Я и сам был знаком с некоторыми из тех мест, в которых побывала Крисси. Но она выглядела так, словно была очень плохо снаряжена для подобных путешествий и, похоже, задерживалась там намного дольше, чем другие.
В данный момент ее проблемы заключались в выпивке и Ричарде. Моей первой мыслью было то, что она заслуживала обоих. Я нашел Крисси довольно омерзительной. Ее тело было покрыто слоем твердого жира вокруг живота, лодыжек и бедер. В ней я видел забитую женщину, чье единственное сопротивление эффекту среднего возраста заключалось в решении носить молодежную одежду, слишком облегающую и откровенную для ее мясистой фигуры.
Ее одутловатое лицо флиртующе cтроило мне ужимки. Меня слегка поташнивало от этой женщины; она лишилась привлекательности, но бессознательно продолжала пытаться демонстрировать давно потерянный сексуальный магнетизм, словно не замечая гротескной водевильной карикатурности того, что его подменило. Именно тогда, как парадоксально это не звучит, ужасный импульс, скорее всего берущий начало из внутренностей моих гениталий, поразил меня: этот человек, к которому я испытываю отвращение, эта женщина станет моей любовницей.
Почему же это должно было случиться? Наверное из-за моей естественной извращенности; возможно Крисси была тем странным театром, где отвращение встречается с привлекательностью. Может быть, я восхищался ее упрямому нежеланию признаться в безжалостном увядании ее возможностей. Она вела себя так, словно новые, будоражащие, восхитительные события ждали ее за углом, несмотря на все доказательства обратного. Я чувствовал беспричинное желание, как и обычно при встрече с таким типом людей, тряхнуть ее и выкрикнуть правду ей в лицо: «Ты — бесполезный, уродливый кусок мяса. Твоя жизнь до сих пор была безнадежной и отвратительной, и впредь она станет только еще хуже. Перестань лгать самой себе».
Переполняемый конфликтующей массой эмоций я активно презирал каких-то людей, одновременно планируя их соблазнение. Только гораздо позже я признавал, к своему ужасу и стыду, что эти чувства ни капли не конфликтовали. На этот раз, тем не менее, я не был уверен, флиртовала ли Крисси со мной или лишь поддразнивала этого убогого Ричарда. Возможно, она и сама не была в этом уверена.
— Мы завтра едем на пляж. Ты просто обязан поехать с нами, — заявила она.
— Было бы замечательно, — широко улыбнулся я и лицо Ричарда потеряло цвет.
— Мне, возможно, придется работать... — нервно заикнулся он.
— Ну, тогда, если ты нас не повезешь, мы поедем сами! — она жеманно улыбнулась в манере маленькой девочки — тактика, часто используемая шлюхами, которой она, несомненно, когда-то была, пока обладала внешностью, приносящей деньги.
Я безусловно врывался в раскрытые ворота.
Мы выпили еще и поговорили, пока все более нервничающий Ричард не закрыл бар, а потом пошли в кафе немного дунуть. Время нашего свидания было окончательно определено; я жертвовал своей ночной жизнью ради дневных пляжных забав с Крисси и Ричардом.
На следующий день, Ричард был очень напряженный, когда вез нас на пляж. Я получал удовольствие, смотря, как белели костяшки его пальцев, сжимавших руль, когда Крисси, изогнувшись на переднем сиденье, завела со мной фривольный и относительно кокетливый разговор. Любая глупая шутка или несмешной анекдот, лениво слетавшие с моих губ, встречались взрывами неистового хохота со стороны Крисси, в то время как Ричард страдал в напряженном молчании. Я мог чувствовать, как ненависть ко мне возрастала по нарастающей, сокрушая его, срывая дыхание, помрачив его мыслительный процесс. Я чувствовал себя как проказливый ребенок, увеличивающий громкость на телевизоре с единственной целью разозлить взрослых.
Он невольно осуществил некоторое подобие мести, когда вставил в магнитофон кассету с Carpenters. Я корчился от дискомфорта, пока они с Крисси хором подпевали.
— Такая ужасная потеря, Кэрен Карпентер, — серьезно сказала она. Ричард кивнул, угрюмо соглашаясь.
— Жалко, не правда ли, Юэн? — спросила Крисси, желая включить меня в их странный мини-фестиваль скорби по поводу этой мертвой поп-звезды.
Я улыбнулся в доброжелательной, но слегка наплевательской манере.
— Мне насрать. По всему миру есть люди, которым нечего есть. Почему я должен испытывать сожаление по поводу сверхпривилегированной ебанутой янки, которую так много трахали, что она оказалась не в состоянии донести ложку жратвы до своего рта?
Последовало удивленное молчание. Наконец Крисси заныла:
— У тебя гадкий, циничный ум, Юэн!
Ричард чистосердечно согласился, не в силах скрыть свое удовольствие от того, что я расстроил ее. Он даже стал подпевать песенке «Top of the World». После этого они с Крисси начали что-то говорить на голландском и хихикать.
Меня не возмутило это временное отлучение. По правде говоря, я наслаждался их реакцией. Ричард попросту не понимал тип таких людей, как Крисси. Я чувствовал, что ее привлекали уродство и цинизм, потому что она считала себя способной изменить людей. Во мне она видела вызов. Раболепное ухаживание Ричарда иногда забавляло ее, но все же он был подобен коротким каникулам, а не постоянному сидению дома, совершенно пресному и скучному. Пытаясь стать таким, по его мнению, как она хочет его видеть, он не оставил ей ничего для изменения, не давая получить ей удовлетворение от действительно сильного влияния на отношения друг с другом. А покамест она будет держать этого дурака рядом на привязи, чтобы он потакал ее безграничному тщеславию.
Мы лежали на пляже. Мы кидали друг другу мяч. Это было некоей карикатурой на то, что люди делают на пляже. Я начал чувствовать себя неудобно от этой ситуации и жары и пошел полежать в теньке. Ричард бегал вокруг в своих обрезанных джинсах; загорелый и атлетичный, несмотря на слегка вздутый живот. Крисси выглядела смущающе дряблой.
Когда она пошла за мороженым, впервые оставив меня с Ричардом наедине, я почувствовал, что слегка начинаю нервничать.
— Она изумительна, не правда ли! — с энтузиазмом заявил он.
Я с неохотой улыбнулся.
— Крисси через многое прошла.
— Да, — признал я. Это я уже и сам понял.
— Я к ней отношусь совсем не так, как к другим женщинам. Я давно с ней знаком. Иногда мне кажется, что ее надо защищать от нее самой.
— Это слишком концептуально для меня, Ричард.
— Ты знаешь, о чем я. Ты прячешь руки.
Я почувствовал, как моя нижняя губа искривилась в инстинктивной обиде. Детская, абсолютно нечестная ответная реакция кого-то, кто на самом деле не был обижен, но делает вид, что обижен, чтобы оправдать грядущую агрессию к собеседнику или заставить его заткнуться. Для меня такое поведение было вторым "я". Я был доволен тем, что он чувствовал, будто выяснил все обо мне; с иллюзией власти надо мной он станет дерзким и потому неосторожным. А я подловлю момент и вырву у него сердце. Он не был такой уж сложной мишенью, лежа рядом на рукаве своей рубашки. Во всей этой ситуации мои с Ричардом отношения были настолько же важны, насколько и отношения между мной и Крисси — в каком-то смысле она была местом битвы, на котором развернулась наша дуэль. Наша естественная антипатия, возникшая при первой встрече, прошла тепличный период в оранжерее продолжавшегося контакта. За поразительно короткое время она распустилась в полноценную ненависть.
Ричард нисколько не раскаивался в своем бестактном замечании. Напротив, он продолжил атаку, пытаясь создать из меня подходящую фигуру для своей ненависти:
— Мы, голландцы, отправились в Южную Африку. Вы, британцы, угнетали нас. Вы засунули нас в концлагеря. Вы придумали концлагеря, а не нацисты. Это вы их научили этому, так же как и вы научили их геноциду. Вы были более эффективны с маори в Новой Зеландии, чем Гитлер с евреями. Я не оправдываю то, что буры делают в Южной Африке. Никогда. Никоим образом. Но вы, британцы, заложили ненависть в их сердца, сделали их жестокими. Угнетение порождает угнетение, а не разрешение конфликта.
Я почувствовал прилив злости. Меня почти подмывало толкнуть речь, что я шотландец, а не британец, и Шотландия была последней оккупированной колонией Британской Империи. Хотя я сам в это не особенно верю — шотландцы угнетают сами себя своей одержимостью по поводу англичан, которая и порождает у них ненависть, страх, раболепство, зависимость и презрение. Кроме того, я не собирался ввязываться в спор с этим самовлюбленным идиотом.
— Не могу утверждать, что знаю много о политике, Ричард. И все же, мне кажется, что твой анализ отдает субъективностью.
Я встал, улыбаясь Крисси, вернувшейся со стаканчиками с Хаген-Дазом, украшенными на верхушке затейливой розочкой.
— Ты знаешь кто ты, Юэн? Знаешь? — приставала она.
Крисси явно обдумывала какую-то тему, пока ходила за мороженым. Теперь она обрушит свои наблюдения на нас. Я пожал плечами.
— Посмотрите-ка на этого Мистера Клевого. Везде бывал, все пробовал. Ты точно такой же, как Ричард и я. Бездельничаешь и гуляешь. Куда это ты собирался ехать после Амстердама?
— На Ибицу или Римини, — ответил я.
— Туда, где рейверские тусовки и экстази, — заключила она.
— Там хорошие тусовки, — кивнул я. — Побезопаснее джанка.
— Это, может, и правда, — сказала она раздражительно, — но ты просто Евротрэш, Юэн. Мы все такие. Сюда примывает всякое отребье. Амстердамский порт. Мусорный бак для европейского хлама.
Я улыбнулся и достал новую бутылку Хайнекена из корзинки Ричарда.
— За это стоит выпить. За Евротрэш! — провозгласил я тост.
Крисси с энтузиазмом ударила своей бутылкой по моей. Ричард неохотно присоединился к нам.
Ричард, конечно же, был голландцем, но вот акцент Крисси было гораздо сложнее определить. У нее временами появлялся Ливерпульский выговор, наводивший на мысль о каком-то непонятном гибриде английского и французского среднего класса, хотя я был уверен, что этот акцент напускной. И все же я вообще не собирался спрашивать, откуда она, чтобы не дать ей возможность ответить: отовсюду.
Когда мы тем вечером вернулись в Дам, я мог заметить, что Ричард страшится худшего. В баре он тщетно пытался споить нас, отчаянно стараясь свести то, что должно было случиться, к нулю и облому. Его лицо приняло измученное выражение. Я собирался домой вместе с Крисси. Это было настолько очевидно, что она могла с таким же успехом дать объявление в газете.
— Я так устала, — зевнула она. — Это все морской воздух. Проводишь меня домой, Юэн?
— Почему бы тебе не подождать, пока я закончу работу? — простонал в отчаянии Ричард.
— О, Ричард. Я совершенно измотана. Не беспокойся, Юэн доведет меня до станции, да?
— Где ты живешь? — прервал ее Ричард, обращаясь ко мне, пытаясь получить хоть долю контроля над событиями.
Я приподнял ладонь руки, отмахнувшись от его вопросов, и повернулся обратно к Крисси.
— Это самое меньшее, что я могу сделать после того, как вы с Ричардом позволили мне сегодня так хорошо провести время. Кроме того, мне тоже пора спать, — продолжил я низким, маслянистым голосом, позволяя ленивой усталой улыбке появиться на моем лице. Крисси чмокнула Ричарда в щеку.
— Я позвоню тебе завтра, детка, — сказала она, смотря на него так, как мать смотрит на недовольного ребенка.
— Спокойной ночи, Ричард, — улыбнулся я, когда мы уже уходили.
Я распахнул дверь для Крисси, и когда она вышла, оглянулся назад, посмотрел на измученного дурака за барной стойкой, подмигнул ему, приподняв брови:
— Сладких снов.
Мы прошли через квартал красных фонарей, через каналы Вурбург и Ахтербург, наслаждаясь свежим воздухом и городской суетой.
— Ричард невероятно ревнив. Так раздражает, — задумчиво сказала Крисси.
— Нет сомнений, что его сердце в правильном месте, — отозвался я.
Мы шли к Центральной Станции в полнейшей тишине, к тому самому месту, где останавливался трамвай Крисси. Она жила прямо за стадионом Аякса. Я решил, что пришло время огласить мои намерения. Я повернулся к ней и сказал:
— Крисси, я хочу провести эту ночь с тобой.
Она посмотрела на меня с полузакрытыми глазами и выдвинутой вперед челюстью.
— Я думала, что ты захочешь, — самодовольно ответила она. Крисси обладала просто потрясающим высокомерием.
Дилер, стоявший на мосту над Ахтербургским каналом, окинул нас своим взглядом. Демонстрируя тонкое понимание нужного времени и знание рынка, он прошипел: «Экстази для секса». Крисси вскинула брови и стала было останавливаться, но я потащил ее дальше. Говорят, что экстази хорош для ебли, но лично я под ним могу только танцевать и обниматься. Да и вообще, мой последний раз был так давно, что мои яйца попросту распирало от желания. Последнее, что мне было нужно, так это афродизиак. Крисси мне не нравилась. Мне нужен был трах; все просто. Джанк имеет тенденцию накладывать сексуальный мораторий на потребителя и пост-героиновое сексуальное пробуждение захватывает тебя без всякой пощады — зуд, который только и ждет, чтобы его почесали. Мне надоело сидеть и дрочить в передней Рэба/Робби, распространяя затхлый мускусный запах спермы, смешивающейся с дымом гашиша.
Крисси делила квартиру с нервной смазливой девушкой, Маргрит, которая постоянно кусала свои ногти, закусывала нижнюю губу и говорила на беглом голландском и медленном английском. Мы немножко поболтали, потом мы с Крисси направились к кровати в ее спальне в пастельных тонах.
Я начал целовать и трогать ее, и мысли о Ричарде не покидали меня ни на секунду. Я не хотел сексуальных игр, я не хотел заниматься любовью, не с этой женщиной. Я хотел выебать ее. Сейчас же. Единственной причиной, по которой я лапал ее, был Ричард; полагая, что потратив время на это и сделав все должным образом, я добьюсь большего контроля над ней, тем самым получив возможность доставить ему больше неприятностей.
— Трахни меня... — прошептала она.
Я откинул одеяло и непроизвольно скривился, увидев ее влагалище. Оно было ужасным: воспаленное и в шрамах. Она слегка смутилась и застенчиво объяснила:
— Мы с подружкой забавлялись игрой.
1 2 3 4 5 6