Кроме того, ей действительно хотелось жить самостоятельно, поскольку с тех пор, как она встретила Адама, ей казалось, что она должна отделиться от своей приёмной семьи.
Дело было вовсе не в том, что она стала меньше любить своих родственников, просто она очень изменилась. Она продолжала с большим удовольствием приезжать туда на выходные и была благодарна за то, что никто, кроме Мартина, ни разу не обмолвился о её так называемой помолвке с Адамом, если не считать самого первого её приезда, когда Ванесса и Доминик с удивлением посмотрели на неё. А Мартин только сказал:
— Я не знаю, что произошло, и не собираюсь спрашивать. Но уж поверь мне, Адам этого так не оставит.
Много Мартин понимал! Меньше всего на свете Адам хотел бы вернуть её.
Вздохнув, она пошла на кухню приготовить себе ужин, однако поняла, что ей ничего не хочется, так что решила обойтись чашкой кофе, которую выпила, стоя у кухонного столика, затем пошла спать и долго лежала в темноте, думая о том, что жизнь продолжается и она должна быть благодарна судьбе, что Адаму нет в ней места.
Всю следующую неделю Селина провела в поисках квартиры. То, что ей нравилось, было не по карману, а та квартира, которую она могла себе позволить, была ужасна. Но у неё полно времени, так что, может быть, ещё подвернётся что-нибудь подходящее. Кроме того, ей нужно будет что-нибудь купить, чтобы надеть на помолвку Доминика. За последнее время она так сильно похудела, что ни одна из её старых вещей не годилась ей.
Заставив себя проявить к покупкам хоть какой-то интерес, она приобрела вызывающе шикарное платье для коктейлей и обновила всю свою косметику, а потом горько сожалела, что сделала это, поскольку у неё был на учёте каждый пенни. Ведь ей придётся внести залог, когда она наконец найдёт себе квартиру.
На неё неожиданно навалилась куча работы, бесконечные телефонные звонки поставщикам в Европу, так что в субботу, когда отмечалась помолвка, ей пришлось долго работать в офисе, и в Лоуер Холл она приехала довольно поздно и успела лишь быстренько поприветствовать Таню, прежде чем отправиться в свою комнату переодеться.
Стоя под душем, она подумала, что Доминик выглядит намного симпатичнее, чем раньше, исчез этот наглый самодовольный вид, который был так для него характерен; он проявлял трогательную заботу о своей молоденькой невесте, которая была в элегантном платье из голубого шелка, которое очень шло к её пьяным волосам и нежной розовой коже.
Влюблённость в сочетании с той головомойкой, которую он получил от отца и Адама, а также отодвинувшаяся перспектива попасть за решётку сильно подействовали на него в лучшую сторону. По крайней мере, она надеялась на это.
Седина обменялась с Таней всего несколькими фразами, но успела понять, почему Ванесса сочла, что эта молодая женщина будет подходящей парой для её любимого и драгоценного сына. Несмотря на свою утончённую красоту, она была застенчива, любезна и явно без памяти влюблена в Доминика. И кроме того, она была из состоятельной семьи, что тоже было весьма кстати, цинично подумала Селина, стоя перед зеркалом.
Из-за переживаний последних месяцев она слегка осунулась, но отметила это без особых эмоций. Новый ополаскиватель для волос отчасти вернул им прежний блеск, но более послушными они все равно не стали.
Свою роль сыграли новая косметика и платье, хотя теперь, поразмыслив, она решила, что это облегающее платье из золотой ткани с короткой юбкой и глубоким декольте на груди это не было, пожалуй, чересчур вызывающим.
Она стянула с вешалок свои старые если, оставленные в шкафу, которые могли бы подойти, но они стали слишком ей велики, так что она бросила свои безнадёжные поиски.
Во всяком случае времени для переодевания у неё уже не было, даже если бы она и нашла что-нибудь более скромное. Она услышала, что прибыли первые гости, ещё когда направлялась по коридору в свою комнату. Надо спешить, а то ещё тётушка обвинит её в том, что она хочет привлечь к себе особое внимание, или же на что-то дуется.
Она знала, что основные гостиные превращены в буфеты и бары, в них удобно расставлены группы кресел и столиков, на которых стоят подносы с маленькими бутербродиками и прочими закусками, на приготовление которых Мэг потратила не меньше двух дней. Как она заметила, поднимаясь по лестнице, большой зал подготовлен для танцев.
Громко играла музыка, и несколько пар уже танцевали, однако было ещё рано, и большинство гостей просто стояли и смотрели по сторонам, занимаясь в основном закусками и беседой. Немного позже атмосфера станет более оживлённой, она прекрасно это знала и подумала, как бы ей пережить эту кутерьму.
Вдруг она заметила, что кто-то в упор смотрит на неё и, повернувшись, почувствовала, как кровь застыла в её жилах: она встретилась взглядом с зелёными жёсткими глазами Адама.
Он стоял возле большого камина, и в своём Смокинге был настолько хорош, что её глупое Сердце готово было выпрыгнуть из груди.
Потрясённая, в полном смятении чувств, она смотрела, как он повернулся к своей собеседнице, ослепительной брюнетке, которая, казалось, была облита ярко-красным шёлком. Он сказал ей что-то с улыбкой, однако лицо его оставалось каменным, затем повернулся и пошёл в сторону лестницы.
Ей нужно было немедленно бежать в свою комнату, подальше от него: она не сможет выдержать этого кошмара! Она уже успела спуститься до середины лестницы, но потом внезапно и быстро повернулась и пошла обратно с бешено колотящимся сердцем. Из-за невероятно высоких каблуков, которые она всегда любила, и узкой короткой юбки она не могла идти быстро. Кроме того, её охватила паника, когда она почувствовала, что он приближается к ней.
Его прикосновение обожгло её так, что она почувствовала, что ноги ей не подчиняются и она вот-вот упадёт. Ей удалось удержаться на ногах только благодаря его поддержке.
— Делай вид, что тебе приятно меня видеть, — приказал он жёстко, глядя в её напуганные до смерти глаза. — И не останавливайся, киска, не останавливайся. — Он улыбался ей, однако это была пустая холодная улыбка, выражающая глубокое презрение. — Похоже, Мартин всему миру рассказал о нашей помолвке; если ты устроишь сцену — а я чувствую, что ты уже на грани, — то мы станем героями самых гнусных сплетён, и на весьма продолжительное время.
— Убирайся! — вполголоса выпалила она. Видеть его, чувствовать его прикосновение было для неё сущей мукой. Она так любила его, так хотела быть с ним всегда. Его присутствие заполнило ту пустоту, с которой она все время пыталась бороться, такой мучительной болью, о существовании которой она даже и не подозревала.
— Ты что, не слышишь, что я говорю? Или ты слишком много мнишь о себе, чтобы обращать на это внимание? — На его лице ещё сверкала эта пустая улыбка на случай, если кто-нибудь смотрит на них, однако в его словах, как ей казалось, слышалось лишь отвращение и презрение, и она огрызнулась:
— Помолвка разорвана, и большего она не заслуживала!
— Расскажи мне что-нибудь, чего я не знаю, — он сверкнул зубами и сильнее сжал её руку, подталкивая вперёд и заставляя ковылять на своих десятисантиметровых каблуках. — Однако другие ещё не в курсе. И ради Мартина надо сделать так, чтобы все выглядело достойно. Если ты устроишь здесь на лестнице, на глазах у сотни человек, потасовку со мной, то это будет не лучший способ решить наши проблемы.
Когда они дошли до верхней площадки, послышались одобрительные возгласы и двусмысленные шуточки со стороны более молодых и развязных гостей, из которых Селина поняла, что все вокруг не сомневаются в том, что Адам не мажет дождаться момента, чтобы остаться с ней наедине.
Она покраснела от стыда и возмущения, но Адам ехидно заметил;
— Ты сама на это напросилась. Если ты одеваешься, как девица по вызову, то не удивляйся, что вызываешь подобную реакцию. И кого ты надеешься заполучить на сегодняшнюю ночь? Можешь не отвечать. Мне это совершенно неинтересно.
На секунду она потеряла дар речи от возмущения и, открыв рот, с яростью смотрела на него. Они свернули в коридор, ведущий в ту часть дома, где находилась её комната ещё с тех пор, как она пришла сюда десятилетней сиротой, затем он остановился и, нагнувшись, снял с неё туфли. На секунду что-то в его движениях и позе заставило её подумать: сейчас он погладит её по лодыжкам, проведёт рукой по обтянутым в шёлк икрам, бёдрам. Она почувствовала, как у неё закружилась голова, от сладостного предчувствия её охватила дрожь, во рту пересохло.
Однако он спокойно выпрямился, держа её туфли в одной руке, а другой продолжал тянуть её вперёд со словами:
— Может быть, теперь дело пойдёт быстрее. От испытанного ею разочарования ей стало не по себе. Но ведь она совершенно не хотела, чтобы он дотрагивался до неё, абсолютно не хотела, — уверяла она себя. У них нет будущего, никогда его не было и никогда не будет. И хотя его бесцеремонное замечание относительно её туалета больно задело её, она решила ничего ему не говорить и позволить ему думать все, что он хочет.
— Что же тогда тебе интересно? — все же спросила она холодно, не желая спускать ему его оскорбительного замечания и желая задрать юбку ещё выше, чтобы не отставать от его энергичного движения вперёд, а не ковылять, как подбитая утка. И, отворив дверь её комнаты, он подтолкнул её внутрь.
— Давай-ка договоримся. Нужно найти подходящий предлог, чтобы прекратить наши отношения, и держаться его до конца. К сожалению… — он прошёл за ней в комнату. — Мартин, похоже, придерживается мнения, что мы перестанем дурить и помиримся, это лишь вопрос времени. Иногда он может быть ужасно упрямым. Именно поэтому он никому и не говорил, кроме Ванессы, и то под страшным секретом, о том, что свадьбы не будет. Нам надо придумать, что сказать ему, чтобы убедить его, что это действительно так. Но я не думаю, что настоящая причина приведёт его в восторг, а ты как считаешь?
Он ходил взад и вперёд по комнате, затем повернулся к ней, насупив брови, и скомандовал:
— Ради Бога, закрой дверь. Можешь не волноваться, я тебя не трону. Хотя упаковка и великолепна, но то, что под ней, меня не интересует.
— Тебе повезло! — бросила она ему, ненавидя его за это оскорбление. — Потому что тебе все равно ничего не получить! Во всяком случае, когда Ванесса увидит тебя рядом с этой размалёванной красоткой, она тебя вышвырнет из дома. Интересно, как это тебе удалось пройти? Переоделся официантом? Или мальчиком-подавальщиком?
Она и не думала, что может быть такой же ехидной. И если она не может позволить себе полюбить его всем сердцем, то уж ненавидеть его она научится! Но если не считать выводящего её из себя блеска в его зелёных глазах, он, казалось, совершенно не обратил внимания на её оскорбления, ответив ей совершенно спокойно;
— Ванесса знает, что я здесь. Она прислала мне приглашение. Мартин, по всей вероятности, рассказал ей все — про Элен, про то, какой она была на самом деле, про то, как в течение многих лет общался со мною. Слава Богу, теперь между ними нет тайн, и Ванесса признала, что была не права, пытаясь разлучить Мартина со мной. У супругов не должно быть секретов друг от друга. Так что, поскольку я теперь вхож в очаровательный семейный круг Ванессы, — сообщил он ей бесстрастным тоном, — мы должны действовать сообща. Нельзя допустить, чтобы при каждой встрече мы норовили вцепиться друг другу в горло.
— Я не желаю никаких встреч, — мрачно ответила она, шлёпая в чулках к креслу, стоящему у окна. Она была рада, что Ванесса и Мартин все уладили между собой и что у её тётки хватило благородства признать свои ошибки, и на Адама больше не будут смотреть как на изгоя. Он этого не заслуживал. Но она не могла смириться с мыслью о том, что ей придётся видеться с Адамом во время всевозможных семейных торжеств, которые так любит устраивать Ванесса.
Ну и что теперь?
Сев на край кресла, она машинально пощипывала золотую ткань своей юбки, слыша, как он продолжает говорить:
— Почему тебе стыдно? Чего ты стыдишься — того, что сделала, или того, что сказала? Знаешь, — он закрыл дверь и подошёл к ней, — я не думаю, что ты та хищная распутница, которую изображаешь из себя. Мне было бы слишком больно и обидно, слишком противно думать об этом. Но когда ты была со мной… ну… понимаешь… — он угрожающе навис над ней. — Я не буду вдаваться в подробности, однако, если ты и не была девственницей, то уж по крайней мере очень долго не спала ни с одним мужчиной.
Она судорожно вздохнула, жалея, что её физическая слабость не позволяет ей вышвырнуть его из комнаты. И когда она отказалась что-либо отвечать, он сердито продолжал:
— Ты заставила меня поверить, что ты из тех девиц, которые могут переспать с любым, кто их заинтересует, а затем уходят, чтобы поискать кого-нибудь ещё. Когда я немного успокоился и все обдумал, то понял, что ты намеренно хотела сделать мне как можно больнее. Я не понимаю, почему. Я даже не хочу этого знать. Но для того, чтобы разорвать наши отношения, тебе не надо было прибегать ко лжи. Любая правда меня удовлетворила бы. А теперь… — он схватил стул, стоявший у туалетного столика, поставил его перед ней и сел на него так, чтобы отчётливо видеть её глаза, — мы должны прийти к решению и придумать приемлемую причину для разрыва нашей помолвки.
Гнев, боль и унижение составили слишком отвратительный коктейль эмоций, и Седина не собиралась его попробовать. Пусть он сочиняет любую историю, она на все согласится, однако он не имеет права называть её лгуньей и хищной распутницей.
И она не собиралась безучастно сидеть, как побитая собака, и выслушивать его оскорбления".
Чувство возмущения заставило её вскочить с кресла, отбросить со лба волосы и отвести его руки, готовые толкнуть её обратно в кресло.
— Не очень-то воображай! — закричала она на него, глаза её сузились до золотистых щёлок, все её сожаления, боль от того, что она потеряла его, — все вылилось в эту яростную слепую вспышку, заставившую её забыть о самообладании… — И ты говоришь о лжи, которую я якобы придумала!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21