Я бы пятьсот отвез.
- Пятьсот? Согласен! По рукам, товарищ! Я за власть все отдам! Я себя
в мешок завяжу! По рукам! - Никишка бросился обнимать и охлопывать по
плечам Сорокопудова. - Идем, - потащил он, - идем в амбар, сам увидишь,
сколько себе оставляю. На прокорм! В обрез! Жена, ты где там? У меня
чтоб поддержать! Завтра же хлеб пеки с картошкой. Рожь - любимой советс-
кой власти!
Сорокопудов махнул рукой Анютке и они пошли в амбар. Огромный ключ,
похожий на обрез, с громом и звоном отпер дубовую дверь амбара с развод-
ными железными петлями.
Пахнуло сухой рожью и защекотало в груди. Рожь лежала не в сусеках, а
в мешках. На котлах - чтоб не лазили мыши. В каждом мешке пять мер. Со-
рокопудов сосчитал триста мер. Это будет триста пятьдесят пудов.
- Сто пудов себе оставляешь, а все излишки власти?
- Именно, именно, с любовью. В газетах напиши!
- Ладно. Вот это сознательность. Запиши, товарищ, Валаева: гражданин
Никифор Салин оставляет себе сто пудов на хозяйство, все же излишки, ка-
кие нашли, отдает государству по твердой цене. К сему сам Никифор Салин.
- Распишись, папаша, в газету пошлем! Пойдем собрание делать.
Об'явим.
- С восторгом! - Никишка засучил рукав и расписался.
Во время всех разговоров присутствовал и Мотька. Он молчал, как ка-
менная баба. Он глаз не сводил с Анютки. По лицу его ходили рыжие пятна.
Собрание собрал Сорокопудов в несколько часов. Он сам помогал Чугунку
оповещать население. Разослал всех боевиков. Перед собранием все разго-
варивал с Никишкой. Очень интересовался хозяйством, постройками. Долго
удивлялся на нужник, стоявший внутри двора, недалеко от дома, на пригор-
ке.
- Хозяин ты культурный. Один ученый немец предлагал определять
культуру по отхожим местам. Нужника у вас на все село три, четыре. У
тех, кто в городе жил, да в школе. Аккуратный мужик! - он заглянул туда.
- Аккуратное обращение, даже листочки от календаря! Ну, брат, ты пример-
ный...
Никишка расцветал от похвал.
Угостившись квасом, оба вместе, рядышком, пошли на собрание. Слух о
новых поисках хлеба Сорокопудовым, о страшном карандаше и Анютке, кото-
рая сама указывает, к кому зайти, взбудоражил село. Пробегая на собра-
ние, мужики кричали ее матери:
- Сука ты, знать! Сучку и родила!
- Змея ты, чорт, змею нам подарила!
- Предупреди дочку-то: пусть опомнится.
- Скажи ей, кабы чего с ней не стряслось. Бог ее накажет!
Мать не знала, что и подумать.
Предсельсовета открыл собрание. Был он растерян. Сорокопудов наедине
поговорил с ним слишком ласково. Но в этом разговоре были такие слова,
как мошенничество, покрывательство, суд, тюрьма. Председатель сидел, как
на кусту терновника. Секретарствовать Сорокопудов усадил Анютку. Она за-
дорно поглядывала на Мотьку, на Егора и Авдоньку. Лесоваткинцы явились
тоже. Сорокопудов сказал вступительное слово. Попросту, с расстановоч-
кой. О пятилетке, о том, почему нужен хлеб. О злостной политике кулаков.
Немного сказал. Намекнул, что в Жуковке есть скрытые запасы. Этого госу-
дарство не прощает. Особенно тем, кто зарыл в землю и гноит. Наконец,
дал слово Никишке.
Выступил Салин. Прижимая руки к сердцу, убеждал поступить по его при-
меру. И после его слов снова вышел Сорокопудов. Рядом с Никишкой встали
Сахарный Лоб и Гришенька. Рядом с Мотькой - Алексей. Кое-кто из родни
ихней - Федор, Ферапонт. Сорокопудов пригладил рыжие вихры.
- Мужики, - сказал он, вдруг меняя свой всегдашний тон, какого тона
еще не слыхали: - пора одуматься, мужики. Кулаки кричат - "деревню гра-
бят!", середняки подтягивают, а бедняки себя не поймут. Поймите же: ку-
лак лицемерен. Вот он перед вами. Новый кулак, обделистый, ласковый. Ли-
цемер. Волк в шкуре ягненка! Вы думаете, он отдал последок? Он любит
власть? Он жить без нее не может? Негодяй! Он обманул всех - власть, ме-
ня, нас всех здесь, собрание, счел за дураков. Лгал перед сотнями наро-
да! У него зарыто не меньше пятисот пудов. Вот моя голова порукой. Идите
всем сходом и убедимся, каким гадом, какой змеей может оказаться лице-
мер, ваш друг, которого вы покрываете.
Сход двинулся к дому Никишки в молчании.
Десятники собирали лопаты. Стук железных лопат и - молчание. На ог-
ромную угрюмую толпу не лаяли собаки.
Никифор машинально перебирал ногами. Перед самым домом он вдруг заго-
релся и дико закричал:
- Не найдешь, нету! Нет у меня! А не найдешь - за все оскорбление от-
ветишь! - и поднял руки, жилистые, скрюченные, к ясному небу.
Сорокопудов собрал понятых.
- Оставьте лопаты, сперва придется снять с места нужник!
Гул удивления пошел по народу.
Никишка и Сорокопудов, поглядели друг на друга в глаза. Пристально.
Никишка отвернулся и пошел в хату. Под каждым его шагом скрипела по-
ловица.
Сняв нужник, вынув ящик с нечистотами, понятые начали копать. Земля
на пригорке была сухая, рассыпчатая. Сырость не проходила сюда из плот-
ного дубового ящика.
Первую сажень глубины копали ретиво. Затем стали оглядываться на Со-
рокопудова. Он стоял уверенно. Снова копали.
- Труба! - вскрикнул вдруг Семка, - жестяная труба!
Народ бросился к яме. Все лезли наперебой, заглядывали. Труба шла
наклонно. Принялись копать еще ретивей. Семка откапывал трубу. Она ве-
лась наискось к дому.
Сорокопудов взял у Анютки карандаш. Положил портфель на колени. Стал
что-то чертить.
Труба привела под дупленую ветлу. Она подходила под самую ветлу и вы-
ходила прямо в дупло. Вскоре обнаружили и другую трубу. Та выходила в
колодец. Лопата ударила в сруб. Тогда Сорокопудов показал Анютке чертеж
вентиляции, нарисованный им.
- Механика, - тоном знатока заключила Анюта.
Под лопатами загудели бревна сруба.
- Готовь мешки! - крикнул весело Семка.
- Вот гад, скоро добро забыл, - процедил сквозь зубы Мотька и отошел
подальше, чтоб не подать виду.
Топорами стали отколачивать и поднимать люк.
- Лом давайте!
- Пешню, не поддается.
Все увлеклись делом, часть народа, склонясь над ямой, помогала сове-
тами. Часть лезла в любопытстве в яму. Вдруг по толпе пробежало колы-
ханье.
- Ложись! - заорал вдруг контуженный на войне Егор Высокий и, как де-
рево, повалился на землю, увлекая передних у ямы.
Не поняв в чем дело, толпа вдруг повалила за ним на землю. И тогда
все услыхали, как что-то тяжело стукнулось о рыхлую землю, выброшенную
из ямы.
- Подавись на моем хлебе! - крикнул весь белый Никишка, пошатнувшись
в дверях.
Сорокопудов увидел под ногами зарывшуюся от падения в землю гранату
Миллса, оборонительную, образца 1914 года.
Он вдруг ярко ощутил Анютку, доверчиво стоявшую рядом. И быстрее мыс-
ли - толчок его ноги отбросил гранату в яму с хлебом, где копошились
шестеро десятников: Семка, старик Савохин, красноармеец Никитин и дру-
гие. Сорокопудов взглянул на них, на Анютку, на полегшую толпу и понял,
что он сделал. Слезы обиды брызнули у него из глаз. Он вниз головой бро-
сился в яму, грудью упал на гранату и вдавил ее рукой в глубокую прога-
лину земли между срубом, закрыл глаза. Шли томительные мгновения.
- Раз, два, три, четыре... - считал Егор Высокий, зажимая пальцы, -
ну, сейчас... - Егор встал. - Подымайтесь, братцы, не разорвалась.
Он подошел к яме. В одном углу лезли друг под друга десятники, самый
слабый - Семка - остался наверху и тихо повизгивал.
В другом углу, уткнувшись, влепив рыжие волосы в глину, лежал Сороко-
пудов.
- Вылазь, братцы, не взорвется. Порченная. Вылазь! - громче повторил
Егор.
Никто не ответил.
Тогда он спрыгнул в яму и взял Сорокопудова за плечи. Они были окаме-
нелые, не гнулись.
- Товарищ... Сорокопуд. Милый, ты што!? - закричал Егор, тряся его
изо всех сил.
Неожиданно Сорокопудов вырвался и ткнул его кулаками в бок.
- Ты чего, чорт, человека трясешь? Не даешь одуматься! - и выскочил
из ямы.
В одной руке у него воронел маузер. Толпа отхлынула на обе стороны.
Он вскочил на крыльцо, в сени. В сенях заворкотало.
- Пойдем, папаша милый, поедем со мной. Тебе там лекцию прочитают,
отчего старые гранаты не рвутся!
Никишка перевивался у него под ногами.
- Сторожей к хлебу! Ждите меня послезавтра! - кричал Сорокопудов, не-
сясь по рытвинам в грохочущей таратайке. Наверху развевались его рыжие
волосы. Внизу как пес, на четвереньках, сидел под ним Никишка.

1 2 3