— …Аки тать, должен будешь ты в посольство проникать, Георгич, — пропел генерал Василенко, почему-то довольный всеми этими интригами.
— А твоя душа охранника радуется.
Президента Кузнецова и во время визитов в зарубежные страны не оставляла страсть к джакузи. Зная его привычки, ему выделяли всякий раз в качестве временной резиденции «Спэйс Хауз» — дом на Саттон-сквер, принадлежавший некогда знаменитому баскетболисту и купленный лет десять тому назад американским правительством. Дом использовался для размещения почетных гостей правительства. В доме был джакузи, устланный серебром. Кузнецов верил в целительные свойства паровой воды с молекулами серебра. Возвратившись с похорон, президент тотчас влез в целебную воду. И уже сидел в ней два часа, решая дела, принимая Шестопалова, выходящего и входящего без церемоний Василенко. Этого он считал настолько своим, что, выходя в туалет, порой не закрывал за собой двери. Посол Российского Союза в Америке Нечипоренко, откланявшись, убежал исполнять приказания.
— Ваша секретарша просится в джакузи, — сообщил Шестопалов и заулыбался. Наклонившись, положил бумагу для подписания. Прикрыв осторожно чистым листом.
— Бог мой, ну куда я ее… — Президент явно смутился. Пусть лезет в бассейн. За все годы никто и никогда не пытался навязать Президенту соседство своего тела в джакузи. И ему самому такая мысль казалась дикой.
— А ты, Георгич, трусы натяни, — захохотал Василенко.
— Генерал, не грубите, — прикрикнул на него Кузнецов. — А то разжалую в майоры. Будешь опять по служебной лестнице карабкаться.
— Стар уж я для майора, — вздохнул Василенко.
— Вот поэтому и не груби. — Как розовая морская корова, Президент беспокойно заплескался в воде. Вскарабкался по лестнице вверх. Взял полотенце. Стал вытираться. — Пусть, если хочет, лезет после меня… Мы уйдем. Только купальник пусть наденет. А то американцы потом будут рассказывать, как голая секретарша русского Президента купалась в джакузи.
Шестопалов сказал себе, что добился многого. Президент, которого, как утверждали злые языки, не выгонит из джакузи даже новая ядерная катастрофа, тотчас выскочил из воды, стоило Лизе Вернер выразить желание влезть в эту самую воду.
— А почему у америкосов нет поминок? — Василенко безучастно наблюдал в тысячный раз, как одевается его Президент.
— Кто тебе сказал, что нет? Может, и есть, но нас с тобой не пригласили. Вдова, наверное, напилась и без поминок. Мать небось поддает сейчас. — Кузнецов произнес все это озабоченным голосом. — Не принято у них на люди выносить, но неужто не поминают…
Кузнецов стоял в рубашке и брюках, но все еще босиком. Кряхтя, уселся на стул.
— Владимир, я не имела в виду выжить тебя из джакузи! Шестопалов меня неправильно понял… — Лиза Вернер с полотенцем на плече, в джинсах и красной майке без рукавов влетела таким образом, что сначала влетели ее слова, а потом она сама — круглая грудь рельефно и неприлично вперед сосками.
Президент, втянувший живот тотчас при появлении молодой женщины, попытался спрятать под стул голые ступни.
— Мы сейчас уйдем, вы можете воспользоваться джакузи так долго, как захотите.
— А вы куда? Можно я с вами? Я сейчас… только окунусь. — Лиза Вернер стащила джинсы, оголились ее длинные тонкие ноги, миниатюрный красивый задик в красных купальных трусах. Джинсы остались на ковре, а Лиза, стянув с себя на ходу майку, гологрудая, прыгнула, шагнув, в пар. Президент и его генерал переглянулись. Взгляд Президента был грустен. Лиза Вернер захохотала где-то в пару. Потом чихнула, как котенок. И еще раз.
Президент покачал головой, и во взгляде его засветилась нежность.
— Ей, Василенко, скрывать нечего. Это не мы с тобой. Ты давно взвешивался?
— Лет… ну десять будет тому назад…
— И сколько затягивал?
— Не помню…
— Ну, за сто есть?
— Да, за сто двадцать было…
— Ну вот, а в ней небось шестьдесят…
— Пятьдесят, Владимир Георгиевич, — откликнулась из пара Лиза.
— Скелет.
— Да ну, — сказала Лиза Вернер из пара… — Я стала жирная, как свинья. Вот когда мне было семнадцать, я была скелетиком.
Лукьянов только и успел посчитать пятерых дэмов. В следующее мгновение дэмы удивительно легко вышибли дверь в квартиру лейтенанта. Дверь обрушилась на Лукьянова, и тот упал. Нападающие упали на дверь. Последовала быстрая и жестокая схватка. На окровавленного Лукьянова надели наручники и вынесли с третьего этажа вниз, во двор. Там его разглядели, удовлетворенно и пристально. Старший, прежде всего по возрасту, но, очевидно, и по званию, открыл полиэстеровую синюю папку, нажал несколько кнопок, и на выпуклой поверхности папки появилась фотография Лукьянова, сделанная, очевидно, несколько дней назад. Еще с длинными волосами.
— Лукьянов Ипполит, шестьдесят пять лет, категория «сэвов». Будете отрицать?
— Не буду.
— Тогда давайте своим ходом в автобус, — удовлетворенно заключил старший дэм. — Я — Маркус Джеймс. Старший специалист. Вас арестовал специальный Отдел уничтожения.
— Кто меня предал?
— Соседи из дома напротив.
В автобусе, когда один из наручников разомкнули и вновь замкнули на решетке окна, Лукьянов спокойно решил, что на сей раз наступил ему полный и окончательный капут.
Его привезли в незнакомое место. Автобус въехал в подземный паркинг. Ввели в оцинкованный лифт. Когда он спросил, куда его доставили, ему тотчас же толково и почти дружелюбно объяснили:
— Тебя привезли в «приемник». Отсюда люди твоего возраста уже не выходят. Только через крематорий. В виде золы. Но ты не дергайся. Все делается технологически чисто, быстро и не больно. Сейчас тебя оформят: сфотографируют, возьмут отпечатки пальцев, тебе будет чем заняться. Потом покормят.
— А это зачем?
— Чтобы ты дожил до конца своей истории… И умер сытым, комфортно…
— Сколько проходит времени от оформления до исполнения закона?
— Обыкновенно сутки… Отдельным счастливчикам удается здесь переночевать. У нас отличные матрасы.
— Чувство юмора у вас тут особое, это точно.
Юный дэм, почти мальчик, коротко остриженный и лопоухий, не понял его. Посмотрел на Лукьянова, размышляя. Открыл засов на дверях лифта. И все они оказались в необъятном помещении. Так же, как и лифт, помещение было сплошь оцинковано. Цинковые столы, длинные, в пять ярусов вверх, нары. Но ни одного стула. Положив локти на цинковые столы, сотни чиновников-дэмов в красных комбинезонах оформляли сотни седых, лысых, разнообразно старых людей, также положивших свои локти на цинковые столы. Неспешный бытовой гул сотен разговоров сразу стоял в зале.
Старший специалист Маркус получил для Лукьянова номер и собственноручно прикрепил ему на куртку бирку. Лукьянов стал отныне номером 611.
— Погуляй пока, — добродушно сказал Маркус. — Власть тебя выкрикнет. Ну, бывай.
Маркус и его пятерка удалились. Несколько лифтов безостановочно подвозили все новые порции стариков. Не видно было, однако, чтобы кто-нибудь уходил из зала. Присмотревшись, Лукьянов все же нашел артерию, по которой человеческий материал стекал из зала. Этой артерией оказался движущийся коридор с полом из темной резины. Время от времени чиновники отводили, покончив с очередным номером, своих клиентов к коридору и ждали, пока старик ступит на движущуюся дорожку. Затем возвращались и, включив микрофон, называли очередной номер.
611й вызвали где-то через час. Лукьянов прошел к чиновнику и поздоровался. Чиновник, потертый жизнью тип лет сорока, худой, высокий, череп с залысинами, вежливо, но флегматично ответил «Hi!» на «Hello!» 611го номера.
— Фамилия?
— Лукьянов.
— Имя?
— Ипполит.
— Час, число, месяц и год рождения?..
— Девятнадцать часов, второго числа мая месяца тысяча девятьсот пятидесятого года.
— Последний известный адрес?
Лукьянов назвал адрес, с тоской прочувствовав слова «последний адрес» и осознав весь ужас своего положения. В монотонном ритме и бормотании зала его неумолимо двигали к смерти. И оттого, что Закон 316, «B», неумолимый, ждал его в конце процедур, от этой неумолимости все были вежливы и равнодушны.
Номер 603й вдруг вскочил на стол и закричал:
— Драконы! Они жрут наше мясо!
Чиновник, оформлявший номер 603й, — плотный здоровяк, отпрянул от стола и спокойно приказал:
— Слезь, болван! Закон избавляет тебя от жалкой старости. Ты должен быть благодарен…
— Слезь, идиот! — закричал оформляемый от стола, близкого к Лукьянову. — Есть же такие ублюдки! Такие повсюду сеют безобразие и беспорядок.
— Слезь! А ну слезай! Шизофреник! — закричали старики со всех концов зала. Несколько вскарабкались на стол и, схватив нарушителя спокойствия, стащили его на пол. Дэмы равнодушно приняли виновного из рук его услужливых товарищей по несчастью и снова поставили перед чиновником. Только теперь уже за ним стали два дэма, на случай, если он опять вздумает бунтовать.
— Вы ознакомлены с текстом закона 316, пункт «B», не так ли?
— Ознакомлен…
— Вы хотели бы сделать заявление?
— Какой смысл?
— Никакого, — согласился чиновник. — Но это ваше право — сделать заявление, а я впишу его в ваше дело…
— Хорошо, — неожиданно согласился Лукьянов, — пишите. Заявление. Я, Лукьянов Ипполит, довожу до сведения американского народа, что я ненавижу американский народ и его человеконенавистнические законы. Американский народ хуже крыс. Его надо жечь напалмом.
Чиновник спокойно записал сказанное.
— Вас, я вижу, не удивило мое антиамериканское заявление…
— Ох, сэр, мы тут и не такое записываем…
Лукьянов подумал, что впервые человеческая интонация прозвучала в голосе чиновника, оформляющего смерть. Этим «ох, сэр!» обозначилась человеческая душа.
— С вами все, — сказал чиновник. — Идемте, я вас провожу… — Чиновник впереди, Лукьянов за ним, оба пересекли зал. И оказались у движущейся дорожки из резины. — This way! — сказал чиновник.
— Счастливо оставаться. Удачи! — мрачно попрощался Лукьянов и, ступив на дорожку, поехал.
— Угу, — пробормотал чиновник.
Впереди виднелись еще несколько фигур. И позади появилась фигура.
Дорожка привезла его в другой зал. В этом зале не было ни одного дэма. И это была обыкновенная столовая. Точнее, огромная и механизированная столовая самообслуживания. Лукьянов ожидал увидеть немногих обедающих, но обманулся в своих ожиданиях. Большинство предпочли поесть. Ясно было, что где-то при выходе из столовой их всех будет поджидать смерть. Но старики ели много и жадно. Возвращались в конец движущейся очереди и опять накладывали себе гамбургеры, мясо, спагетти с соусом, жареную рыбу. Звучали даже и веселые голоса. Хромой старик, поедая гамбургер, по пальцам стекал майонез, сказал усевшемуся напротив него Лукьянову:
— Ешь, чудак! Неужели ты веришь в эти басни об уничтожении? Да кому мы нужны — заниматься нами, умерщвлять, убирать тела. Нас просто отправят в сельскую местность. Будем возиться в земле, пока сами не помрем. Ешь!
Лукьянов не притронулся к еде. Старик, ухмыляясь, покрутил пальцем у виска, давая понять, что вот, мол, идиот, отказывается от еды. Чтобы старики не оставались жить возле жирной еды, репродуктор время от времени называл десяток номеров, и названные послушно вставали, на ходу дожевывая. Хромой старик, когда назвали его номер — 519, схватил с тарелки два гамбургера и, прижимая их к груди, зашагал к двери, контуры которой вспыхивали лампочками.
Просидев более получаса за столом и так и не прикоснувшись к еде, Лукьянов наконец услышал свой номер. Пройдя к двери, номер 611 обнаружил, что это не дверь, а дыра в стене, открывающая коридор, в нем плыла в неизвестность резиновая дорожка. Лукьянов встал на нее и поехал.
Ехать пришлось долго. В пути почти все попутчики Лукьянова присели, прилегли и некоторые даже упали внезапно. Стоящими остались лишь несколько фигур. Вначале Лукьянов было подумал, что объевшимся старикам просто-напросто тяжело стоять на ногах, но, приблизившись к ближайшему свалившемуся старику и заглянув ему в лицо, понял, что тот мертв. Белая пена засыхала на его губах. Глаза остекленели. Стариков просто банально отравили, как крыс, ядом. Оставалось узнать, какая смерть приготовлена для тех немногих, кто не прикасался к еде.
— Дорога смерти заканчивается через полсотни метров. Не обедавших просим сойти с дорожки на поперечную, вы увидите ее слева. Эта дорожка красного цвета, — объявил равнодушный голос. — Повторяю, не обедавших просим сойти на поперечную дорожку красного цвета. В противном случае вы упадете в бездну, которой заканчивается дорога смерти.
Лукьянов послушно спрыгнул на красную поперечную дорожку, она находилась ниже черной. Номеру 611 не хотелось свалиться в бездну вместе с отравленными, как крысы, стариками. Ясно, что не жравшим ядовитой пищи номерам заготовлена своя смерть, но оттого, что он избежал обшей кончины — судьбы отравленной крысы, валяющейся вспухшим брюхом кверху, посиневшие зубы сведены в смертельном оскале, ему стало спокойнее. Он не верил в благополучный исход своего путешествия по резиновым коридорам дома смерти, но одну смерть он уже миновал.
Оглянувшись, он увидел проплывающие в створе красного коридора по черной дорожке туши стариков. Гнилое мясо куда-то сваливалось, может быть, в кузов грузовика. Может быть, в чан с серной кислотой, может быть, прямиком в бездонную могилу.
О том, что Отдел уничтожения Департмента Демографии арестовал Лукьянова, лейтенант Тэйлор узнал на похоронах Президента. И вынужден был тотчас доложить об этом Дженкинсу. Поскольку Лукьянов проходил по делу О'Руркэ, а банда О'Руркэ, так предполагалось, совершила политическое преступление, расследованием которого занимался сам Дженкинс. Тэйлор лишь утаил от своего босса то обстоятельство, что Лукьянов был арестован по его, Тэйлора, адресу. Дженкинс выслушал лейтенанта и приказал немедленно звонить в «приемник».
В течение получаса Тэйлор из спецавтомобиля Департмента пытался контактировать с «приемником». Однако связь по видеотелефону всякий раз срывалась:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32