троглодит приобщался к правилам хорошего тона и лишал се замечательного повода для насмешек.
Пивное опьянение у меня постепенно прошло, в го-лоно прояснилось, а в желудке воцарилась приятная сытая тяжесть. Настроение после утренних потрясений немного приподнялось, чему также способствовала теплая домашняя атмосфера, царившая в этих стенах. Обглодав последнюю косточку, я покрутил ее в пальцах, изучая, после чего вовремя вспомнил, что воспитанные люди всегда должны благодарить друг друга за угощение.
– Отменная курица, Наум Исаакович. – Я почтительно кивнул. – Спасибо за вкусный обед. Как оригинально приготовлено. Сроду не ел ничего восхитительнее.
– Не мне спасибо, а Кэрри, – поправил меня Кауфман. – Это она здесь хозяйничает. У нее на кухне я такой же гость, как и вы. А что восхитительно – это правда. Свежая курятина – она таки всегда приятнее тех замороженных мясных кирпичей, что ваш слуга обычно заряжает в комбайн.
– Свежая курятина? – переспросил я. – Как вас понимать?
– Так и понимайте: еще три часа назад это глупое пернатое создание кудахтало у нас на заднем дворе, – развел руками дядя Наум.
– И как оно туда попало? Ни разу не видел, чтобы в округе летали такие крупные птицы.
Здесь уже и воспитанные Кауфманы не сумели удержаться от смеха.
– Вы нас удивляете, молодой человек, – произнес хозяин, продолжая улыбаться, – А впрочем, почему «удивляете»? Наоборот, ваши вопросы вполне естественны для обычного современного человека с обычным запасом знаний. Конечно же, курицы не летают, и дядя Наум не стреляет в них из окна из нервно-паралитического стиффера. Все куда проще, когда-то давным-давно я служил на птицеводческой ферме в Дели. Уходя в отставку, я и купил там несколько этих не особо прожорливых птичек. Пока вез их домой, бедняжки подняли в боте жуткий гвалт – не понравилось им кататься с восьмикратной звуковой скоростью. Они ведь у нас обычно в живом виде и не путешествуют. Я соорудил для курочек вольерчик, рассчитал им рацион, и теперь эти милые твари вот уже много лет несут нам яйца, высиживают птенцов и накапливают жир. Все, что от меня требуется, так это кормить их, запускать к ним в клетку клинер-модуль да регулировать их популяцию, кушая самых разжиревших.
Кауфман говорил об этом так обыденно, словно вел речь о широко распространенном среди пенсионеров увлечении, наподобие выращивания благоухающей флоры или содержания пушистой фауны. Ну с кошками и собаками все ясно: я тоже могу подолгу с умилением наблюдать за игрой какого-нибудь лопоухого шпицбергенского добервейлера – снимает стресс и все такое. Но держать у себя в доме стаю громадных птиц, чтобы поедать их!.. Сдается мне, это далеко не последнее чудачество дяди Наума, о котором я узнаю. Таинственный человек дядя Наум… хотя и открытый.
– Обожаю рубить куриные головы, – заметила Каролина с плотоядной улыбкой. – Нет лучшего способа высвободить негативные эмоции. Не надо никаких релаксантов – дайте только топор и курицу. Когда-то мы ещё держали кроликов, и я давно прошу папу снова купить их – шкурки с кроличьих тушек сдирать куда проще, чем выщипывать птичьи перья. Но папе надоела крольчатина… Капитан, с вами все в порядке?
О да, конечно, в порядке! Не обращайте внимания на мою отвисшую челюсть, на самом деле я совершенно спокоен! Что здесь необычного: папаша растит дочурке зверушек, а она, счастливо улыбаясь, обезглавливает их на заднем дворе, после чего жарит вон в том горячем железном ящике; кстати, вспомнил, как он называется: печка!.. Затем, выплеснув накопившуюся за день негативную энергию, Кэрри зовет папу, и милое семейство Кауфманов садится ужинать и пить кофе…
– Хотите кофе, капитан? – осведомился дядя Наум – добрейшей души человек, подаривший родному дитя для его любимого занятия острый топорик.
– Да, спасибо… – автоматически отозвался я, не сводя глаз с обворожительной улыбки сидящей напротив куроубийцы. Пожалуй, чашка кофе – это как раз то, что мне сейчас нужно. Столько эмоциональных потрясений за день, поэтому требуется прийти в себя. Если, конечно, кофе еще способен мне в этом помочь.
– Вы с самого начала видели, что творилось сегодня в соседнем районе? – Я решил перевести беседу на актуальную тему, хотя перед глазами у меня продолжали маячить безголовые курицы и летать окровавленные перья, а в ушах отчетливо слышался стук топора.
– Да, конечно, – подтвердил Наум Исаакович. – Весь день не отхожу от окна, смотрю в бинокль… – Он кивнул на свой оптический прибор, висевший тут же на стене рядом с кухонной утварью. – То, что происходило в соседнем районе, – страшно. Действительно страшно поверьте мне, молодой человек. Меня до сих пор жутко трясет.
В доказательство он вытянул перед собой ладонь. Та и впрямь едва заметно подрагивала.
– И что вы думаете по поводу всех этих аварий? – спросил я.
– Что думаю? – За секундную паузу на выразительном лице Кауфмана успел смениться практически весь спектр эмоций. Среди них отсутствовала только радость. – Имеет место громадное несчастье. Могу ли я назвать его причину? Пожалуй, лишь приблизительно. Пугает, почему таки бездействуют контролеры? Вы помните, чтобы они когда-нибудь бездействовали? Вы помните на своей памяти такой продолжительный кризис?
– Вообще не припоминаю даже что-то близко похожее на кризис, – признался я. – Обычно все неприятности со мной случались на турнирах. Вне арены – крайне редко. Да и разве то были проблемы? Так, мелочи. Дома проблем не было никогда. Так в чем же может быть причина?
– Точно не скажу, но, видимо, имеет место целая совокупность неприятностей, случившихся в одно и то же время, – пожал плечами Наум Исаакович. – Иными словами, непредсказуемый форсмажор, против которого оказались бессильны стандартные методы устранения неполадок Ну хорошо, вот вам пример: предположим, я подавился за обедом крошкой. Ваши действия?
– Стукну вас по спине, – не долго думая ответил я.
– Спасибо, вы настоящий друг, – поблагодарил Кауфман – Только умоляю: если не приведи господь подобное случится, бейте дядю Наума нежнее – он ведь почти тридцать лет как пенсионер. Но вы поступите абсолютно закономерно. Есть причина – тут же появляется следствие. Однако усугубим ситуацию. Предположим, что, подавившись крошкой, я начал дергаться и опрокинул на себя кипяток, а затем поскользнулся, упал и свернул себе шею. После этого вы тоже станете стучать меня по спине?..
Каролина тем временем подошла к печке и водрузила на нее экстравагантную посудину: пузатую, с длинным кривым носиком и изогнутой ручкой. Посудина тут же принялась недовольно сипеть и посвистывать, будто выражала протест против своего нахождения на горячий плите. С каждой минутой доносившиеся до меня звуки становились громче и раздражительнее, и вскоре из отверстия в крышке посудины повалил пар Кэрри незамедлительно среагировала на это, сняла медного свистуна с печи и принялась разливать по чашкам с ужо насыпанным кофе крутой кипяток. Натуральный кипяток, полученный без помощи кухонного комбайна!
Чудеса продолжались.
Опасаясь, как бы приведенный Кауфманом пример с кипятком не воплотился в реальность, я отодвинулся подальше от стола. Дядя Наум рассказывал столь живо и убедительно, что наверняка сумел бы заставить меня бояться даже собственной тени.
– Скажите, в какой отрасли вы несли Службу? – спросил Наум Исаакович.
Вместо меня ответила Каролина:
– Папа, я, кажется, говорила тебе, что капитан Гроулер не был контролером, – сказала девушка. Я с интересом посмотрел на нее – откуда, дескать, у вас, милая, такая осведомленность? – и она, глядя на отца, спешно пояснила – Помнишь, ты утром уже спрашивал о капитане? Ну, когда у него окно разбилось.
– Да-да-да, припоминаю, – закивал дядя Наум. – Точно, спрашивал Действительно, вы же в спорте без малого десять лет, а спортсмены в молодости освобождаются от Службы… Разрешите полюбопытствовать, как вы вообще угодили в реал-технофайтинг из интерната Гражданского Резерва?
– Прошел психооценку и распределение, как и все. Ведь никто не отнимает у незаконнорожденных право на распределение… В отличие от некоторых других прав. Система Психооценки нашла меня чрезмерно агрессивным, так что будущее реал-технофайтера было мне, можно сказать, уготовано.
– На диво безупречное получилось распределение, – саркастически произнесла Кэрри, пододвигая мне чашку с кофе. – Чрезмерная агрессивность! Точнее не скажешь. Нет, лично я против вашей команды и вас конкретно ничего не имею. В какой-то мере даже вас понимаю – мягкотелым среди реалеров не место, – но, по-моему, вы просто не замечаете грань между спортом и обычным побоищем. Несколько лет назад такой стиль игры был весьма популярен, однако сегодня он себя явно изжил.
– Так вы, оказывается, поклонница реал-технофайтинга! – заметил я. – И за кого болеете?
– Уж точно не за «Молот Тора», – язвительно ответила Каролина. Могла бы не говорить – я уже догадался. – В спорте я ценю благородство и красоту, до которых вам с вашей агрессивностью еще ой как далеко. Поэтому болею за Ахиллеса и его «Всадников Апокалипсиса». Ахиллес – великий человек! Он сумел воодушевить команду после хорошо известной вам гибели их капитана и повести «Всадников» за собой к победе Ахиллес и «Всадники Апокалипсиса» – эталон для современных реалеров. И поэтому они сегодня чемпионы.
– Ахиллес!.. – вполголоса проворчал я. – Надо было сразу догадаться – все теперь болеют за бесподобного Ахиллеса. Благородство и красота, говорите? Что-то не замечал за «Всадниками» ни того, ни другого Впрочем, с трибун, наверное, видней. Не буду оправдывать «Молот Тора», он играет, как умеет. И он еще станет чемпионом, уверяю вас.
– Жутко сомневаюсь!..
– Молодые люди! – Наум Исаакович позвенел ложечкой о чашку. Он вовремя почувствовал, что обстановка за столом накаляется, и поспешил вмешаться: – Нашли время спорить! Капитан Гроулер, я спросил вас, состояли ли вы на Службе, не ради праздного интереса Служи вы в молодости контролером, вам было бы проще вникнуть в смысл моих слов. Но вы неглупый человек и вникнете в любом случае, могу обещать, И не наводите на себя напраслину – какая такая чрезмерная агрессивность? Ерунда все это! Вы – вполне нормальный человек, уж мне-то можете поверить, я жизнь прожил. Так вот, возвращаясь к вашему вопросу: что есть Контрольная Служба в целом и контролер в частности? Сужу, конечно, по личному опыту, но думаю, что сужу объективно. Чем я занимался на Службе? Тем же, что и все: сидел за терминалом «Серебряных Врат» по три часа в день и поддерживал порядок во вверенном мне секторе. Я служил диспетчером, принимал сигналы о неполадках и сбоях, потом переадресовывал их кому следует. Десять лет контролер Наум Кауфман исправно указывал коллегам, кого и где требуется постучать по спине. А они, в свою очередь, делали это, выполняя давным-давно выученные назубок инструкции. Потом я ушел в законную отставку. В тридцать лет, как и все контролеры. Как видите, не опустился до фиаскера, обустроил дом и вырастил красавицу-дочь…
После этих слов отца Каролина поджала губки и скромно потупилась. Она и впрямь «умела-таки немного стесняться». Что ж, дополнительная записи в реестр ее достоинств. Пока что небольшой реестр – кроме красоты и интеллекта Кэрри Кауфман, занимавших две верхние строки моего мысленного списка, больше в нем до сего момента отметок не было. Но они появлялись, и это вселяло оптимизм. Я не хотел оставлять в памяти о дочери соседа негативные впечатления.
– Неважно, в какой отрасли очутился контролер после распределения, – продолжал дядя Наум. – Все мы сидели за одинаковыми терминалами по три часа в сутки, четыре рабочих дня в неделю. И так десять лет служебного стажа, по истечении которого государство повышает нам социальный рейтинг и соразмерно заслугам обеспечивает пожизненной пенсией. Уходя в отставку, мы вольны творить все, что душе угодно: создавать семью, заниматься бизнесом, путешествовать или просто весь остаток жизни посвятить любимому хобби и воспитанию детей, как я. Такова награда Великого Альянса контролерам за их самоотверженный труд, учили меня с детства. И это более чем достойная награда, здесь даже глупо спорить. Каждый из нас делал на своем посту строго определенную работу, а вместе мы делали одно большое нужное дело…
Дядя Наум прервался и отхлебнул кофе. Похоже, беседа не только отвлекала Кауфмана от пережитого утром кошмара, но и оказывала на пожилого человека некий целебный эффект – давала выговориться и тем самым облегчала душу от скопившихся в ней страхов. Спустя полчаса после нашего знакомства Кауфманы выглядели уже не столь подавленными и озабоченными, как в тот момент, когда я переступил порог их дома. Общаясь с ними, я тоже понемногу свыкался с нашим незавидным положением, в котором все мы сегодня очутились.
Пока Наум Исаакович переводил дух, я старательно укладывал в голове его слова, недоумевая, почему он говорит о своем прошлом в таком грустном тоне. Кауфману было чем гордиться, и главная его гордость сидела сейчас напротив меня, притихнув и тоже внимая отцу. Положа руку на сердце следовало признать, что жизнь Наума Исааковича сложилась намного счастливее моей, хоть и не было в ней столь громкой славы и мировой популярности, коими всегда гордился я. Больше мне гордиться было попросту нечем…
– Большое нужное дело! – повторил дядя Наум. – Но что же конкретно это было за дело? Я десять лет манипулировал настройками терминала при помощи суфлера войс-командера. Кэрри вот уже два года занимается тем же самым в другой отрасли. Контролеры, что сидели в моем кресле до меня, тоже исправно твердили те же опостылевшие команды. И сто, и двести лет назад за терминалом находился такой же контролер и делал всю ту же работу. Я знаю, что говорю, – изучал историю. Контролеры стучат по спине виртомир, если тот вдруг поперхнется какой-либо мелкой неполадкой. В распоряжении контролеров есть аварийная отладочная подсистема «Контральто Д» – анализатор неисправностей, их устранитель, отладчик и диспетчер одновременно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10