https://wodolei.ru/catalog/rakoviny/Jika/ 

 


Азарт охотника снова победил в его душе страх перед сверхъестественным, и тигр из хозяина гор превратился в будущий трофей…
Я промолчал, а Стив между тем ходил по лагерю, подсчитывая убытки:
– Упряжь разодрал… Вот увидите, теперь так и повадится… Котелок стащил… Теперь обнаглеет, покоя от него не будет.
Я подошел к Волку и сел рядом на обрубок дерева. Пес немного успокоился. Доброжелательно махнул хвостом, когда я заговорил с ним, и ткнулся носом в мою ладонь.
– Как думаешь, Волк, зачем ему котелок?
Пес заглянул мне в лицо умными, косо посаженными глазами и умильно облизнулся, чувствуя кусок хлеба у меня в кармане…
Голубоватые тени постепенно темнели, вытягиваясь. Снег чуть порозовел, но зимняя заря догорела мгновенно, и синие сумерки поплыли над землей. Резко похолодало, и даже небо казалось застывшим, ледяным.
Я натянул капюшон и придвинулся ближе к костру. Стив покровительственно взглянул на меня и сказал:
– Градусов пятнадцать, не меньше.
В его представлении я продолжал оставаться городским жителем, а мое увлечение альпинизмом было прихотью, блажью, занятием, не стоящим времени и денег. Наверное, он испытывал даже чувство некоторого превосходства, рассказывая мне о коварстве тигров, ведь, по его мнению, я мог видеть их только на картинке.
– …Еще ставят капканы. Только их надо к дереву цепью привязывать, а то так с капканом и уйдет. Ядом травят. Ну и с собаками… Только хитрый он. Вот идет охотник по следу… – Стив взял палочку и стал чертить на снегу путь воображаемого следопыта. – А он возьмет и зайдет сзади, сам начнет идти за охотником. Так и будет ходить. А то, бывает, заляжет где-нибудь, подпустит ближе и бросится.
– Стив, как вы думаете, зачем он приходил в лагерь?
Тот бросил палочку в костер и сделал загадочное лицо:
– Проверить. Посмотреть, как и что.
Видимо, ночной холод и темнота действовали на собеседника иначе, чем на меня. Он тоже придвинулся к костру, но его бросало в дрожь не от ледяного ветра. Мир духов, невидимый днем, ночью вдруг приблизился и слился с пустынным миром заснеженных гор. Белый тигр превратился в неуловимого призрака. И только костер своим магическим кругом охранял нас от подступившей тьмы.
Я вздрогнул, сам не заметив, как снова позволил снежной долине очаровать меня, поверить в ее волшебство и почувствовать почти то же, что и местный обитатель гор, которому простительна вера в духов и зверей-оборотней.
– Почему вы уверены, что это тот самый тигр?
– Больше некому. Следы – во! – Стив растопырил пальцы, изображая размер тигриной лапы. – Котелок я знаете где нашел? В снегу под скалой. Зарыл, подлец.
Я улыбнулся, оценив своеобразное чувство юмора тигра, и спросил, хотя уже приблизительно знал ответ:
– А не жалко вам его?
Стив откинул капюшон, чтобы удобнее было смотреть на меня, и переспросил:
– Жалко?
– Ну да. Красивый, умный, сильный зверь, а вы хотите его убить.
Собеседник посмотрел так, словно уже давно разгадал все мои хитрости и мне не сбить его с толку:
– Не поймете вы, Полл. Потому что не охотник… Ну вот вы мечтаете забраться на Драконий клык. Снаряжение заказали, все утесы вокруг облазили, присматриваетесь. Он вам и во сне, наверное, снится. Так тигр для меня то же самое, что для вас эта скала. Вы себе доказать хотите, что сможете ее одолеть, а я себе – что перехитрю полосатого разбойника.
Я пристально посмотрел на собеседника, сравнивающего мою страсть к высоте и риску с его страстью к убийству, и сказал с неожиданным для себя злорадством:
– А ведь я его видел сегодня.
– Да ну?! – Стив даже приподнялся. – Где?
– Вон на том утесе.
– Белый? – шепотом спросил он, вытаращив на меня глаза, словно я сам превратился в белоснежного призрака.
– Белый.
– Ах ты черт! – Он запустил пальцы в свою густую шевелюру. – Стрихнину бы… Ну да ладно, я его с лабаза возьму.
Я мог бы сказать, что тигр лежал в каком-то метре от меня и в его глазах не было ничего, кроме искреннего любопытства. И что кровожадный, мстительный и коварный зверь, каким его описывал Стив, не отпустил бы меня с того утеса. Но лишь поднялся и молча пошел в палатку, провожаемый недоумевающим взглядом проводника, который так и не понял, что на меня нашло.
Бабочки… Мне снова снились ледяные бабочки, холод и снег. И я снова умирал, проваливаясь в белую пустоту…
Я смотрел прямо в глаза этому человеку. Долго-долго, так долго, что онемели лапы. Не имея сил пошевелиться, мог только смотреть. В его зрачках не было испуга, и от него не пахло страхом, этим раздражающе острым запахом, который вызывал у меня одно желание – прыгнуть и схватить.
Он был спокоен и неподвижен, только глаза его, отражая свет синих гор, смотрели в мои… И мне вдруг стало страшно. Так страшно, что я прижал уши и, скользя животом по снегу, пополз вверх по тропинке. А он продолжал сидеть, чуть подавшись вперед…
Я сам не знал, чего боялся.
Может быть, его странного, пристального взгляда. На короткое мгновение мне показалось, что я сам мог быть человеком, который сидит на камне и смотрит в глаза тигру. И это было жутко.
Или меня испугал его запах, не похожий ни на один из запахов долины?..
Я проснулся, но продолжал лежать неподвижно – и мне чудилось, что я вижу со стороны, издалека, замершую фигуру человека, и зверя, распластавшегося на земле. Мне казалось, что я потерял часть себя, и она ушла вместе с ним. Наверное, он знал, как вернуть ее, блуждающую в ледяной пурге по ночам, знал, как прогнать сны.
Мне нужно найти его. Человека со странными глазами, который не боится меня.
Снег шел всю ночь. Густой, мягкий, бесшумный. Я лежал в палатке и слушал, как он засыпает долину, горы, весь мир… Он сгладит следы нашей возни в лагере, выровняет глубокие полосы, оставленные полозьями саней, прикроет палатку. Я чувствовал себя лежащим под белым, теплым одеялом. Звуки тонули в нем, стирались расстояния, и глубокий покой растекался по земле вместе с тишиной.
Один раз у меня в ногах завозился Волк, которого я привел в палатку вопреки всем правилам северной походной жизни. Он должен был спать снаружи, в норе, вырытой в снегу. Но в такую холодную ночь, когда обостряется чувство одиночества и опасности, мне особенно не хотелось оставаться одному. Стив уехал на рассвете, забрав с собой всю упряжку собак. Оставил только Волка, второй карабин и обещание вернуться завтра к вечеру. То есть уже сегодня…
Утро было немного сумрачным. В воздухе еще носились одинокие снежинки, но снегопад закончился. Я пустил Волка побегать, зарядил в фотоаппарат новую пленку и навел его на восток, туда, где голубел острый пик, окутанный тяжелыми облаками. Клык Дракона. Обледеневшая вершина, похожая на кристалл с несколькими глубокими разломами, темнеющими на холодных гранях…
Я сделал несколько снимков, когда вдруг услышал за спиной странный звук. Фырканье, отчетливое и громкое. Обернулся. И обомлел. Тигр стоял совсем рядом, видимый до последней полоски, и внимательно обнюхивал занесенное кострище. Не обращая на меня внимания, он осмотрел лыжи, сунул голову в палатку и снова звучно фыркнул. Я быстро взглянул в сторону карабина – движение неосознанное, но вполне оправданное. Ружье стояло у поленницы, слишком далеко, чтобы успеть до него дотянуться. Все давно забытые первобытные страхи, в которых я обвинял Стива, шевельнулись вдруг и в моей душе. Мирная обстановка лагеря, который всегда казался надежным убежищем, превратилась в нечто, напоминающее плохую декорацию, в тонкие картонные щиты, которые зверь мог опрокинуть одним ударом лапы.
Милая бесцеремонность, с какой он уронил в снег альпеншток, поразила меня больше, чем его рычание и следы на снегу. Вчера он был серебристым призраком, мудрым и благородным хозяином гор, во владения которого я попал случайно. Сегодня – явился ко мне домой и нахально пытается отгрызть кусок ремня, натянутого на один из углов палатки. Не знаю, что бы я сделал, если бы карабин оказался рядом. Надеюсь, выстрелил бы в воздух, и только.
Тигр наконец оставил в покое палатку и обернулся ко мне.
Он узнал меня. Не знаю, почему я так решил, но его выразительная морда изобразила что-то типа вежливого интереса. Он приблизился на шаг и совершенно по-кошачьи сел в снег. Наверное, это было приглашением к беседе.
– Привет, – сказал я негромко, отметив мимоходом легкую хрипоту в своем голосе. – Ты в гости или… на охоту?
Тигр навострил уши, прислушиваясь, потом приподнялся, переступил передними лапами по снегу и снова сел. Мне показалось, он чего-то ждет и моя недогадливость ему не нравится.
– Я бы угостил тебя, но хлеб ты, наверное, не будешь, а весь сыр съел еще вчера.
Требовательное выражение в его глазах сменилось нетерпением, но я по-прежнему не понимал, чего он хочет.
– Послушай, ты не испугаешься, если я сфотографирую тебя? – Я медленно поднял фотоаппарат, привлекая к нему внимание зверя. – Вот этим. Это не ружье, тебе не будет больно.
Тигр не пошевелился, оставаясь в своей эффектной позе на фоне гор.
– Смотри сюда.
Я чуть отодвинулся, чтобы он попал в кадр целиком, навел резкость, но именно в это мгновение из-за поленницы выскочил Волк.
Человек сидел вполоборота ко мне и крутил в руках какую-то чудную штуку. Темную, чуть поблескивающую и явно несъедобную. Я подождал, пока он заметит меня, и подошел ближе. Его глаза широко распахнулись, и в них мелькнула странная торопливая дрожь, словно рябь по спокойной воде. Он как будто бы не испугался, но… я потянул носом воздух… он не испугался.
Надо было показать, что я сыт и пришел не охотиться, поэтому я сел в снег и посмотрел на него. Человек заговорил. Наверное, он уже догадался, зачем я пришел. Его голос звучал немного прерывисто, но приятно для слуха. Я понимал не все, хотя слушал очень внимательно. Но пока он не говорил ничего важного. Это чувствовалось по интонациям. Он опасался, что я пришел охотиться, но ведь я показал, что сыт, и потом, он должен был знать, что никто, кроме него, не поможет мне стать прежним. Человек вдруг поднял свою железную штуку. Поднес ее к лицу, и я увидел, что у него есть еще один глаз, огромный, блестящий с черной пустотой на дне. Глаз мне так не понравился, что я едва не зарычал на него, но сдержался, вспомнив – человек хочет вернуть мне прежний покой…
И вдруг, неизвестно откуда, рыча и захлебываясь от бешенства, выскочил лохматый пес. Человек вскрикнул и бросился к нему, пытаясь удержать. А тот огрызался и осыпал меня всеми известными ему ругательствами:
– Ну ты, кошкин сын! Только попробуй подойти к хозяину!
Надо было проучить пса за нахальство, но он принадлежал человеку и готов был защищать хозяина, хотя я мог прихлопнуть его одной лапой.
– Успокойся, лохматый, и никогда не пытайся съесть то, что больше тебя.
– Я еще вчера почуял твой мерзкий кошачий запах! Убирайся отсюда!
– Слушай, лохматый, я не собираюсь трогать твоего хозяина. Я пришел не на охоту, хотя ты слишком глуп, чтобы понять это.
Он крутился на месте, пытаясь вырваться и добраться до меня, а я смотрел на пса сверху вниз, и наслаждался его бессильной яростью.
– Ты – полосатый вор! Хозяин застрелит тебя, а из твоей шкуры сделает ковер и постелит у себя в палатке.
– Смотри, не подавись от злости. А то придется сделать ковер из твоей жалкой шкуры… если только он не боится блох.
– Хозяин, пусти! Пусти меня! Я ему покажу! – взвыл пес, щелкая зубами.
Я наморщил нос, фыркнул, выражая презрение, и пошел прочь, а он еще что-то долго кричал мне вслед. Глупый пес. Я оглянулся и посмотрел на лагерь. Человек обнимал его за шею и пытался успокоить. Ладно, я припомню тебе «полосатого вора»…
По ясности и прозрачности красок этот день был похож на акварельный рисунок. Над долиной вдруг открылось высокое, чистейшей голубизны небо. По нему неслись косматые облака – целые горы облаков, между которыми скользили солнечные лучи. Неожиданно потеплело, и в воздухе неведомо откуда появились пьянящие, нежные, почти весенние ароматы. Снег потяжелел и плотной, слипшейся массой оседал под ногами при каждом шаге. Деревья словно ожили, вдруг зашумев ветвями, прежде скованными морозом. По небу в порывах теплого резкого ветра кружили птицы.
Полчаса назад я поднялся на один из небольших холмов и теперь лежал между двух валунов, прильнув к биноклю. Несколькими десятками метров ниже, среди кустов, прилепившихся к каменному склону, прятался мой недавний знакомый.
После второй встречи в лагере я видел его еще несколько раз в самых неожиданных местах. Однажды наблюдал, как он тащил что-то через мелкий кустарник, наверное, только что пойманный обед. В другой раз, как катался по снегу, мурча и фыркая. Объедал замерзшие ягоды голубики с обледеневших кустов, морщась и облизываясь. Он не прятался и совершенно ничего не боялся.
Удивительно, что Стив, исходив всю долину, лишь один раз нашел следы тигра, полузасыпанные снегом, я же, не охотник, человек далекий от лесной жизни, видел зверя так часто. Иногда мне казалось, будто он специально старается выбрать место для охоты так, чтобы я мог его заметить.
Стив зеленел от зависти, когда я мельком упоминал о каждой новой встрече. Много раз я видел, как ему хочется пойти вместе со мной, чтобы увидеть наконец неуловимого хитреца. Но гордость охотника не позволяла показать свою беспомощность перед горожанином и признать мою неожиданную удачу.
Вот и теперь. Совершенно случайно, наблюдая за косулями, выкапывающими мох из-под снега, я заметил едва уловимое движение в кустах.
Тигр лежал, почти вжавшись в снег, и, сдвигаясь с места буквально на несколько сантиметров, подавался вперед. Замирал и снова полз.
Удивительная картина. Молочно-белый наст, на нем стройные длинноногие животные с настороженными, грациозными движениями и совсем рядом – невидимый для них зверь, припавший к земле. Темные полосы на его шкуре сливаются с синими тенями, ему нужен только один прыжок, чтобы схватить вон ту, самую маленькую лань с золотым пушком на чутких ушах и влажным, черным носом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9


А-П

П-Я