– В космосе? Без воздуха? – усомнился Борька. – Не может быть.
– Точна, – сурово ответил Шурик. – Что ждет нас впереди, не знаю. Кстати, это с моего материка. Видел у них фиолетовые чешуйки? Мимикрия…
– Что берем с собой? – не вдаваясь в полемику, спросил я. – Скафандры, огнестрельное оружие, провизию, машины…
– Наши каплеобразные аэроны уже загружены, – сказал Шурик. – Они похожи на капли ртути, такой же непроницаемости и формы. Чуть приплюснутый шарик, покрашенный блестящей эмалью. Моя машина – фиолетовой ртути, твоя – светло-желтой, а Борькина – синей. В дорогу, друзья!
Мы молча склонились над картой.
– Вот этот маленький гористый островок – в самом центре Западного океана.
Видите? – указал пальцем Шурка. – Это будет место нашей встречи в случае опасности. Прощайте!
– Подожди! – сказал я. – А кто взорвет звездолет?
Тогда Борька встал. Мужеством и волнением дышало его матовое лицо. Он спокойно задернул шторы, взял из коробки ножницы, обернул их кольца полотенцем и, чуть расширив их острые концы, подошел к стене.
– Я взорву звездолет! – сказал он со странной улыбкой и всадил раскрытые концы ножниц в электрическую розетку.
Вспышка пламени, душераздирающий крик, темнота.
Вечное спокойствие космоса, душный мрак угольного мешка.

8

Пока мы чинили пробки, Борька цветной тушью обводил на большом листе ватмана контуры наших материков. Всего их оказалось четыре: северный фиолетовый – Шурика, западный оранжевый – Борькин, восточный зеленовато-розовый – мой.
И еще один на самом крайнем западе – гигантский белый материк для колонизации, о существовании которого лориальцы еще не подозревали. Был и один маленький остров Гарантии, на котором мы собирались встречаться.
Остальные острова, по тройственному соглашению, постановили стереть, чтобы не возбуждать нездоровых стремлений, и вообще потому, что это были просто белые коралловые рифы.
Когда мы вернулись наконец в каюту, Борькин ватман уже пылал всеми красками, которые способна создать человеческая фантазия. Трагически красивым был Шуриков материк. Гигантские массивы фиолетовых джунглей эффектно перемежались с белыми каемками тундры и с желтыми овалами саванны.
– Ну, не сносить мне головы, – сказал Шурка, бегло взглянув на свой континент. – От этой тундры за версту несет рептилиями. На смерть посылаете, братцы, на верную смерть. Не ожидал я от вас такой пакости.
– Чудак! – сказал я ему. – Да, может быть, лориальская тундра – самое приличное на планете место! Может, знатные лориальцы только и мечтают отдохнуть в этой тундре пару летних недель.
– Никакой знати у меня не будет! – уверенно заявил Шурик. – Это вы можете – организовать свою аристократическую республику, если хотите, а у меня в тундре будет берег общих городов.
– Что это еще за штука? – снисходительно усмехнулся Борька, разрисовывая мой континент.
– Идея века! – гордо ответил Шурка. – Никаких квартир, никаких шкафов, никакой собственности. Из личных вещей – только шкура на плечах. А жить будут, переходя из дома в дом, чтобы в жизни ни разу не переночевать дважды в одной и той же комнате.
– Ну и перебесятся все, – буркнул Борька, нежно-розовой полоской обводя берега моих зеленых озер.
Свой континент он оборудовал куда интереснее, чем наши. Края его были зелеными (это прибрежные болота), джунгли – желтыми и оранжевыми, а в центре, по форме напоминавшее Польшу, расстилалось белое пятно.
– Это, – пояснил мне Борька, – неисследованный район. Кто его знает, что там окажется. Самому интересно побывать.
– А линии что значат?
– Это шоссейные дороги. Из белого асфальта по желтым джунглям – красота!
Словно молнии, прорезают они мой цветущий континент с севера на юг.
– А кружочки бордового цвета? – настаивал Шурик.
– Это, братцы, поселения амазонок. К ним шоссейные дороги не ведут. А вот этот серый массив – это территория каннибалов. В общем, жить можно!
Борька разогнул спину и от удовольствия потер руки.
– Гад, поменяемся! – завистливо сказал я.
– Давай! – с неожиданной готовностью согласился Борька. – Я у тебя в центре джунглей плато динозавров отыщу. А уж амазонки сами ко мне переберутся. На бальзовых плотах вот с этого каменистого берега. Тут, брат, лучше головами поменяться.
– Нет! – решительно сказал Шурик. – Катись ты со своим районом каннибалов.
Когда они тебя сожрут, пришли свои кости на остров Гарантии.
– Пришлю, – кивнул головой Борька. – Их привезет вам в маленьком чемодане из тропических листьев моя синеглазая амазонская княжна. Она смело и без колебаний войдет в вашу кают-компанию и протянет вам свой бесценный чемоданчик, а вы ее потом столкнете вот с этого утеса в море.
– Почему это? – возмутился Шурик. – Да потому, – скорбно ответил Борька, – что вы оба, негодяи этакие, влюбитесь в нее и, чтобы не перерезать друг друга, умертвите.
– Ладно, – сказал я Борьке, – давай мне лист миллиметровки. Я сниму копию с моего континента. А то, видите ли, выдумал все до самой своей смерти. Раз ты умер, то помалкивай. Мы дадим в твою честь салют наций и разделим твой континент пополам.
– Да что вы, братцы! – обиделся Борька. – Я же еще не умер, вот он я, живой!
Это было только предположение.
– Ну то-то же! – сурово предостерегли мы и принялись за работу.

9

И вот настал момент приземления. Планета Лориаль, блестя, как многогранный камешек, тянула нас к себе все сильнее. Сидя в своих блестящих капельках ртути и сквозь толстые стекла вглядываясь в полыхающие под нами континенты, мы уже вдыхали буйный запах цветочных вихрей и колышущихся трав.
Некоторое время мы еще обменивались сигналами и даже видели друг друга на экранах телеаппаратуры. Кстати, это были три единственные в этом мире станции, кружащиеся над не знающей радиоволн Лориалью.
– Разошлись! – уверенно скомандовал Борька или Борри, как он теперь приказал себя называть.
И его машина тяжелым жучком сверкнула в бушующей бело-синей атмосфере и, точь-в-точь как капелька ртути, пробила клубящиеся облака.
Шурка тоже исчез из виду. Несколько мгновений я слышал его странно охрипший голос: «Серж! Серж!» – звавший меня, но я уже не в силах был ему ответить.
Тяжесть так прижала мою верхнюю челюсть к нижней, что зубы мои закрошились, и нечаянно попавший между ними кончик языка вспыхнул от нечеловеческой боли.
(Это вспомнил я, как в деревне упал с печки и ударился подбородком о скамью, стоящую внизу. Кончик языка у меня до сих пор словно шнурком перетянут.) …Очнулся я в своей кабине – уже, по-видимому, на Лориали. Ярко-розовые лучи солнца ласкали толстое выпуклое стекло иллюминатора, и даже сквозь такую толщину я как бы чувствовал его тепло. Какая-то тень упала на иллюминатор, и от неожиданности я вздрогнул и подскочил в синтетическом кресле. Но это был всего лишь бледно-розовый лист размером чуть побольше журнального столика. Он скатился по овальной броне, я успел только заметить его толстый обломанный черенок с каплей ярко-оранжевого сока, выступавшего из белой мякоти. Эта капля упала на толстое стекло и оставила на нем размазанный след, словно капелька крови на стекле в медицинской лаборатории.
– Ну ты, кончай ломать фикус! – сказал Борька.
Я включил видеосвязь и настроился на Борькину волну.
Борька стоял в белой тенниске и затрапезных джинсах и расправлял свою антенну.
– Эй, старик? – подмигнул он мне. – Вылезай из кабины, здесь чудная атмосфера! Густовата немного, как вишневый ликер. Или ты повредил себе копчик?
«Нет, ничего…» – хотел ответить я, но в это время за плечом у Борьки выступила мохнатая голова с закрученными усами, и два зеленых глаза затикали, как огромные часы.
– Что ты корчишь гримасы? – спросил Борька. – Ах, это… – И он, щелкнув пальцем по объективу, сбил с моего экрана серенького жучка. – Ну, это ты уже в Эдгара По заехал, – засмеялся Борька. – Знаем, читали. Делай, брат, разворот…
– Хватит, – сказал я, – временно у меня иссякла фантазия. Рассказывай ты…
– А чего там рассказывать? – Борька встал и прошелся перед экраном. – Проскользнул сквозь кучевое облако, чуть не ослеп от белого блеска, чуть не оглох от грохота капель, падавших на броню…
– Звукоизоляция, забыл, – напомнил ему я.
– Ах да. Значит, вышла из строя звукоизоляция. Тут меня взмыло вверх…
– Так не говорят, – поправил я.
– Не придирайся… Взмыло вверх, прямо под ярко-зеленое небо, и я понял, что спасен. Автомат сработал баллистическую кривую с прогибом к земле. Потом я медленно спланировал на лесную поляну, но случайно напоролся на чахлый фикус с Эмпайр Стойте высотой и рухнул в лесное озеро.
– Выкарабкался?
– Как видишь! Ну, соединяюсь с Шурри. Что-то фиолетовый континент молчит.
Мы повернулись к Шурке. Шурик сидел в своем кресле с безразличным лицом, и глаза у него были туманные, как будто он только что проснулся.
– Что? Не можешь придумать? – спросил у него Борька.
– Нет! – коротко ответил Шурик. – Нет со мной связи! Пропала связь, поняли?
Минуту мы переваривали эту новость.
– Ага! Ну, это уже дело, – довольный, сказал Борька. – Значит, потеряли мы дорогого и незабвенного товарища. А что нам думать?
– Думайте, что напоролся на молнию и погиб. Что корабль мой сплавился, зарядился током и унес мой труп на вечном электрическом.стуле в космос.
– Но надеюсь…
– Надеюсь! – сказал с удовольствием Шурик. – В самый нужный момент я подключусь.
– Ну, привет, – сказал Борька. – А пока, поддавшись ложной панике, почтим молчанием память героя.
Мы скорбно помолчали минуту. Меня так и подмывало спросить, что за приключение придумал Шурка. А он сидел в своем кресле, маленький, тщедушный, в Борькином костюмчике, и я подумал, что нам и в самом деле было бы тяжело его потерять.

10

– Итак, одни.
– Одни, – сказал мне Борька и отключился.
Откинувшись к спинке синтетического кресла, я попытался представить себе, что произошло с моим товарищем. Я вспомнил бледное, усталое лицо его, знакомый ершик волос и сердитые голубые глаза, вспомнил тихий голос и внезапно весь облился холодным потом ужаса: я точно снова услышал доносящийся ко мне из белой грозовой тучи последний призыв: «Серж, Серж!»
Хрипловатый голос друга еще звучал у меня в ушах, когда я, нажав белую клавишу, освободил мягко распахнувшийся люк у себя над головой, и в лицо мне хлынул теплый воздух с ароматом южных цветов, которые все, в конечном счете, пахнут табаком, а в уши – скрипучее, звенящее и стонущее пение…
– Бабочки, – подсказал Борис. – Поющие бабочки – одно из чудес Лориали.
– Да, – кивнул головой я, – поющие черные бабочки, но сначала-то я думал, что птицы.
– Птиц на Лориали нету, – сказал вдруг Шурик.
Мы с Борькой переглянулись и замолчали.
Мы думали, что нам послышалось…
– Эй, вы, туземцы! – повторил голос Шурика. – Вы слышите, что я вам сказал?
И тут мы так и подскочили.
– Шурри! – заорали мы оба в радиотелефон. – Шурри, черт, где ты? Почему твой экран не горит? Что произошло, командор?
Экран открывателя планеты вдруг слабо замерцал, подернулся сиреневой поволокой, вспыхнул – и разлился голубым светом по нашим кабинам. На экране, живой и невредимый, стоял третий сопредседатель Великого Совета Лориали.
– Ну прямо невредимый! – обиженно сказал Шурка. – Чуть плечо не поломал. Вам бы так, жалкие люди!
– Рассказывай, что случилось! Где ты?
– А дьявол его знает! – сердито проговорил Шурка. – Во всяком случае, не в приличном месте. Я же вам говорил, что вы мне всучили не континент, а какой-то террариум. Слушайте и содрогайтесь.
Шурка закинул ноги на журнальный столик и начал рассказывать:
– Сел я на Лориаль, пожалуй, одновременно с вами. Прилично приземлился, на твердое место, на сушу, не то что вы. Включил приемник – никто не отвечает.
Ну, думаю, ничего, подождем. Пять минут прошло – никакого результата. Ну да, теперь я знаю, что один из вас в это время лежал без сознания, а другой барахтался в болоте.
– Интересно, откуда же ты все это узнал? – ехидно спросил Борька. – По крайней мере я тебе еще ничего не говорил…
– Чудак! – усмехнулся Шурка. – Приемник-то мой работал в продолжение всей этой встряски…
– Какой встряски?
– Да не мешай же ты ему! – с досадой сказал я Борьке.
И Шурик продолжал:
– Итак, не поймав ваших сигналов, я оставил приемник включенным и по внутренней лесенке вышел на поверхность и сел на холодную броню…
– Здравствуйте! – перебил его Борька. – Она была горячая от солнца, понял?
– Зеркальная броня, – сурово ответил Шурка, – тем и хороша, что отражает лучи тепла и не нагревается. Понял? В общем, я сидел на гладкой крыше своей машины и, запрокинув голову, любовался природой. Мне казалось, что я в большом цветочном горшке, а надо мной шумит какая-то фиолетовая герань. А внизу, у толстых вздутых корней, – зеленая трава. Мягкая, пушистая, самая настоящая свежая травка. И вдруг я заметил, что один из толстых корней вздрогнул и начал извиваться узлом. Потом пополз, пополз между стволами, и ему все не было конца. Я подумал – змея, вынул охотничий нож из-за пояса и метнул его в самую середину узла. Фонтан вонючей оранжевой крови брызнул по броне моей машины, и тут между деревьями все взвилось и стало ходить ходуном, заплетаться толстыми узлами. Земля под машиной вздрогнула, и толстое, как бревно, щупальце хлестнуло по металлическому борту. Мгновение – и аппарат мой оказался в центре гигантского клубка конечностей, оплетающих его со всех сторон, как, скажем, пальцы человеческой руки захватывают куриное яичко.
Мы с Борькой даже задержали дыхание, слушая, и спиной я почувствовал, что в дверях каюты остановилась тетя Дуня.
– Я соскользнул внутрь машины и всеми пятью пальцами нажал холодные клавиши управления. Аппарат задрожал, рванулся – напрасно. Все дюзы в днище аэрона хлестали и свистели газом. Машина чуть приподнималась и снова падала под тяжестью розовато-серых щупалец. Вдруг что-то холодное и шершавое пробежало по моей щеке. Я поднял глаза и чуть не умер от страха. Я забыл закрыть люк!
1 2 3 4 5 6 7 8