она только забрала моих родителей. Вы можете рассказать, как отсюда выбраться?
– Если бы мы знали, мы бы уже рассказали тебе.
«Несчастные!» – подумала Коралайн. Она села, сняла свитер, и, свернув, положила вместо подушки. Потом сказала:
– Она не станет держать меня здесь вечно. Я ведь нужна ей, чтобы играть в игры. «Игры и развлечения», как сказал кот. Она всего лишь испытывает меня этой темнотой. – И Коралайн попыталась устроиться поудобнее, ворочаясь и сгибаясь в теснотище каморки за зеркалом. В желудке заурчало. Коралайн маленькими кусочками, растягивая как можно дольше, съела последнее яблоко. Голод не утих. И тут в голову ей пришла идея, и Коралайн зашептала:
– Почему бы вам троим не уйти отсюда вместе со мной, когда она придет выпускать меня?
– Если бы мы могли! – вздохнули призрачные голоса. – Но наши сердца в ее руках. И мы теперь обитатели тьмы и пустоты. Свет иссушит и сожжет нас.
– О! – только и сказала Коралайн. Она закрыла глаза, отчего темнота стала еще темней, положила голову на свернутый свитер и задремала. Ей показалось, что засыпая, она почувствовала поцелуй привидения на щеке и услышала призрачный детский голос, настолько слабый, что, может, его и не было вовсе, – мягкий бесплотный отголосок настоящего голоса, такой тихий, что, Коралайн почти решила, что просто придумала его себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12