roca dama
Утренняя ванна Дианы? Ванна там огромная, а Диана, похоже, любит поплескаться в горячей воде. Разрядила все аккумуляторы, теперь пока зарядятся…
Но мне не туда. Я щелкнул выключателем. В глубине гаража вспыхнул яркий желтый свет, из темноты вынырнул пурпурный «ягуар» и черный «мерин».
Обводы у «ягуара» куда лучше – рука так и тянется провести по сверкающему полированному крылу. Этим-то и плохо. Слишком цепляет глаз. А мне сейчас лучше поменьше внимания. Я обошел пурпурную зверюгу и забрался в «мерина».
В салоне пахло кожей и чем-то еще. Чем именно, не разобрать, – может быть, какой-то освежитель? Не знаю. Но приятно. Похоже на хвою, но чуть иначе.
Ключ был в замке. Легкий поворот – и двигатель мягко завелся. Осветилась приборная доска, а из-за задних сидений донесся какой-то непонятный звук. Потом громче, но чуть иначе…
Пока я сообразил, что это автоматически включилась магнитола, руль под пальцами потеплел. Одуряюще пахло кожей, руль согревал пальцы, а из невидимых колонок, словно извне машины, из далекого далека, но очень чисто, хрустально лился Второй концерт Рахманинова.
Пару минут я просто сидел, привыкая. И наслаждаясь, как ни погано было на душе. Словно в другой мир попал.
Главное – не привыкать. Как ни весело «козел» прыгает по кочкам, но до руля с подогревом там дело не дошло. Да и кожаный салон внутри него будет смотреться странно… А жаль. Было бы неплохо.
Я вздохнул и медленно тронулся.
Объехал дом и остановился перед «козленком». Отсюда, из-за тонированного стекла «мерина», он казался особенно неказистым и потрепанным жизнью… и несчастным. Бездомный козленок-сирота.
– Все равно тебя не брошу, потому что ты хороший, – пробормотал я, но не сразу вылез из машины.
Оказалось, уже пригрелся. Сиденье тоже с подогревом. И за поясницей. Лезть на холод не хотелось. Но охотничий набор надо забрать. Мало ли…
К Смоленску я добрался уже затемно. Пару раз начинался и затихал дождик. Дороги стали мокрые и черные-черные, фонари и фары будто ярче светились.
Машину я оставил возле недавно отстроенной семиэтажки с отделанным гранитом первым этажом. Машины перед домом были под стать, среди них и мой «мерин»… ну не совсем мой… в любом случае здесь он не бросался в глаза.
Я вылез из машины, и осенний воздух окатил меня ледяной волной, обостряя чувства. Я передернул плечами и застегнул плащ. Достал из багажника рюкзак и зашагал к перекрестку. До пустыря отсюда версты полторы.
Фонарей становилось все меньше, дома ниже и обшарпаннее, потом перешли в гаражи, потянулись огороженные территории, еще пять минут – и я вышел к пустырю.
Когда четверть часа назад вылезал из машины, я был спокоен как слон. Мне и сейчас казалось, что я спокоен, – по крайней мере, в голове было чисто и без сумбура. Но что-то в глубине души считало иначе. Голова была чистой, но сердце предательски молотилось, а пальцы дрожали. По спине, несмотря на ледяной ветер, сбегали струйки холодного пота.
Я облизнул губы, потом достал фляжку и сделал два приличных глотка. По желудку расползлось тепло. Через пару минут и в глубинах души потеплеет. По крайней мере, должно.
Все фонари остались далеко позади, луны не видно, но облака сами светились рыжеватым, рассеивая свет городских огней. Что-то видно.
Я втянул сырой воздух, быстро оглядел одноколейку, огибающую пустырь, – все чисто – и шмыгнул через нее, пригибаясь.
Дальше только кусты и пригорки. А где-то впереди дом Старика.
Куст слева раскорячился по земле, сломанный. Я же его и сломал, когда два дня назад судорожно гнал «козленка» прочь. Только теперь я шел куда медленнее.
Прислушиваясь. К тому, что снаружи, и к тому, что внутри меня: к предчувствию. Не шевельнется ли? Я привык ему доверять.
Пригнувшись, с каждым шагом все медленнее. Змейкой между земляных бугров, не высовываясь.
Но если кто-то и попался мне на пути, я его не заметил, а он поднимать тревогу не стал. Предчувствие молчало, и постепенно пальцы перестали дрожать. Сердце билось ровнее.
Когда между мной и домом осталась пара пригорков, я остановился. Рюкзак я тащил в руке, готовый бросить его в любой момент и дать деру. Теперь я положил его на землю и, скрючившись в три погибели, забрался к вершине пригорка. Выглянул чуть сбоку от вершины, как Гош учил.
Дом Старика был прямо передо мной. Шагов сорок. Черная тень на фоне неба, рыжеватого от городских фонарей.
Окна не горят, но это еще ни о чем не говорит.
Минут пять я разглядывал дом, не мелькнет ли в темных окнах какой-нибудь отсвет изнутри. Сырая и холодная земля леденила пальцы, но я терпел. Прижимался к самой земле и ждал.
Ни огонька внутри. Но и это еще ни о чем не говорит.
Я сполз обратно к рюкзаку, подцепил его и потихоньку двинулся влево, обходя дом под защитой пригорков и кустов. Когда оказался сбоку от дома, так, чтобы видно было крыльцо, я выбрал место поудобнее.
Пригорок помельче. Меньше привлекает внимания. На противоположном дому склоне разложил спальный мешок. Затем закрепил рядом на ветке куста небольшое зеркальце. Пришлось повозиться, но в конце концов я установил его так, чтобы видеть крыльцо, не высовываясь из-за пригорка.
Тогда я запахнул плащ и устроился на спальном мешке, не сводя глаз с зеркальца. Ждать предстоит долго, но я это умею.
Фляжка наполовину опустела, когда в ветвях куста что-то шевельнулось. Я прищурился, вглядываясь в зеркальце, но припустивший дождик смазывал отражение, и без того-то едва различимое. Я перевернулся и выглянул из-за пригорка.
У крыльца шевелились тени, тихо переговаривались. Слов я не разобрал, но голоса мужские и явно больше двух.
Я не стал вслушиваться – пустая трата времени. Еще раз оглядел площадку перед крыльцом, убедился, что машин здесь нет, сполз с пригорка вниз и тихонько стал двигаться влево. Вокруг дома, подбираясь к подъездной дорожке.
Через две минуты и три пригорка я выглянул.
Дом снова стоял темный и тихий. Прочь от него – прямо ко мне – скользили две тени. Я двинулся вдоль дорожки, прячась за пригорками. Осторожно раздвигал ветви кустов. Дождик скрадывал звуки.
За двумя тенями я дошел до конца подъездной дорожки. Мне приходилось петлять, они шли быстрее и потихоньку уходили от меня, в конце концов я перестал угадывать их в темноте.
Я остановился и обратился в слух.
Шелест дождика…
Через пару минут где-то недалеко хлопнули дверцы, заурчал мотор. Взревел громче, вдали между кустов мазнули лучи фар. Затрещали, ломаясь, кусты. Звук мотора снова изменился – машина выбралась на дорогу и пошла быстрее. Все дальше и тише. Через минуту все стихло.
Что и требовалось доказать.
Я достал из кармана часы, подсветил дисплей. Двенадцать минут первого. Что ж, тоже предсказуемо.
Уже не скрываясь – до дома слишком далеко, чтобы заметили, даже если у них ночная оптика, – я двинулся туда, где видел отсветы фар.
Вторую машину я нашел легко. «Мерин». Я осветил его фонариком, хотя и так знал, какого он цвета. Черный с малиновым отливом – в свете красного фонарика малиновый. А если на обычном свету, то отлив должен быть пурпурный.
Уверен, что и тот, который уехал, был такой же…
Я вздохнул. От дома сюда пришли двое. Значит, и внутри сейчас столько же. Свежая смена. И похоже, эти ребятки толк в своем деле знают. Мне с ними не тягаться. Пока они сидят в доме, мне туда не попасть.
Хотя…
Я потер подбородок. Потягаться можно. По крайней мере, попробовать.
Но стоит ли?
Едва ли в доме остались тела или книги. Так что я узнаю, даже если справлюсь с теми двоими? Ничего. А вот их смена поднимет тревогу: кто-то из выживших вернулся. И если сейчас ребята формальничают, то потом меня будут ждать целенаправленно и всерьез. И не только здесь. А может быть, и искать. Оно мне надо?
Я вздохнул и поплелся обратно.
К дому я добрался уже глубокой ночью. В просветах облаков вместе со мной бежала луна.
Едва я вошел, как наткнулся на Диану.
– Добрый вечер… мой господин, – с улыбкой добавила она.
– Добрый, – пробурчал я.
К черту такие добрые вечера…
Я прошел в столовую, к потрескивающему камину. Протянул руки, греясь – и теплом, и видом огня. Давая ему вымыть из меня тот холод, что остался от дома Старика – черного, покинутого, превращенного в западню…
Я закрыл глаза, хотел расслабиться, но тут за спиной загремела цепь.
Огонь притягивал взгляд, но я все-таки оглянулся.
Диана подошла ко мне, встала рядом. Тоже протянула руки к огню. Я посторонился, давая ей место.
И какого дьявола ее потянуло сюда – именно сейчас? Рядом с чертовой сукой расслабиться невозможно и нельзя. Кто знает, не станет ли она тихонько копаться в моей голове, подслушивая?
Еще хуже было то, что стоять на одном месте она не захотела. Присела к столу, снова подошла к камину, потом ушла в глубину комнаты, где под зашторенными окнами стояли большие кресла, но не просидела там и минуты, снова подошла к камину, но на этот раз встала по другую сторону от меня, и мне опять пришлось сдвинуться в сторону…
Она крутилась вокруг, гремя цепью, словно дюжина домашних кошек, изнывающих от безделья.
А, черт с ней! Черт с ним, с камином! Не суждено мне сегодня спокойно погреться у огня…
Я двинулся к дверям, но Диана тут же загремела цепью следом. Этого я уже не выдержал:
– Да какого дьявола, Диана!
– Прошу прощения?
– Что вы ходите за мной по пятам?!
Диана глядела на меня, приподняв брови:
– Но…
– Что вы крутитесь вокруг, будто вам от меня что-то надо?!
– О!.. Я надеялась, мой господин будет так добр, что…
Она замолчала, лишь легкая улыбка гуляла по ее губам.
А меня уже бесило от ее издевательского «мой господин». И так весь день наперекосяк, и еще она!
– Что?! – рявкнул я.
Диана смиренно опустила глаза. Слишком уж смиренно…
– Что ж… Если мой господин желает уморить меня голодом… Что ж… – Не поднимая глаз, она сделала книксен и отступила на шаг, будто и вправду решила, что ее господин уже сказал все, что счел нужным, и больше не удостоит ее ответом, а надоедать ему она не смеет.
– Ч-черт… – Она же жрать хочет… А здесь нет ни крошки, если не считать пряностей и травок. – Совсем забыл…
– Как? Вы в самом деле ничего не привезли?
Я потер лоб.
В самом деле не привез… Но тренироваться с ней я должен. Значит, и пожрать ей что-то надо дать.
– Ладно… Сейчас.
Я вышел из дома и спустился к «козленку». Достал из сухого пайка пачку галет и банку тунца и вернулся в столовую.
Диана уже заняла свое место, нетерпеливо перебирая пальцами по столешнице. Но, увидев, что я принес, азарт на ее лице сменился разочарованием.
– Что это?..
– Это рыба. Это галеты.
Я разорвал упаковку галет и вскрыл банку тунца. Принес с кухни вилку.
Диана с сожалением посмотрела на меня, – кажется, она еще и тарелку ждала? Перебьется. Из банки поест, ничего с ней не сделается.
Она с опаской принюхивалась к содержимому, затем осторожно подцепила на вилку несколько мясистых волокон.
– Это рыба?
– Тунец. В масле.
– Но… – с сомнением протянула Диана.
По виду он и в самом деле больше походил не на рыбу, а на вареную говядину, мелко изрубленную. По вкусу тоже.
– Это между горбушей и постным мясом.
Диана поднесла маленький кусочек к губам, очень осторожно начала жевать… и, кажется, осталась довольна. Но ела она очень медленно. Галету не откусывала, а ломала на кусочки, прежде чем поднести ко рту. Рыбу ела крохотными кусочками.
Я вернулся на свое место и терпеливо ждал, пока она доест.
– Вы, простите, вообще никогда не готовите?.. – спросила она. – Даже себе?..
– Ешьте, Диана, – посоветовал я.
– Нет, рыба неплоха, хотя вкус и необычный… Но питаться ею одной, изо дня в день… – Она вздохнула. Промокнула кусочком галеты остатки масла в банке. – Может быть, бокал вина, Влад?
– Нет.
– Почему же нет? Вино есть, Влад. Возле холодильника термостат, он похож на маленький холодильник…
– Я видел. Нет, не надо вина.
Пару секунд Диана хлопала глазами, будто я чем-то ужасно ее удивил. Потом смущенно рассмеялась.
– Хм… – Она скептически поджала кончики губ. – Если мой господин не хочет вина, тогда, может быть, вы мне нальете? Там есть…
– Нет, – сказал я.
– Отчего же?
– Вы еще тунец не отработали.
– Прошу прощения?
– Коснитесь меня.
Диана вскинула брови. Но поднялась и, непонятно улыбаясь, двинулась было ко мне вокруг стола.
– Не так! Здесь. – Я коснулся пальцем лба.
– Но вы же запретили мне, Влад, – улыбнулась она, на этот раз откровенно издеваясь.
– Диана… – предостерег я.
– Там коснуться… Хорошо. – Она улыбнулась. – Но помните, вы сами разрешили мне коснуться вас так, как мне захочется.
– Нет!
Как ей захочется… Еще чего!
– Прошу прощения?
– Не как вам захочется.
– Как же?
– Нежно. Как поцелуй.
– Поцелуй… Страстный?
– Нежный и робкий. Остановитесь по первому моему слову.
– Что ж… – с напускным сожалением вздохнула Диана. – Как мой господин скажет…
На виски налетел прохладный ветерок. Коснулся и повис рядом; не пытаясь проникнуть.
– Сильнее, – сказал я. Прикрыл глаза, чтобы лучше сосредоточиться. – Очень осторожно и медленно, попытайтесь что-то сделать…
– Что угодно? – спросила Диана, и ее тон мне не понравился.
– Нет. Что-то… – Нужно что-то мелкое, незначительное. Что-то простое и не лежащее глубоко во мне. А главное – никак не относящееся к ее освобождению.
– Так что же?
– Вы хотели бокал вина, кажется?
– Хочу… – поправила меня Диана, и в тот же миг ветерок сгустился и распался на ледяные щупальца, опутывающие меня.
Как поезд из туннеля, на меня налетел образ распахнутого термостата, горлышки бутылок, и надо одну достать… прямо сейчас…
– Легче! Легче!
Ее хватка ослабла – и я вытолкнул из себя навязанный образ.
Щупальца хоть и стали слабее, но быстро скользили по мне, отыскивая слабины, норовя заползти, да поглубже… и зацепиться там. Чуть-чуть изменить меня… Я вытолкнул самое настырное щупальце, но еще два заползали в меня другими путями. Одно я вытолкнул быстро, второе успело присосаться. Я почувствовал укол жажды.
Я заставил себя отрешиться от навязчивого образа воды, струящейся по губам в рот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9
Но мне не туда. Я щелкнул выключателем. В глубине гаража вспыхнул яркий желтый свет, из темноты вынырнул пурпурный «ягуар» и черный «мерин».
Обводы у «ягуара» куда лучше – рука так и тянется провести по сверкающему полированному крылу. Этим-то и плохо. Слишком цепляет глаз. А мне сейчас лучше поменьше внимания. Я обошел пурпурную зверюгу и забрался в «мерина».
В салоне пахло кожей и чем-то еще. Чем именно, не разобрать, – может быть, какой-то освежитель? Не знаю. Но приятно. Похоже на хвою, но чуть иначе.
Ключ был в замке. Легкий поворот – и двигатель мягко завелся. Осветилась приборная доска, а из-за задних сидений донесся какой-то непонятный звук. Потом громче, но чуть иначе…
Пока я сообразил, что это автоматически включилась магнитола, руль под пальцами потеплел. Одуряюще пахло кожей, руль согревал пальцы, а из невидимых колонок, словно извне машины, из далекого далека, но очень чисто, хрустально лился Второй концерт Рахманинова.
Пару минут я просто сидел, привыкая. И наслаждаясь, как ни погано было на душе. Словно в другой мир попал.
Главное – не привыкать. Как ни весело «козел» прыгает по кочкам, но до руля с подогревом там дело не дошло. Да и кожаный салон внутри него будет смотреться странно… А жаль. Было бы неплохо.
Я вздохнул и медленно тронулся.
Объехал дом и остановился перед «козленком». Отсюда, из-за тонированного стекла «мерина», он казался особенно неказистым и потрепанным жизнью… и несчастным. Бездомный козленок-сирота.
– Все равно тебя не брошу, потому что ты хороший, – пробормотал я, но не сразу вылез из машины.
Оказалось, уже пригрелся. Сиденье тоже с подогревом. И за поясницей. Лезть на холод не хотелось. Но охотничий набор надо забрать. Мало ли…
К Смоленску я добрался уже затемно. Пару раз начинался и затихал дождик. Дороги стали мокрые и черные-черные, фонари и фары будто ярче светились.
Машину я оставил возле недавно отстроенной семиэтажки с отделанным гранитом первым этажом. Машины перед домом были под стать, среди них и мой «мерин»… ну не совсем мой… в любом случае здесь он не бросался в глаза.
Я вылез из машины, и осенний воздух окатил меня ледяной волной, обостряя чувства. Я передернул плечами и застегнул плащ. Достал из багажника рюкзак и зашагал к перекрестку. До пустыря отсюда версты полторы.
Фонарей становилось все меньше, дома ниже и обшарпаннее, потом перешли в гаражи, потянулись огороженные территории, еще пять минут – и я вышел к пустырю.
Когда четверть часа назад вылезал из машины, я был спокоен как слон. Мне и сейчас казалось, что я спокоен, – по крайней мере, в голове было чисто и без сумбура. Но что-то в глубине души считало иначе. Голова была чистой, но сердце предательски молотилось, а пальцы дрожали. По спине, несмотря на ледяной ветер, сбегали струйки холодного пота.
Я облизнул губы, потом достал фляжку и сделал два приличных глотка. По желудку расползлось тепло. Через пару минут и в глубинах души потеплеет. По крайней мере, должно.
Все фонари остались далеко позади, луны не видно, но облака сами светились рыжеватым, рассеивая свет городских огней. Что-то видно.
Я втянул сырой воздух, быстро оглядел одноколейку, огибающую пустырь, – все чисто – и шмыгнул через нее, пригибаясь.
Дальше только кусты и пригорки. А где-то впереди дом Старика.
Куст слева раскорячился по земле, сломанный. Я же его и сломал, когда два дня назад судорожно гнал «козленка» прочь. Только теперь я шел куда медленнее.
Прислушиваясь. К тому, что снаружи, и к тому, что внутри меня: к предчувствию. Не шевельнется ли? Я привык ему доверять.
Пригнувшись, с каждым шагом все медленнее. Змейкой между земляных бугров, не высовываясь.
Но если кто-то и попался мне на пути, я его не заметил, а он поднимать тревогу не стал. Предчувствие молчало, и постепенно пальцы перестали дрожать. Сердце билось ровнее.
Когда между мной и домом осталась пара пригорков, я остановился. Рюкзак я тащил в руке, готовый бросить его в любой момент и дать деру. Теперь я положил его на землю и, скрючившись в три погибели, забрался к вершине пригорка. Выглянул чуть сбоку от вершины, как Гош учил.
Дом Старика был прямо передо мной. Шагов сорок. Черная тень на фоне неба, рыжеватого от городских фонарей.
Окна не горят, но это еще ни о чем не говорит.
Минут пять я разглядывал дом, не мелькнет ли в темных окнах какой-нибудь отсвет изнутри. Сырая и холодная земля леденила пальцы, но я терпел. Прижимался к самой земле и ждал.
Ни огонька внутри. Но и это еще ни о чем не говорит.
Я сполз обратно к рюкзаку, подцепил его и потихоньку двинулся влево, обходя дом под защитой пригорков и кустов. Когда оказался сбоку от дома, так, чтобы видно было крыльцо, я выбрал место поудобнее.
Пригорок помельче. Меньше привлекает внимания. На противоположном дому склоне разложил спальный мешок. Затем закрепил рядом на ветке куста небольшое зеркальце. Пришлось повозиться, но в конце концов я установил его так, чтобы видеть крыльцо, не высовываясь из-за пригорка.
Тогда я запахнул плащ и устроился на спальном мешке, не сводя глаз с зеркальца. Ждать предстоит долго, но я это умею.
Фляжка наполовину опустела, когда в ветвях куста что-то шевельнулось. Я прищурился, вглядываясь в зеркальце, но припустивший дождик смазывал отражение, и без того-то едва различимое. Я перевернулся и выглянул из-за пригорка.
У крыльца шевелились тени, тихо переговаривались. Слов я не разобрал, но голоса мужские и явно больше двух.
Я не стал вслушиваться – пустая трата времени. Еще раз оглядел площадку перед крыльцом, убедился, что машин здесь нет, сполз с пригорка вниз и тихонько стал двигаться влево. Вокруг дома, подбираясь к подъездной дорожке.
Через две минуты и три пригорка я выглянул.
Дом снова стоял темный и тихий. Прочь от него – прямо ко мне – скользили две тени. Я двинулся вдоль дорожки, прячась за пригорками. Осторожно раздвигал ветви кустов. Дождик скрадывал звуки.
За двумя тенями я дошел до конца подъездной дорожки. Мне приходилось петлять, они шли быстрее и потихоньку уходили от меня, в конце концов я перестал угадывать их в темноте.
Я остановился и обратился в слух.
Шелест дождика…
Через пару минут где-то недалеко хлопнули дверцы, заурчал мотор. Взревел громче, вдали между кустов мазнули лучи фар. Затрещали, ломаясь, кусты. Звук мотора снова изменился – машина выбралась на дорогу и пошла быстрее. Все дальше и тише. Через минуту все стихло.
Что и требовалось доказать.
Я достал из кармана часы, подсветил дисплей. Двенадцать минут первого. Что ж, тоже предсказуемо.
Уже не скрываясь – до дома слишком далеко, чтобы заметили, даже если у них ночная оптика, – я двинулся туда, где видел отсветы фар.
Вторую машину я нашел легко. «Мерин». Я осветил его фонариком, хотя и так знал, какого он цвета. Черный с малиновым отливом – в свете красного фонарика малиновый. А если на обычном свету, то отлив должен быть пурпурный.
Уверен, что и тот, который уехал, был такой же…
Я вздохнул. От дома сюда пришли двое. Значит, и внутри сейчас столько же. Свежая смена. И похоже, эти ребятки толк в своем деле знают. Мне с ними не тягаться. Пока они сидят в доме, мне туда не попасть.
Хотя…
Я потер подбородок. Потягаться можно. По крайней мере, попробовать.
Но стоит ли?
Едва ли в доме остались тела или книги. Так что я узнаю, даже если справлюсь с теми двоими? Ничего. А вот их смена поднимет тревогу: кто-то из выживших вернулся. И если сейчас ребята формальничают, то потом меня будут ждать целенаправленно и всерьез. И не только здесь. А может быть, и искать. Оно мне надо?
Я вздохнул и поплелся обратно.
К дому я добрался уже глубокой ночью. В просветах облаков вместе со мной бежала луна.
Едва я вошел, как наткнулся на Диану.
– Добрый вечер… мой господин, – с улыбкой добавила она.
– Добрый, – пробурчал я.
К черту такие добрые вечера…
Я прошел в столовую, к потрескивающему камину. Протянул руки, греясь – и теплом, и видом огня. Давая ему вымыть из меня тот холод, что остался от дома Старика – черного, покинутого, превращенного в западню…
Я закрыл глаза, хотел расслабиться, но тут за спиной загремела цепь.
Огонь притягивал взгляд, но я все-таки оглянулся.
Диана подошла ко мне, встала рядом. Тоже протянула руки к огню. Я посторонился, давая ей место.
И какого дьявола ее потянуло сюда – именно сейчас? Рядом с чертовой сукой расслабиться невозможно и нельзя. Кто знает, не станет ли она тихонько копаться в моей голове, подслушивая?
Еще хуже было то, что стоять на одном месте она не захотела. Присела к столу, снова подошла к камину, потом ушла в глубину комнаты, где под зашторенными окнами стояли большие кресла, но не просидела там и минуты, снова подошла к камину, но на этот раз встала по другую сторону от меня, и мне опять пришлось сдвинуться в сторону…
Она крутилась вокруг, гремя цепью, словно дюжина домашних кошек, изнывающих от безделья.
А, черт с ней! Черт с ним, с камином! Не суждено мне сегодня спокойно погреться у огня…
Я двинулся к дверям, но Диана тут же загремела цепью следом. Этого я уже не выдержал:
– Да какого дьявола, Диана!
– Прошу прощения?
– Что вы ходите за мной по пятам?!
Диана глядела на меня, приподняв брови:
– Но…
– Что вы крутитесь вокруг, будто вам от меня что-то надо?!
– О!.. Я надеялась, мой господин будет так добр, что…
Она замолчала, лишь легкая улыбка гуляла по ее губам.
А меня уже бесило от ее издевательского «мой господин». И так весь день наперекосяк, и еще она!
– Что?! – рявкнул я.
Диана смиренно опустила глаза. Слишком уж смиренно…
– Что ж… Если мой господин желает уморить меня голодом… Что ж… – Не поднимая глаз, она сделала книксен и отступила на шаг, будто и вправду решила, что ее господин уже сказал все, что счел нужным, и больше не удостоит ее ответом, а надоедать ему она не смеет.
– Ч-черт… – Она же жрать хочет… А здесь нет ни крошки, если не считать пряностей и травок. – Совсем забыл…
– Как? Вы в самом деле ничего не привезли?
Я потер лоб.
В самом деле не привез… Но тренироваться с ней я должен. Значит, и пожрать ей что-то надо дать.
– Ладно… Сейчас.
Я вышел из дома и спустился к «козленку». Достал из сухого пайка пачку галет и банку тунца и вернулся в столовую.
Диана уже заняла свое место, нетерпеливо перебирая пальцами по столешнице. Но, увидев, что я принес, азарт на ее лице сменился разочарованием.
– Что это?..
– Это рыба. Это галеты.
Я разорвал упаковку галет и вскрыл банку тунца. Принес с кухни вилку.
Диана с сожалением посмотрела на меня, – кажется, она еще и тарелку ждала? Перебьется. Из банки поест, ничего с ней не сделается.
Она с опаской принюхивалась к содержимому, затем осторожно подцепила на вилку несколько мясистых волокон.
– Это рыба?
– Тунец. В масле.
– Но… – с сомнением протянула Диана.
По виду он и в самом деле больше походил не на рыбу, а на вареную говядину, мелко изрубленную. По вкусу тоже.
– Это между горбушей и постным мясом.
Диана поднесла маленький кусочек к губам, очень осторожно начала жевать… и, кажется, осталась довольна. Но ела она очень медленно. Галету не откусывала, а ломала на кусочки, прежде чем поднести ко рту. Рыбу ела крохотными кусочками.
Я вернулся на свое место и терпеливо ждал, пока она доест.
– Вы, простите, вообще никогда не готовите?.. – спросила она. – Даже себе?..
– Ешьте, Диана, – посоветовал я.
– Нет, рыба неплоха, хотя вкус и необычный… Но питаться ею одной, изо дня в день… – Она вздохнула. Промокнула кусочком галеты остатки масла в банке. – Может быть, бокал вина, Влад?
– Нет.
– Почему же нет? Вино есть, Влад. Возле холодильника термостат, он похож на маленький холодильник…
– Я видел. Нет, не надо вина.
Пару секунд Диана хлопала глазами, будто я чем-то ужасно ее удивил. Потом смущенно рассмеялась.
– Хм… – Она скептически поджала кончики губ. – Если мой господин не хочет вина, тогда, может быть, вы мне нальете? Там есть…
– Нет, – сказал я.
– Отчего же?
– Вы еще тунец не отработали.
– Прошу прощения?
– Коснитесь меня.
Диана вскинула брови. Но поднялась и, непонятно улыбаясь, двинулась было ко мне вокруг стола.
– Не так! Здесь. – Я коснулся пальцем лба.
– Но вы же запретили мне, Влад, – улыбнулась она, на этот раз откровенно издеваясь.
– Диана… – предостерег я.
– Там коснуться… Хорошо. – Она улыбнулась. – Но помните, вы сами разрешили мне коснуться вас так, как мне захочется.
– Нет!
Как ей захочется… Еще чего!
– Прошу прощения?
– Не как вам захочется.
– Как же?
– Нежно. Как поцелуй.
– Поцелуй… Страстный?
– Нежный и робкий. Остановитесь по первому моему слову.
– Что ж… – с напускным сожалением вздохнула Диана. – Как мой господин скажет…
На виски налетел прохладный ветерок. Коснулся и повис рядом; не пытаясь проникнуть.
– Сильнее, – сказал я. Прикрыл глаза, чтобы лучше сосредоточиться. – Очень осторожно и медленно, попытайтесь что-то сделать…
– Что угодно? – спросила Диана, и ее тон мне не понравился.
– Нет. Что-то… – Нужно что-то мелкое, незначительное. Что-то простое и не лежащее глубоко во мне. А главное – никак не относящееся к ее освобождению.
– Так что же?
– Вы хотели бокал вина, кажется?
– Хочу… – поправила меня Диана, и в тот же миг ветерок сгустился и распался на ледяные щупальца, опутывающие меня.
Как поезд из туннеля, на меня налетел образ распахнутого термостата, горлышки бутылок, и надо одну достать… прямо сейчас…
– Легче! Легче!
Ее хватка ослабла – и я вытолкнул из себя навязанный образ.
Щупальца хоть и стали слабее, но быстро скользили по мне, отыскивая слабины, норовя заползти, да поглубже… и зацепиться там. Чуть-чуть изменить меня… Я вытолкнул самое настырное щупальце, но еще два заползали в меня другими путями. Одно я вытолкнул быстро, второе успело присосаться. Я почувствовал укол жажды.
Я заставил себя отрешиться от навязчивого образа воды, струящейся по губам в рот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9