https://wodolei.ru/catalog/mebel/rasprodashza/
Джо рассказал им все.Нет, он не проводил никакой операции с черной кассой палестинцев. Нет, он не удрал с деньгами мафии. Нет, он не оказался в середине глобальной войны банд или синдикатов.Джо рассказал им в точности то, что происходило. Объяснил все. Рассказал детали своей карьеры стрелка. Рассказал, как испугался лейкемии. Рассказал о состязании, о том, как диагноз оказался фальшивым, и о том, что решил попытаться выжить. Джо говорил правду всем, кто согласен был слушать. И самое смешное было в том, что ему мало кто поверил. Никто не принял рассказ за истину и даже не соглашался предположить, что человек вроде Джо с такой готовностью скажет правду. Они напирали на какой-то византийский подпольный заговор либо на тайную войну за территорию между киллерами всего мира.Джо просто продолжал говорить правду, потому что это уже не имело значения. Он знал, что не увидит ни суда, ни тюрьмы. В последних событиях его судьба прошла очистку, перегонку и выпаривание до двух неизбежных вариантов: во время этапирования в Чикаго он либо сбежит, либо будет убит очередным киллером.– Который сейчас час, черт возьми?Джо почесал шею, оглядывая отмытую до блеска камеру. Откуда-то издали доносился монотонный шум, и Джо предположил, что на улице дождь.– Почти восемь утра.С этими словами охранник открыл замок.– Ни хрена себе!..Джо потряс головой. Около полуночи ему дали кодеина, и он тогда отрубился начисто.– Мне придется надеть на вас наручники, – сказал охранник с извиняющимся видом, разматывая цепочку и раскрывая браслеты.– Что ж, работа такая, – отозвался Джо, вставая на ватные от лекарств ноги.– Ну, вот мы и готовы.Охранник надел браслеты на запястья Джо и пристегнул цепь к оковам на его ногах, скрепив всю конструкцию висячим замком. Джо пришлось согнуться, как обезьяне, и ходить стало чертовски неудобно.– Теперь потихоньку вперед, – сказал охранник, вывел Джо за решетку и повел по коридору.Тюрьма была фирменной с иголочки – серый ворс ковровой дорожки, блистающие белые стены, ландшафтные дворики. Пахло свежей краской и жесткими правилами. Джо плелся рядом с охранником, мечтая о чашке кофе и сигарете и гадая, какой еще зануда репортер к нему приперся. У конца главного коридора охранник мягко остановил его.– Не то чтобы я к вам приставал, мистер Флад, – сказал охранник, – но мы тут с ребятами... в общем, хотели бы попросить вас сделать нам одолжение.Джо поднял брови:– Одолжение? Я – вам?– Ага. Это, ну, секундное дело.– Да ради Бога.– Отлично! – Охранник повернулся к открытой двери и сунул голову внутрь. – Эрл, ты готов?В одном из кабинетов послышался шум шагов, охранник снова повернулся к Джо.– О'кей, мистер Флад, входите.Джо вошел вслед за охранником в скромный небольшой кабинет, залитый светом неоновых ламп. На одной стене сплошь журнальные картинки с голыми девицами, с другой стороны зарешеченное окно и стенд с автоматическим оружием. У окна стоял еще один охранник постарше в такой же серой форме. Он был в очках с толстыми стеклами и держал в руках «Никон» с присоединенной вспышкой.– Рад знакомству, мистер Флад, – сказал охранник постарше. – Вы не против, если мы сделаем пару снимков, чтобы было что дома показать?Джо вытаращил глаза.– Это всего секунда, – сказал молодой охранник и подвел Джо к цементной стене. – Так сойдет, Эрл? В кадр влезаем?
* * *
Звуки плача заполнили тесный сырой подвал единственного в Джерсивилле, штат Иллинойс, католического морга. Не то чтобы плач был таким уж необычным делом в похоронной фирме «Микелетта и сыновья» – эти стены видели свою долю слез. Причин необычности этих рыданий было две: во-первых, они доносились из комнаты бальзамирования. Во-вторых, они исходили от огромного мужчины, говорящего на ломаном английском языке и ни разу не бывшего в этом городке прежде.– Синьор?Тщедушный владелец стоял, сжавшись у бетонной стены позади, воздев руки и нервно кусая губы. Его звали Эдвард Микелетта, и он был одет в солидный синий костюм с розовой бутоньеркой. Лысая голова поблескивала в свете низких ламп.– Я не стал бы вас беспокоить, – очень мягко произнес Микелетта, обращаясь к гиганту в другом конце комнаты, стоящему на коленях в свете флуоресцентных ламп, – но вас хочет видеть какой-то джентльмен и говорит, что это очень срочно.Громадный сицилиец не отвечал. Он просто стоял на коленях, одними губами произнося беззвучную молитву, склонив голову ниже постамента, где лежало тело мертвого брата.– Синьор... Похоронщик придвинулся на два шага и прокашлялся.Бернардо Сабитини по-прежнему не отвечал.Таким он был со вчерашнего вечера, когда появился здесь, весь покрытый кровью, неся труп брата. Микелетта не был специалистом по травматологии, но было похоже, что человек по имени Федерико умер от сильного кровотечения из огнестрельной раны кисти и небольшой рваной раны шеи, зацепившей яремную вену. Сперва Микелетта понятия не имел, в какую грязную историю вляпались эти двое, но когда тот, которого звали Бернардо, заговорил на ломаном английском, Микелетта сообразил, что это мафия. Он сам был вполне законопослушным американцем итальянского происхождения. Он никогда не лез в сомнительные дела и сейчас не хотел начинать. Но в конце концов Бернардо приставил десятимиллиметровый полуавтоматический пистолет к левой ноздре Микелетты, и дальше было сплошное «Да здравствует „Коза ностра“!».Требования были вполне простыми. На своем запинающемся, да еще парализованном горем Inglese Английском языке (итал.).
Бернардо Сабитини попросил Микелетту обмыть тело и приготовить его к погребению. Без свидетельства о смерти, без документов, без сообщений властям округа, полиции или властям штата. Микелетта знал, что однажды такое случится и с ним. Но потом требования этого толстяка стали странными, необъяснимыми. Он велел Микелетте засунуть в горло умершего брата половину медальона Святого Иуды. Потом Бернардо потребовал, чтобы в жидкость для бальзамирования добавили его собственную кровь, а также святую воду из местной купели. Еще Бернардо потребовал, чтобы большой шрам на корпусе трупа был накрыт и запечатан воском свечи из ризницы местной церкви. А под конец толстяк итальянец вынул из бумажника смятый, пожелтевший и сложенный треугольником лист бумаги и вручил его Микелетте. Это была старая афиша итальянского цирка, объявление о параде уродов – «Лалу и мальчики на груди». На полинявшей бумаге был изображен красивый мужчина с усами, а из груди у него росли двое близнецов.Бернардо приказал Микелетте запечатать эту бумажку в черепе Федерико и отправить труп в их родной город неподалеку от Палермо.– Синьор, этот джентльмен ожидает вас наверху.Микелетта придвинулся на дюйм ближе и теперь видел, что Бернардо яростно шевелит губами, шепча молитвы и похоронные литании. На таком близком расстоянии Микелетта уловил запах этого человека – смесь мужского пота, чеснока, пороха и одеколона «Аква Велва». А глаза его, блуждающие в тени под гробом, будто ища душу брата, сверкали от горя, может быть, даже от безумия.– Синьор, прошу вас... Этот человек настаивает, что должен видеть вас немедленно.Хозяин похоронного бюро уже был готов положить руку на плечо Бернардо, но вдруг замер. Увидев эти глаза, блестящие слезами, бегающие зрачки и шевелящиеся губы, он наконец понял, что именно делает Бернардо Сабитини.Он говорил со своим мертвым братом.– Синьор?Бернардо поднял голову, и лицо его было лицом загнанного в угол зверя.Микелетта шумно сглотнул.– Я сказал этому человеку, чтобы он ушел, чтобы пришел позже, что здесь умер человек... – Микелетта стал заикаться, испугавшись за свою жизнь. Но он настаивает, paisano Paisano – земляк (исп.).
, настаивает.Бернардо с большим усилием поднялся на ноги, суставы его хрустнули. На его куртке засохла кровь, а рубашка под ней промокла.– Где этот человек?– Он ждет вас в часовне.Бернардо кивнул.– Полицейский?– Нет, синьор, не думаю.Толстяк еще раз слегка кивнул, вышел из бальзамировочной и пошел вверх по лестнице.Наверху Бернардо остановился и обвел взглядом фойе. Глаза его покраснели, в висках стучала кровь. Дверь в часовню была слева от фойе. Бернардо сунул руку в боковой карман и ощутил придающую уверенность вафельную рукоятку пистолета.Потом он повернулся и вошел в часовню.Там было пусто. На полу в беспорядке стояли складные стулья. На плитках опавшими листьями лежали программки последней службы. В дальнем конце часовни были открывающиеся в стене ворота – конечная станция для бедных граждан, ставших пищей для червей. Бернардо оглядел пустую часовню, нахмурил брови, шрам его подергивался. Что-то было не так.Раздалось резкое «клик!», и Бернардо ощутил сзади на шее холод стали.– Без резких движений, – прозвучал голос из тени за спиной Бернардо.Бернардо поднял руки.– Вот и хорошо, очень хорошо. – Ствол надавил на шею Бернардо, заставляя его шагнуть вперед. – А теперь мы установим мир на земле, ты и я, и это будет хорошо. Ты меня понимаешь?Бернардо узнал этот акцент. Скорее всего, негр из восточных штатов. Во рту у Бернардо возникла горечь – вкус смерти.– Если ты собираешься меня убить, это надо делать очень быстро.– Ты вынь из кармана свою железку, paisano, тогда сможешь вздохнуть еще раз.Бернардо вынул из кармана свой десятимиллиметровый и протянул его назад.– Совсем хорошо. – Крейтон Лавдел появился из тени с усталым, блестящим от пота лицом. Тренировочный костюм его был заляпан кровью, а пистолет калибра 0.357 смотрел Бернардо в лоб. – Теперь мы кое-что устаканим. Лавдел у было явно трудно говорить, и пистолет его чуть дрожал. – Я так понял, что ты потерял близкого человека, очень близкого, и тебя на этом заклинило. В это я врубаюсь.– Чего ты хочешь от меня, ниггер? – бросил Бернардо сквозь стиснутые зубы.Лавдел взвел курок и приставил ствол к уху Бернардо.– Чего я хочу, макаронник, – можешь назвать меня сентиментальным, мне плевать. – Лавдел придвинул лицо совсем близко, как любовник, собирающийся шептать милую чепуху. – Почему я не прокомпостировал твой говенный череп тут же на месте, так это потому, что у меня есть план, и ты в нем участвуешь.Бернардо пожал плечами:– Ниггер рассуждает о планах, будто он может что-то интересное придумать.Лавдел сильнее надавил стволом в ухо итальянца.– У тебя не то положение, чтобы трепаться насчет интереса.Бернардо ничего не сказал.– Есть предложение, – наконец сказал Лавдел. – Мне надо, чтобы ты со мной поехал.Бернардо окинул его долгим взглядом, перед тем как небрежно пожать плечами:– А почему бы и нет?
* * *
Джо сидел в пустой галерее свиданий, ожидая таинственного гостя. В узкой комнате, разделенной посередине плексигласовой стеной, по разные стороны этой стены стояли скамьи в два ряда лицом друг к другу, разделенные перегородками на маленькие ячейки. В каждой ячейке на уровне плеча висела телефонная трубка и древняя поцарапанная подставка для блокнота. Джо занял ближайшую к двери ячейку. За его спиной было стекло с односторонней видимостью.Джо проглотил последние капли тепловатого кофе, которым угостили его охранники, и вытаскивал из кармана смятую пачку сигарет, когда с другой стороны комнаты раздался щелчок электронного замка. Джо поднял голову. Дверь открылась, и он увидел своего гостя.В глотке у него стало так сухо, что он еле смог выдавить из себя:– О Господи! Мэйзи?У нее был усталый вид, щеки покраснели от ветра, волосы она откинула назад. Джинсовая куртка была застегнута до горла, в глазах блестели слезы. Вид был такой, будто у "нее температура.Она не могла слышать его слов, но видела движение губ и видела его глаза. Она бросилась в ячейку напротив и схватила трубку.Джо сел и взял трубку, со своей стороны.– Как дела, детка?– И ты еще спрашиваешь, как дела! – Ее голос звенел в наушнике, жестяной и возбужденный. Она посмотрела вокруг, потом опять на Джо. Глаза ее были мокрыми. – Перевернул мне жизнь вверх тормашками, а теперь сидишь здесь и спрашиваешь, как дела?– Я черт знает чего натворил. Прости меня.– В последний раз, когда я тебя видела... – Мэйзи вытерла лицо, сверля его глазами. – Ты отпихнул меня на зеркало в гримерной. Не слишком стильный уход, Джо.Джо кивнул и ничего не сказал. Он пытался ощутить сквозь стекло ее запах, но его заглушала свежая краска. Его тянуло снова ощутить этот чудесный аромат перечной мяты, сквозь плексиглас он ощущал в воображении тепло ее тела. Его поразило, насколько ему нужно быть с этой женщиной, как сильно он хочет лежать с ней рядом, уткнувшись лицом в ее волосы. От этого порыва закружилась голова, мышцы живота свело, и с такой силой возникла в нем злость, что он даже удивился. Как он мог так тщательно разрушить свое будущее с этой женщиной? Как мог не заметить совершенной красоты этого круглого лица?– Мне сообщили, что ты... как это называется... выставил на себя открытый контракт, – сказала Мэйзи, обводя глазами голые цементные стены-комнаты.Джо кивнул:– Так и было, детка.Она посмотрела на него.– Зачем ты это сделал, Джо? Людям каждый день ставят смертельные диагнозы.Джо подумал, что бы ответить такое глубокомысленное, но смог только сказать:– Тогда мне это показалось хорошей идеей.– Господи, Джо. – Мэйзи закрыла глаза. – Я все никак не могу с этим хоть как-то разобраться. – Она открыла глаза и посмотрела на него сквозь окно. – Я вот что хочу сказать: я еду куда-то к черту на рога и ищу тебя, понимаешь? У меня заднее сиденье завалено двадцатками. Даже не знаю, сколько там – десять кусков или пятнадцать. Я торможу возле придорожных торговцев, возле «квик мартсов» и «7-11» и набираю барахла вроде густой черной краски, дорогих бутылок бренди, орехов рассыпных...– Мэйзи, послушай...– Нет! Не перебивай меня, мне надо это сказать, а то, если я сейчас остановлюсь, то никогда не скажу. Понимаешь, где-то на полпути сюда я остановилась и поняла, что на всех этих деньгах кровь. Понимаешь? Кровь на этих деньгах, а я вот она, сука из латиноамериканского квартала в Гумбольдт-парке, покупаю на них бренди с орехами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
* * *
Звуки плача заполнили тесный сырой подвал единственного в Джерсивилле, штат Иллинойс, католического морга. Не то чтобы плач был таким уж необычным делом в похоронной фирме «Микелетта и сыновья» – эти стены видели свою долю слез. Причин необычности этих рыданий было две: во-первых, они доносились из комнаты бальзамирования. Во-вторых, они исходили от огромного мужчины, говорящего на ломаном английском языке и ни разу не бывшего в этом городке прежде.– Синьор?Тщедушный владелец стоял, сжавшись у бетонной стены позади, воздев руки и нервно кусая губы. Его звали Эдвард Микелетта, и он был одет в солидный синий костюм с розовой бутоньеркой. Лысая голова поблескивала в свете низких ламп.– Я не стал бы вас беспокоить, – очень мягко произнес Микелетта, обращаясь к гиганту в другом конце комнаты, стоящему на коленях в свете флуоресцентных ламп, – но вас хочет видеть какой-то джентльмен и говорит, что это очень срочно.Громадный сицилиец не отвечал. Он просто стоял на коленях, одними губами произнося беззвучную молитву, склонив голову ниже постамента, где лежало тело мертвого брата.– Синьор... Похоронщик придвинулся на два шага и прокашлялся.Бернардо Сабитини по-прежнему не отвечал.Таким он был со вчерашнего вечера, когда появился здесь, весь покрытый кровью, неся труп брата. Микелетта не был специалистом по травматологии, но было похоже, что человек по имени Федерико умер от сильного кровотечения из огнестрельной раны кисти и небольшой рваной раны шеи, зацепившей яремную вену. Сперва Микелетта понятия не имел, в какую грязную историю вляпались эти двое, но когда тот, которого звали Бернардо, заговорил на ломаном английском, Микелетта сообразил, что это мафия. Он сам был вполне законопослушным американцем итальянского происхождения. Он никогда не лез в сомнительные дела и сейчас не хотел начинать. Но в конце концов Бернардо приставил десятимиллиметровый полуавтоматический пистолет к левой ноздре Микелетты, и дальше было сплошное «Да здравствует „Коза ностра“!».Требования были вполне простыми. На своем запинающемся, да еще парализованном горем Inglese Английском языке (итал.).
Бернардо Сабитини попросил Микелетту обмыть тело и приготовить его к погребению. Без свидетельства о смерти, без документов, без сообщений властям округа, полиции или властям штата. Микелетта знал, что однажды такое случится и с ним. Но потом требования этого толстяка стали странными, необъяснимыми. Он велел Микелетте засунуть в горло умершего брата половину медальона Святого Иуды. Потом Бернардо потребовал, чтобы в жидкость для бальзамирования добавили его собственную кровь, а также святую воду из местной купели. Еще Бернардо потребовал, чтобы большой шрам на корпусе трупа был накрыт и запечатан воском свечи из ризницы местной церкви. А под конец толстяк итальянец вынул из бумажника смятый, пожелтевший и сложенный треугольником лист бумаги и вручил его Микелетте. Это была старая афиша итальянского цирка, объявление о параде уродов – «Лалу и мальчики на груди». На полинявшей бумаге был изображен красивый мужчина с усами, а из груди у него росли двое близнецов.Бернардо приказал Микелетте запечатать эту бумажку в черепе Федерико и отправить труп в их родной город неподалеку от Палермо.– Синьор, этот джентльмен ожидает вас наверху.Микелетта придвинулся на дюйм ближе и теперь видел, что Бернардо яростно шевелит губами, шепча молитвы и похоронные литании. На таком близком расстоянии Микелетта уловил запах этого человека – смесь мужского пота, чеснока, пороха и одеколона «Аква Велва». А глаза его, блуждающие в тени под гробом, будто ища душу брата, сверкали от горя, может быть, даже от безумия.– Синьор, прошу вас... Этот человек настаивает, что должен видеть вас немедленно.Хозяин похоронного бюро уже был готов положить руку на плечо Бернардо, но вдруг замер. Увидев эти глаза, блестящие слезами, бегающие зрачки и шевелящиеся губы, он наконец понял, что именно делает Бернардо Сабитини.Он говорил со своим мертвым братом.– Синьор?Бернардо поднял голову, и лицо его было лицом загнанного в угол зверя.Микелетта шумно сглотнул.– Я сказал этому человеку, чтобы он ушел, чтобы пришел позже, что здесь умер человек... – Микелетта стал заикаться, испугавшись за свою жизнь. Но он настаивает, paisano Paisano – земляк (исп.).
, настаивает.Бернардо с большим усилием поднялся на ноги, суставы его хрустнули. На его куртке засохла кровь, а рубашка под ней промокла.– Где этот человек?– Он ждет вас в часовне.Бернардо кивнул.– Полицейский?– Нет, синьор, не думаю.Толстяк еще раз слегка кивнул, вышел из бальзамировочной и пошел вверх по лестнице.Наверху Бернардо остановился и обвел взглядом фойе. Глаза его покраснели, в висках стучала кровь. Дверь в часовню была слева от фойе. Бернардо сунул руку в боковой карман и ощутил придающую уверенность вафельную рукоятку пистолета.Потом он повернулся и вошел в часовню.Там было пусто. На полу в беспорядке стояли складные стулья. На плитках опавшими листьями лежали программки последней службы. В дальнем конце часовни были открывающиеся в стене ворота – конечная станция для бедных граждан, ставших пищей для червей. Бернардо оглядел пустую часовню, нахмурил брови, шрам его подергивался. Что-то было не так.Раздалось резкое «клик!», и Бернардо ощутил сзади на шее холод стали.– Без резких движений, – прозвучал голос из тени за спиной Бернардо.Бернардо поднял руки.– Вот и хорошо, очень хорошо. – Ствол надавил на шею Бернардо, заставляя его шагнуть вперед. – А теперь мы установим мир на земле, ты и я, и это будет хорошо. Ты меня понимаешь?Бернардо узнал этот акцент. Скорее всего, негр из восточных штатов. Во рту у Бернардо возникла горечь – вкус смерти.– Если ты собираешься меня убить, это надо делать очень быстро.– Ты вынь из кармана свою железку, paisano, тогда сможешь вздохнуть еще раз.Бернардо вынул из кармана свой десятимиллиметровый и протянул его назад.– Совсем хорошо. – Крейтон Лавдел появился из тени с усталым, блестящим от пота лицом. Тренировочный костюм его был заляпан кровью, а пистолет калибра 0.357 смотрел Бернардо в лоб. – Теперь мы кое-что устаканим. Лавдел у было явно трудно говорить, и пистолет его чуть дрожал. – Я так понял, что ты потерял близкого человека, очень близкого, и тебя на этом заклинило. В это я врубаюсь.– Чего ты хочешь от меня, ниггер? – бросил Бернардо сквозь стиснутые зубы.Лавдел взвел курок и приставил ствол к уху Бернардо.– Чего я хочу, макаронник, – можешь назвать меня сентиментальным, мне плевать. – Лавдел придвинул лицо совсем близко, как любовник, собирающийся шептать милую чепуху. – Почему я не прокомпостировал твой говенный череп тут же на месте, так это потому, что у меня есть план, и ты в нем участвуешь.Бернардо пожал плечами:– Ниггер рассуждает о планах, будто он может что-то интересное придумать.Лавдел сильнее надавил стволом в ухо итальянца.– У тебя не то положение, чтобы трепаться насчет интереса.Бернардо ничего не сказал.– Есть предложение, – наконец сказал Лавдел. – Мне надо, чтобы ты со мной поехал.Бернардо окинул его долгим взглядом, перед тем как небрежно пожать плечами:– А почему бы и нет?
* * *
Джо сидел в пустой галерее свиданий, ожидая таинственного гостя. В узкой комнате, разделенной посередине плексигласовой стеной, по разные стороны этой стены стояли скамьи в два ряда лицом друг к другу, разделенные перегородками на маленькие ячейки. В каждой ячейке на уровне плеча висела телефонная трубка и древняя поцарапанная подставка для блокнота. Джо занял ближайшую к двери ячейку. За его спиной было стекло с односторонней видимостью.Джо проглотил последние капли тепловатого кофе, которым угостили его охранники, и вытаскивал из кармана смятую пачку сигарет, когда с другой стороны комнаты раздался щелчок электронного замка. Джо поднял голову. Дверь открылась, и он увидел своего гостя.В глотке у него стало так сухо, что он еле смог выдавить из себя:– О Господи! Мэйзи?У нее был усталый вид, щеки покраснели от ветра, волосы она откинула назад. Джинсовая куртка была застегнута до горла, в глазах блестели слезы. Вид был такой, будто у "нее температура.Она не могла слышать его слов, но видела движение губ и видела его глаза. Она бросилась в ячейку напротив и схватила трубку.Джо сел и взял трубку, со своей стороны.– Как дела, детка?– И ты еще спрашиваешь, как дела! – Ее голос звенел в наушнике, жестяной и возбужденный. Она посмотрела вокруг, потом опять на Джо. Глаза ее были мокрыми. – Перевернул мне жизнь вверх тормашками, а теперь сидишь здесь и спрашиваешь, как дела?– Я черт знает чего натворил. Прости меня.– В последний раз, когда я тебя видела... – Мэйзи вытерла лицо, сверля его глазами. – Ты отпихнул меня на зеркало в гримерной. Не слишком стильный уход, Джо.Джо кивнул и ничего не сказал. Он пытался ощутить сквозь стекло ее запах, но его заглушала свежая краска. Его тянуло снова ощутить этот чудесный аромат перечной мяты, сквозь плексиглас он ощущал в воображении тепло ее тела. Его поразило, насколько ему нужно быть с этой женщиной, как сильно он хочет лежать с ней рядом, уткнувшись лицом в ее волосы. От этого порыва закружилась голова, мышцы живота свело, и с такой силой возникла в нем злость, что он даже удивился. Как он мог так тщательно разрушить свое будущее с этой женщиной? Как мог не заметить совершенной красоты этого круглого лица?– Мне сообщили, что ты... как это называется... выставил на себя открытый контракт, – сказала Мэйзи, обводя глазами голые цементные стены-комнаты.Джо кивнул:– Так и было, детка.Она посмотрела на него.– Зачем ты это сделал, Джо? Людям каждый день ставят смертельные диагнозы.Джо подумал, что бы ответить такое глубокомысленное, но смог только сказать:– Тогда мне это показалось хорошей идеей.– Господи, Джо. – Мэйзи закрыла глаза. – Я все никак не могу с этим хоть как-то разобраться. – Она открыла глаза и посмотрела на него сквозь окно. – Я вот что хочу сказать: я еду куда-то к черту на рога и ищу тебя, понимаешь? У меня заднее сиденье завалено двадцатками. Даже не знаю, сколько там – десять кусков или пятнадцать. Я торможу возле придорожных торговцев, возле «квик мартсов» и «7-11» и набираю барахла вроде густой черной краски, дорогих бутылок бренди, орехов рассыпных...– Мэйзи, послушай...– Нет! Не перебивай меня, мне надо это сказать, а то, если я сейчас остановлюсь, то никогда не скажу. Понимаешь, где-то на полпути сюда я остановилась и поняла, что на всех этих деньгах кровь. Понимаешь? Кровь на этих деньгах, а я вот она, сука из латиноамериканского квартала в Гумбольдт-парке, покупаю на них бренди с орехами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39