Потом в квартире стало тихо, на долгих-долгих четверть минуты. Потом Вика положила трубку на рычаг, и вернулась к нему с прежней улыбкой. Она стала, пожалуй, немного шире. И в глазах за очками прыгали чертики.
Стерх вздохнул.
– Все, Виктория, пошли. Уже четверть десятого, ты же не хочешь опоздать к нашему будущему работодателю?

Глава 4

Большие часы над входом в офис Прорвичей, который находился в бывшем Доме кино, что на Краснопресненской, ныне превращенном в скопище самых разнообразных контор и представительств, показывали несколько минут после десяти, когда Стерх и Вика остановились перед дверями. Оба, не сговариваясь, оглянулись по сторонам, словно занимались тут слежкой, а не пришли на деловое свидание. Коридоры были пустынны, видимо в этот час все или еще не начинали работать, или уже были полностью поглощены работой.
Не постучав, Стерх вошел в довольно большую, обставленную мягкой мебелью приемную. Огромное окно, выходящее на какие-то не очень красивые, еще сталинской постройки дома, тем не менее давало достаточно света. Боком к окну сидела, кажется, настоящая блондинка, молоденькая, с непонятным выражением глаз, которые были излишне, по мнению Стерха, подведены тушью. Она читала стопку каких-то бумаг.
В воздухе возникла тишина, которую не захотелось ломать ни Стерху, ни Вике. Секретарша намеревалась делать это еще меньше, чем они. Когда Стерх сделал насколько шагов к столу, он обратил внимание, как беззвучны были эти шаги – по всему полу приемной было настелен новомодный ковролин строгого серовато-зеленого цвета. Блондинка мигнула, перевернула верхний лист пачки, и принялась читать следующий документ. Она не поднимала глаза на Стерха, даже когда он навис над ней, отбрасывая тень на край стола.
Она сидела прямо, как пианистка. Широкий ворот, словно чуть великоватый лепесток ладно скроенного светло-фиолетового платья подчеркивал тонкую, гладкую шейку, на которой не было ни бус, ни прочих украшений. Лишь серебрянная цепочка уходила в острый вырез, видимо, на нем висел крест, а не дурацкий знак зодиака или кулон. Это понравилось Стерху больше всего. Волосы блондинки были зачесаны так, что на виски спадали совершенно естественные локоны. В общем, она выглядела отлично воспитанной девушкой. И сейчас была похожа на кинозвезду, изучающей будущую роль второго плана, за которую могла получить четверть миллиона долларов.
На столе также царил абсолютный порядок. Даже компьютер, что бывает в московских офисах очень редко, светился чистым стеклом монитора, а не вызывал в памяти инструменты для археологических раскопок, которыми этот монитор следовало очистить от трехмесячных, как минимум, наслоений пыли. Напротив девушки стояла небольшая табличка из темного плексиглаза, на которой бронзовыми буквами была написано: Ивон Раиса. Стерх улыбнулся, ему понравилось имя.
Вика, наконец, потеряла терпение и начала покашливать. Вполне вежливо, но со значением. Стерх на миг пожалел, что вообще взял ее с собой, он любил, когда женщины перед ним играли великосветских дам. Наконец Рая подняла голову, и сделала это действительно хорошо – торжественно, чуть утомленно, без любопытства, но с ощутимым резервом вежливости. Глаза у нее были серо-зеленые, от которых мужчин и покрепче Стерха могло бросать в трепет. Глаза эти строго осмотрели Вику, затем более холодно перекинулись на Стерха. Этот взгляд был похож на луч мощного прожектора зимней штормовой ночью, где-нибудь у скал Бискайского залива. Его можно было повторять движениями учительской указки.
Виктория, которой все эти игры в выжидания и гляделки надоели, выпалила:
– Нам назначено.
Голос ее вдруг стал похож на карканье нахохленной, вымокшей под дождем вороны.
Рая решила отказаться от дальнейшего обозрения Стерха, видимо уяснив, что он не Майкл Паре и не Дэвид Духовны. Она дотянулась до папочки, которую последнее время все чаще называли «органайзером», хотя на русском языке название имело весьма вольные смыслы, и принялась неторопливо ее перелистывать. Через минуту, а то и дольше, она выговорила в пустоту за окном:
– Господин Прорвич информирован.
Подняла глаза на Вику, при этом выражение ее глаз было таким же, как при обозревании многоквартирных домов за окном. Стерху осталось только подивиться выдержке Виктории. Впрочем, молчание не затянулось, сладким, как мед, голоском она поинтересовалась:
– Может быть… мисс соблаговолит доложить по телефону, что мы уже тут?
Рая Ивон сдержанно улыбнулась и выпрямилась еще больше, что подчеркнуло ее почти не видимую под этим платьем грудь. Потом уже более откровенно окинула щупленькую фигурку Вики с головы до ног, и ответила так, что каждому становилось ясно – то, что она удосужилась ответить, было уже достаточно:
– Когда господин Прорвич надумает с вами переговорить, он сам позвонит.
Возникла пауза, секретарша воспользовалась этим и углубилась в свои бумаги. Причем ее зрачки забегали по строчкам, значит, она не играла занятость, а действительно вернулась к работе.
Стерх повернулся, подошел к широкому, с высоченной спинкой диванчику, и уселся на него с глубоким удовлетворением. Кожа, выкрашенная в темно-синий цвет, заскрипела под ним почти оглушительно. Виктория, проследив его путь взглядом, тоже подошла к дивану, и уселась, на расстоянии вытянутой руки. Она кипела, поэтому вытащила из портфельчика пачку «Кэмел» без фильтра, которые покупала блоками в каком-то полусекретном месте в Москве, и закурила. Говорить ей не хотелось, она подтащила пепельницу, поставленную сбоку от журналов, откинулась назад и закрыла глаза. Почему-то после этого вдруг стало слышно, как работает настенный кондиционер. И Стерх чуть не с благодарностью ощутил, что в приемной царит восхитительная прохлада.
За секретаршей висели часы, стрелки которых двигались неторопливо, но успели отсчитать шестнадцать минут, когда двустворчатые, обитые кожей двери в кабинет открылись и в них появился начальник конторы. Вернее, глава торговой империей. Не посмотрев на Стерха с Викторией даже мельком, он прошагал к секретарше и склонился над ней. Ситуация была однозначной, девушка молча двинула рукой, указывая на посетителей.
Прорвич-старший обернулся, посмотрел быстрым взглядом, и принялся копаться в каких-то бумагах, которые доставал из папки с надписью «Исходящие». И двери, и папки очень напоминали недоброй памяти прежние райкомы, в которых Стерху приходилось бывать. Наконец, Прорвич-отец завершил свой обзор документов и подошел к Стерху с Викой.
– Отлично, что вы подождали меня.
Он подхватил один из узких стульев, стоящих по другую сторону от столика с журналами, выставил его, чтобы видеть обоих собеседников, и уселся верхом, выдвинув руки вперед. Стерх посмотрел на него, и вдруг широко разулыбался, изображая счатье видеть возможного работодателя, о котором уже кое-что слышал.
Прорвич выглядел, как самый настоящий старорусский купец, для которого весь мир распахнул свои кладовые, вот только борода у него была не окладистая, а довольно коротко постриженная. Зато редкие волосы на голове были зачесаны так, чтобы скрывать обширную лысину, возникающую на затылке и заканчивающуюся перед самым чубчиком. Лицо у Прорвича-пэр должно было, по идее, возбуждать доверие. Руки, свисающие в сторону Стерха, были руками человека, который когда-то работал физически, с широкими ногтями, толстыми и красными пальцами. Но теперь они были ухоженными сверх всякой меры, и на них блестела огромная, чуть не в новую пятирублевую монету печатка, на которой что-то было выгравировано. Даже глаза у него были купеческие – маленькие, узкие у висков, темные, не меняющие выражения, на что бы они не смотрели. А вот костюм у Прорвича был великолепный, темно-серый, в чуть светлую полоску, из настоящего английского твида, и покрой у него был в высшей степени консервативный. Все в этом человеке свидетельствовало о солидном и привычном добробыте.
И еще Стерх про себя отметил вот что – может быть, Прорвич и Витунов занимали разные сектора рынка, на которых сколачивали свои капиталы, может, по-разному понимали свои светским обязанности, но оба подходили друг другу, как два сапога.
Краем глаза Стерх посмотрел на Вику, теперь она сидела выпрямившись, на самом краешке дивана, и даже пепельница с ее окурком как-то отдалилась в бок. Стерху не составляло труда догадаться, что этот человек ей не понравился, но она была готова демонстрировать вежливость и даже деловую любезность. Разговор начала она:
– Господин Стерх готов принять ваше предложение, если…
Прорвич поднял руку, оставил Вику движением ладони, и прогудел низким, слегка певучим басом:
– Значит это вы были с моим сыном на сборище Витунова?
Но если Прорвич и думал, что знает женщин типа Виктории, то на этот раз он ошибся. Она не дала вывести себя из равновесия, а спокойно договорила:
– …если вы примете наши условия.
Прорвич совершил своим массивным телом полуоборот и посмотрел на Вику. Целую минуту он присматривался к ней, потом опустил голову, и стало ясно, что Вика в целом не вызвала у него одобрения. Выражение его лица говорило, что он скорее думает о том, не пора ли поменять ковролин в приемной, чем о сидящих перед ним людях. Он снова обратился к Стерху:
– И как вы нашли старшего Витунова?
Неожиданно Стерх был избавлен от необходимости отвечать, потому что дверь в приемную широко распахнулась, и в нее со смехом, вызванным какими-то разговорами в коридоре, ввалился Прорвич-младший. С радостью и удовольствием он посмотрел на Вику и Стерха.
– Вот и хорошо, что вы пришли, – сказал он вполне искренне. – Когда вы вчера неожиданно исчезли в неизвестном направлении, я уже подумал, что наше предложение вас не заинтересовало.
– Неужели? – невыразительно пробормотал Прорвич-пэр. Для него было необычным делом осознать, что кто-то может не принять предложение фирмы Прорвичей.
– Что вы вообще думаете об этой истории? – спросил Велч, издалека поклонившись секретарше и остановившись у плеча отца.
– Прежде всего, – начал Стерх, – мне странно, что вы рассматриваете Витуновых как… людей, которые способны учинить что-нибудь, скажем так, нелегальное. Исключая, разумеется, неуплату налогов.
Прорвич-старший посмотрел на Стерха, пожевал свои мясистые губы, потом оглянулся на секретаршу. Та, не поднимая голову, встала, стянула какую-то папочку с подставки под монитор и легко направилась к двери. Когда она вышла, главный начальник проговорил:
– Почему вы считаете убийство чем-то неправдоподобным?
– Не вижу мотива, вернее, нахожу приведенный вами мотив недостаточным. Даже Витунову не справиться со скандалом, который возникнет, если кто-то увяжет убийство этой девушки с его именем. Кроме того, мы живем в довольно безалаберное время, такой вот «холостой» грешок Митяши никто не посчитает экстраординарным. Скорее, наоборот…
– Стерх, позвольте мне привести некоторые факты, – пророкотал Прорвич-старший. – Недавно я прочитал в журнале, статью некоего сексолога, или невропатолога, не помню точно, который свидетельствует – инфантильные молодые люди, когда их подружки беременеют, перестают ими интересоваться. Они переносят на этих девушек представление о «мировом материнстве», как выразился тот профессор. И спать с ними становится попросту невозможно, потому что это является чуть ли не инцестом с собственной матерью, понимаете? – Он оглядел Стерха и качнулся, не поворачиваясь к Вике ни на сантиметр. – Кроме того, они выбирают довольно нерациональную схему, так сказать, возврата к прежнему положению вещей, в случае, если девушки отказываются от аборта. Это очень серьезное явление.
Пока он говорил, Велч сходил в кабинет, и вернулся оттуда с папочкой, похожей на все остальные папки в этом офисе. Но когда он раскрыл ее и подал отцу, тот стал вычитывать из бумаг, вложенных в нее, вещи не совсем обычные.
– Виктор Лобовской из Пскова столкнул свою подружку с лодки в озеро, когда она отказалась делать аборт. На следствии он сказал: «она была не в моем вкусе, все-равно не смог бы с ней жить». Лейтенант Герасим Мышеватов, служа в Чите, задушил девочку шестнадцати лет, когда узнал, что она ждет ребенка и хочет выйти за него замуж. Объяснение – «она могла помешать карьере». Дмитрий Яковлев, двадцати двух лет, сын очень богатых родителей, занимающийся дизайном, задушил свою секретаршу, двадцати лет, компьютерным шнуром, когда стало ясно, что ему придется платить алименты на ребенка, которого он ей нечаянно сделал. Его слова – «это не давало мне работать». Михаил Жданов из Таганрога убил свою подружку топором, на следствии плакал и повторял только одно: «это не понравится моей маме».
Прорвич-старший захлопнул папку и, не глядя, сунул в руки сыну.
– Я попросил одно агентство просканировать информацию по этому поводу, и они нашли только за этот год восемнадцать сообщений в прессе о подобных случаях. Восемнадцать, Стерх! Если бы вы внимательнее читали всякие сводки с настоящей уголовной хроникой, вы бы не говорили, что мотив выглядит неубедительным.
Стерх посмотрел в окно. Он тоже читал эту статью об инфантильном отношении к беременности своих подружек некоторых молодых людей, и тогда она показалась ему интересной в теоретическом плане. Он не ожидал, что ее заметит кто-то еще, тем более такой человек, как Прорвич. И почти тотчас его стало одолевать воспоминание о той идее, которую он уже высказал Вике, что Прорвичу было бы очень удобно, если бы убийство Нюры произошло в семействе Витунова. Уж слишком настаивал Велч, что у Витуновых нет другого решения проблемы, слишком уж были старательно подобраны эти материалы, слишком все это попахивало… затеей самих Прорвичей. А ума, по-крайней мере, у старшего из них, вполне хватит, чтобы спланировать и устроить это предумышленное убийство.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6