Баклажан валяется со сломанными ногами и верещит, мол, спасите и, мол, за что?! Рытова верещит, мол, какого хрена? А Катя делает по телу Баклажана еще два рейса – чтоб наверняка… Как она такая выжила, через все прошла? У подземных есть люди – лет под тридцать. В Секретном войске был у Тэйки мужик, так ему год назад было двадцать семь… Но ведь не тридцать семь! А Катя еще догоблинский мир помнит в точности. И не мужиковатая совсем. Везде мягкая, круглая, как бы слабая. Да она и не очень сильная, нет, по всему видно. И маленькая такая, в смысле низенькая. Зато вся команда ее любит: она вроде мамы, одной на троих, одной доброй и не очень строгой мамы… Может, потому она и выжила, что ее все любили? Сейчас ведь ни к кому привязываться нельзя, это себе дороже, это табу. А к Кате – можно, к ней – безопасно. Конечно, еще она может испугать. Во-первых, носит по старой памяти все только черное, кожаное, железяками увешанное, да еще бреется наголо. Правда, нормального человека нынче такими цацками не проймешь. Во-вторых, половина ее лица – неестественного серо-серебристого цвета. Большое серо-серебристое пятно с неровными краями покрывает нос, левую щеку, половину лба и подбородка; верхняя губа приняла тот же нечеловеческий оттенок. В темноте вся эта радость источает бледно-зеленое сияние… Штопали ее наскоряк медики Секретного войска, свой-то, паршивец, отказался: «Я ее просто убью, а не починю. Я такие сложные вещи делать не умею…» А тамошние люди покачали головами и сказали: «Сошьем. Но страшилка выйдет еще та. Подходящих материалов не хватает, поэтому маску мы ей поставим, из… а, вам лучше не забивать голову, ребята». Жутковато выглядит, точно… а не надо лишний раз пялиться!
– А что они от нас хотят, подземные эти?
Катя собрала губы розочкой, и от этого Тэйки поплохело. Если честная, добрая, мамашистая Катерина отвечает не сразу, если она губки складывает по-особенному, значит, жди подставы, да еще такой подставы, что кипящего дерьма будет аж по самые рога.
– Видишь ли, красотка, я… не совсем в курсе. Сейчас будет наш великий генерал, вот он пускай все и объяснит.
– О-о-о! – только и могла ответить Тэйки. – Что, до такой степени?
Катя молчит.
– А может, я не согласна. Может, мы еще похерим это дело. Может…
– Нет! – кричит Немо.
– Почему – нет? Я такая, я могу…
– Да не в тебе дело! Не будет Дани сейчас. Его вообще не будет, если мы живо не поднимемся и не встретим его. Быстренько надо, быстренько!
– Кто… его?
– Верные защитники. Неполное отделение.
Немо выскочил из-за стола и пошел ко входному люку. Тэйки без лишних разговоров отправилась за ним. Катя сняла с оружейной стенки самодельный тесак и ручной пулемет Калашникова без сошек; открыла люк; задраила люк снаружи; сняла машинку с предохранителя и передернула затвор, жалея о том, что к этой убойной железяке у них осталась всего одна запасная обойма. Ну да нечего мечтать о лишних патронах: добывать их команда будет потом, а жить надо здесь и сейчас .
– Ну что же, – сказала она сама себе вполголоса, – мы всегда рады гостям.

Глава четвертая
ГЕНЕРАЛУ НЕ ВЕЗЕТ

...Даня, сколько себя знал, не верил, что есть на свете хоть что-то, не способное на предательство. Техника выходит из строя прежде всего. Люди ненадежны, и даже лучшие из них, самые честные, самые добрые, обязательно имеют какую-нибудь уязвимую точку, и если ты ее знаешь, остается разок вдарить по ней как следует, чтобы сломать человека. Магия подводит всегда, при любых обстоятельствах, ее бы лучше сторониться. Собственным глазам можно верить очень умеренно, собственным ушам – еще того меньше, собственное тело врет на каждом шагу. Оно говорит тебе: я устало, я истощено, мне бы сейчас просто лечь да тихо помереть, в то время как на самом деле оно еще и побегать, и подраться может, а помрет естественной смертью где-нибудь между двадцатью и двадцатью пятью годами, как у всех нормальных людей. Пока ему только пятнадцать, и щадить его – только себе во вред. Нет, джентльмены, никакой пощады!
Сегодня его предало все оптом. День такой выдался – несчастливый. Как всегда, отправляясь в Вольную зону, к монахам, Даня особенно не волновался. Да что там, по каменным блокам, остаткам моста, который Катя почему-то упорно называет «Метромостом», да по ржавым крышам вагонов, точащим из реки, да железной арматуре, да по грязи, которой намыло просто немерено, да пару раз перескочить через проливчики, прорытые рекой в этой «запруде», да в одном месте вброд, да на той еще стороне с километр ходу. Ерунда. Родные места. Каждый бульник знаком. А там, в Новодевичьем монастыре, полная безопасность. Монахи возвели стену втрое выше старой, – старая-то была как бы вокруг садика-огородика, несерьезно, – поставили орудия в амбразуры, пулеметы, огнеметы, четыре вертолета у них, а главное, ни с какой магией туда не проберешься, магию живо отшибает. Потому и называют такие места вольными зонами. Еще метров на двести, а то и на триста вокруг стен – тоже чисто, ни одна магическая вещичка не фунциклирует, проверено. Они даже сажают тут что-то, картошку, что ли… Ну, это понятно, кушать-то хочется. Гоблинская дружина и Верные защитники сюда не по разу совались, только зона им не по зубам. Три года назад врагам последний раз получилось крупную Вольную зону сломать – Симонову. Остальные с тех пор железно держатся, даже, говорят, кое-где расширяться начали…
В общем, нарядился Даня как на прогулку. Он всегда ходил в старой солдатской форме, они как-то на складе нашли кучу такой формы. Зеленая, хотя и называет ее Катя «хаки», но слово это непонятно никому, и пусть бы лучше не выдумывала глупостей. Ручную гранату Ф-1 в карман положил. Старый пистолет Макарова за пояс сунул, и к нему одну запасную обойму прихватил. Ножны с финкой подцепил к ремню. «Огненный молот» – новенький, производства подземных, за добрые гоблинские сапоги, с трупа снятые, выменянный, к правому предплечью скотчем примотал. Серебряный нательный крест, который Дане от родителей достался, поцеловал. Крест – лучший пропуск в Вольную зону. Без него туда соваться резону нет. Только вот с «огненным молотом» он будет конфликтовать… Такие артефакты всегда конфликтуют между собой. Ну и фигли? Сходить на два шага от дома, ерунда какая…
Вот и сходил, мать твою сорок восемь!
Нет, ходил он не напрасно. На дело, заказанное команде Подземным Кругом, без кое-каких причиндалов даже в мыслях наяриваться не стоит. Смертельный аттракцион – переть на гоблинского мага с обычным оружием… А тут еще… тьфу. Только от нужды с пронырами этими подружишься. И ведь самая нужда надвигается – по боеприпасам и по харчам. Если ничего не делать, просто загнешься. Вот команда Башмакова и нарвалась, ослабли ребята с голодухи, какое-то мелкое зверье их порвало. Всех троих. А команду Штыря Верные защитники перестреляли. У парней патроны вышли, прочие дела вышли, бери их тепленькими… Девять человек было у Штыря, это ж не команда, это командища! А пропал ни за грош, на пустом месте. От паршивых овец, Верных защитников, которых только ленивый не бил и не грабил!..
В общем, надо было Дане в монастырь. И пока туда ходил Даня, все было чики-чики. И там тоже ему помогли, плюс еще со старыми знакомыми потрепался: по всему выходит, не тот уже враг… От таких мыслей хорошо сделалось Дане, и на обратном пути он тупо нарвался на дикую банду. Нарвался там, где никто, даже пацан семилетний ни за что не нарвется. Нарвался на приезжих – еще того позорнее.
Посреди реки.
Он как раз перепрыгнул с большой каменной глыбы на крышу полузатопленного метровагона, поскользнулся, замахал руками, восстанавливая равновесие, и вдруг услышал негромкий голос:
– А теперь, салабон, так и застынь, руки не опускай. Стоять! Не опускай, я сказал!
Короткая автоматная очередь. Вода издает звук поцелуя, твердь крыши взвизгивает, принимая в себя пулю.
«Дурень, …ля. Попал, как кур в ощип», – с досадой подумал Даня, подчиняясь приказу.
– Братья, я генерал Даня!
– А нам местное дерьмо по х…ю.
Сознание его живо очистилось от лишних, ввергших в неприятности мыслей. Так. Один с автоматом в пятнадцати метрах за грудой камней – руиной быка. Другой рядышком, за соседней руиной. О! Худо. Целится из снайперской винтовки. Этот опасен по-настоящему. Еще двое перегораживают путь вперед, но у них, кажется, только сабли какие-то, дерьмо собачье. И сколько-то народу на берегу, с той стороны. Сколько? Один? Пять? Десять? Чуткие уши Дани уловили клацанье затвором сзади. Затвор автоматный, ни с чем не спутаешь. Значит, как минимум шесть целей…
– Сейчас ты ляжешь, салабон, руки положишь на голову, и все твои движения будут медленными, очень медленными… ты же не хочешь покрасить реку в красное, нет? Давай, тихонечко. Не боись, мы барахлишко-то снимем, а жизнишку твою грошовую оставим, к чему она нам? Ку-уда! Огонь!
Даня очень хорошо знал: люди, склонные к болтовне, лучше дело не сделают, пусть даже самое дорогое, самое главное дело в своей жизни, но длинную фразу обязательно доведут до конца. Таких – хлебом не корми, дай только свое доболтать… А жить ему оставалось самую малость, потому что бойцов из диких банд, бродивших от одной ничейной земли к другой и нападавших на местные команды, без пощады травили всем сообществом. Так лучше бы им теперь свидетеля не оставлять – гонять не будут. И Даня прыгнул назад, прогибом, прямо в воду, рискуя при этом расшибить хребет, если со дна торчит какая-нибудь железяка. В прыжке он успел выстрелить всего один раз, особым движением пальцев подключив «огненный молот». Но в своей команде Даня был не только генералом, а значит, специалистом по тактике. Он все знал понемногу, особенно же поработал над стрельбой. При любой операции огневая поддержка была на нем. Поэтому теперь он, падая, поразил единственного реально опасного бойца чужаков – снайпера.
Брызги полетели во все стороны. Автоматные очереди вспороли медленное течение реки. Старшой банды захлебывался матом. Но над всей этой какофонией возобладал вой снайпера, пылающего, подобно факелу.
«А вот теперь мы повоюем», – сказал сам себе Даня, уходя на глубину.
Белые трассы отмечали вокруг него траектории вражеских пуль. Даня постарался отплыть от опасного места подальше. Он добрался до самой глубокой части реки, всплыл, набрал воздуха в легкие и сделал еще один выстрел: большим рисковать не стал – не тот случай, чтобы попусту рисковать.
Теперь и вожак дикой банды отправился на тот свет через горнило огненной смерти…
«Два – ноль», – спокойно отметил Даня.
Подплывая к противоположному берегу, он уже чувствовал, как вода забирает его понемногу в свой ледяной плен. Еще две-три минуты, и мышцы одеревенеют. Следовало рисковать.
Даня всплыл в третий раз. На пригорке стоял чужак и целился в него из милицейского карабина «Иртыш-32», очень качественной машинки, особенно если работает с нею настоящий умелец. Позиция для стрельбы по нему у Дани была никакая: цель частично загораживал полуразрушенный парапет набережной, отчасти кустики, отчасти же неровный земляной бугор. Рядом со стрелком стояли еще двое. Значит, двое… Правда, у них не было стволов: один вооружился тесаком, а другой – самодельной кованой секирой.
И все-таки Даня выстрелил. Но вместо искусственной молнии с «огненного молота» сорвался солнечный зайчик, моментально растаявший в воздухе. Игрушка сдохла…
Дах! Дах!
Даня обманул парня с карабином на долю секунды. Промедлил бы еще чуть-чуть, и хана. Пуля коснулась кожи на его голове, у самого виска. Выдрав малую ее частицу, свинцовая дурища пошла ко дну. Но удар был страшен: Даня почувствовал, как меркнет сознание, будто ловкий кулачный боец отправил его в нокдаун.
«Граната? Нет, промокла, не сработает. Пистолет? Тоже, может быть сбой… Ну, приди в себя, сопля!» – лихорадочно пытался сосредоточиться Даня. А холодная стихия воды уже вгоняла ему иглы под кожу…
Он всплыл очень близко от стрелка. Он здорово рисковал. Ему требовалось на целую секунду больше времени, чем нужно для простого верного выстрела… Но это была оптимальная тактика.
Финка полетела на рандеву со стрелком, поцеловала его в горло и вогнала холодную свою страсть глубоко в его плоть. Захлебываясь кровью, чужак упал, покатился по склону и выронил карабин. «Иртыш» слился с водами Москвы-реки.
– Оч-чень удачно вышло… – хладнокровно прокомментировал Даня. Он выкарабкался на набережную, роняя крупные алые капли. Рядом дзенькали автоматные пули, кроша старинный бетон: последний боец банды, вооруженный стволом, поливал Даню с другого берега. Но автомат не винтовка, не карабин даже, он предназначен только для ближнего боя, а на таком расстоянии попадают лишь сущие мастера да везунчики. Мастером вражина не был, а лимит удачи он, как видно, исчерпал раньше.
Двое ребяток – с тесаком и топором – были уже совсем рядом. А на подходе Даня увидел еще двоих.
Наверное, он что-то мог бы сделать, припомнив уроки генерала Крохи. Тот был мастаком по части рукопашного боя. Но Даня мастаком не стал: стрелять он умел как надо, а вот драться руками-ногами – не очень. Между тем в руках специалиста секира представляет собой страшную вещь…
– Нет, не оптимально, – сделал вывод Даня. Встречать их в боевой стойке он не собирался. Вместо этого Даня вытащил гранату, дернул колечко и отправил подарочек преследователям. «Взорвется, – считал он ситуацию, – так парой проблем меньше. А не взорвется, так они хотя бы залягут и дадут мне уйти».
Граната, сволочь, не взорвалась. Зато ребятки уткнулись репами в землю, лежат, не шелохнутся. И пока они лежали, Даня выиграл метров сто дистанции, а потом принялся карабкаться по косогору, чувствуя себя в относительной безопасности. Только добравшись до самого верха, он осмелился вытащить пистолет и произвести маленький эксперимент. Ребятки уже лезли вслед за ним. Выделив чужака с секирой и дождавшись паузы между двумя ударами сердца, Даня плавно нажал на спусковой крючок.
Осечка!
Еще разок…
Осечка!
1 2 3 4 5 6 7