Ключицы выпирают над грудью, как ручки-петли для захвата.
Ребра торчат сквозь белую футболку, джинсы держатся на ремне, а не на полном заду.

На сцене вместо луча прожектора – фрагменты из фильма: разноцветные пятна домов и тротуаров, дорожных знаков и стоящих машин проносятся по его лицу. Маска из плотного уличного движения.
Микроавтобусы и грузовики.

Он говорит:
– Эта работа, водить экскурсионный автобус…
Сплошные японцы, немцы, корейцы, все, для кого английский – второй язык, с разговорниками, зажатыми в руках, они кивали и улыбались всему, что он говорил в микрофон, пока автобус сворачивал за углы и катился по улицам, мимо домов кинозвезд или особо кровавых убийств, домов, где рок звезды умерли от передоза.
Каждый день – тот же маршрут, та же мантра из убийств, кинозвезд и несчастных случайностей.
Места, где подписывались мирные договоры. Где ночевали президенты.
Но однажды Святой Без-Кишок останавливается у домика типа ранчо, обнесенного штакетником: небольшое отклонение от маршрута, просто чтобы проверить, на месте ли старенький «бьюик» его родителей, ну, если они все еще здесь живут, и там по дворику ходит мужчина с газонокосилкой.
И Святой говорит в микрофон своему грузу под включенным кондиционером:
– Обратите внимание, вот святой Мел.
Его отец с подозрением косится на стену автобусных окон из тонированного стекла.
– Покровитель Стыда и Злости, – говорит Без-Кишок.

Теперь, ежедневно, в программе экскурсии: «Церковь святых Мела и Бетти».
Святая Бетти – заступница всех Прилюдно Униженных.
Остановившись напротив многоквартирной высотки сестры, Святой Без-Кишок тычет пальцем куда-то в район самых I верхних этажей. Там наверху – храм святой Уэнди.
– Покровительницы Терапевтических Абортов.

Остановившись напротив собственного дома, он говорит в микрофон:
– А это церковь Святого Без-Кишок. – С этими хрупкими плечиками, с губами, похожими на полоски резинового жгута, в мешковатой рубашке, в зеркале заднего вида сам Святой кажется еще меньше, чем есть.
– Покровителя Мастурбации.
И весь автобус кивает и тянет шеи, каждый хочет увидеть божественное.

Кишки


Рассказ Святого Без-Кишок

Вдохните глубже.
Наберите побольше воздуха.
Эта история должна занять столько времени, на сколько вы сможете задержать дыхание, а потом еще чуточку дольше. Так что слушайте быстрее.
Один мой приятель, когда ему было тринадцать, услышал про «петтинг». Это когда парня трахают в задницу искусственным членом. Говорят, что при достаточно жесткой стимуляции предстательной железы, можно словить совершенно взрывной оргазм в режиме «свободные руки». В тринадцать лет этот мой друг – просто маленький сексуальный маньяк. Только и думает, как бы получше спустить. Он идет в магазин – прикупить морковку и вазелин. Планирует провести небольшой интимный эксперимент. И тут он представляет, как это будет смотреться на движущейся ленте у кассы в супермаркете: одинокая морковка и баночка с вазелином. Покупатели в очереди – все смотрят. И всем сразу ясно, какие у него грандиозные планы на вечер.
И вот мой приятель покупает молоко, яйца, сахар и морковь, все ингредиенты для морковного пирога. И вазелин.
Как будто он собирается запихать себе в задницу целый морковный пирог.
Дома он обстругивает морковку в тупой инструмент. Густо намазывает вазелином и вгоняет себе в зад. А потом – ничего. Никакого оргазма. Вообще ничего, только больно.
А потом мать зовет его ужинать, этого парня. Кричит: спускайся сейчас же.
Он кое-как вынимает морковку из задницы и прячет вонючую, скользкую дуру в ворохе грязной одежды у себя под кроватью.
После ужина он возвращается к себе в комнату, ищет морковку, но ее нет. Нет и грязной одежды: пока он ел, мать забрала все в стирку. И она не могла не заметить морковку, аккуратно обструганную ножом, все еще блестящую от вазелина и вонючую.
Этот мой друг, он несколько месяцев ждет грозы. Ждет, что предки поинтересуются, спросят. Но они так и не спрашивают. Вообще. Даже теперь, когда он уже взрослый, эта невидимая морковка нависает над каждым рождественским ужином, над каждым семейным праздником. Каждую Пасху, когда он со своими детьми, внуками его родителей, ищет пасхальные яйца, призрак той злополучной морковки реет над ними над всеми.
Та самая мерзость, у которой даже нет названия.
У французов есть поговорка: «Умный на лестнице». По-французски: Esprit d’Escalier. Это значит, что человек крепок задним умом: то есть ответ, он находит, но слишком поздно. Скажем, приходишь на вечеринку, и кто-то тебя оскорбляет. Надо что-то ответить. Но под нажимом, когда все смотрят, ты выдаешь что-то совсем идиотское. Зато когда ты уходишь…
Идешь вниз по лестнице, и вдруг – словно по волшебству. Находишь те самые правильные слова, которые надо было сказать. Гениальный ответ, чтобы опустить того дятла.
Вот что такое «умный на лестнице».
Беда в том, что даже у французов нет определения тем идиотским вещам, которые ты произносишь, когда надо сказать что-то умное. Тем идиотским поступкам, которые ты совершаешь в отчаянии. Тем глупым мыслям, что лезут в голову.
Существуют поступки настолько гадкие, что их нельзя даже назвать. О них вообще не говорят.
Теперь, по прошествии времени, школьные психологи говорят, что во время последнего всплеска подростковых самоубийств, большая часть смертей приходилась на тех детишек, кто пытался слегка придушить себя, пока дрочил. Родители находили их, мертвых, с полотенцем, обернутым вокруг шеи, с полотенцем, привязанным одним концом к палке для вешалок в шкафу, в спальне. Повсюду – остывшая сперма. Понятное дело, родители прибирались. Надевали на ребенка штаны. Делали все, чтобы это смотрелось… получше. Хотя бы как что-то преднамеренное. Обычное подростковое самоубийство.
Еще один мой приятель, из школы. Его старший брат, который служил во флоте, рассказывал, что на Ближнем Востоке парни дрочат по-другому, не как у нас. Как-то они заходили в порт в какой-то «верблюжьей» стране, где на базаре продаются такие забавные штуки типа ножей для бумаг. Тонкие палочки из серебра или меди, длиной где-то с кисть руки, с пимпочкой на конце: это либо большой металлический шар, либо что-то похожее на резную рукоять меча. Этот брат, который во флоте, говорит, что арабы возбуждают себя до эрекции, а потом вводят в член эту самую металлическую штуковину. Они дрочат с этим штырьком внутри, и ощущения, когда кончаешь, совсем другие. Лучше и ярче. Острее.
Этот брат моего школьного друга путешествует по всему миру. Он-то и шлет нам все эти французские выраженьица. Русские поговорки. Полезные дрочильные советы.
И вот после этого младший брат… однажды он не приходит в школу. А вечером звонит мне и просит, чтобы я брал для него домашние задания. Ближайшие пару недель. Потому что его положили в больницу.
В палату со стариками, у которых в брюхе уже ничего не работает без медицинской помощи. Он говорит, что у них там на всех один телевизор. Все на виду. Уединиться можно лишь за занавеской. Папа с мамой к нему не приходят. Он говорит, по телефону, что теперь его предки, наверное, прибьют его старшего братца, который во флоте.
По телефону, этот парень рассказывает, как – вчера вечером – он чуток обкурился. Валялся в кровати, дома, у себя в комнате. Жег свечку, просматривал старые порножурналы – готовился обстоятельно подрочить. Уже после того, как получил то письмо от брата. С полезным советом, как дрочат арабы. Парень смотрит, чего бы такого взять, чтобы тоже попробовать. Шариковая ручка – слишком толстая. Карандаш – тоже толстый и недостаточно гладкий. Но сбоку, на свечке, натек тонкий и ровный гребешок воска. Вполне подходящий. Мой друг подцепляет его ногтем и сковыривает со свечки. Катает в ладонях, чтобы тот стал еще более гладким. Длинным, гладким и тонким.
Обкуренный и возбудившийся, он сует этот восковой стерженек себе в член, все глубже и глубже, в отверстие, через которое писают. Не до конца, так что сверху еще остается немалый кусок. И он начинает дрочить, с этой штукой, торчащей из члена.
Даже теперь он говорит, что арабы – ребята чертовски толковые. Они заново изобрели дрочилово. Мой друг лежит на спине, на кровати, и ему так хорошо, что он уже не следит за воском. До того как спустить, остается один рывок, и вдруг – воск уже не торчит наружу.
Тонкий восковой стерженек, он соскользнул внутрь. Прямо туда, до конца. Глубоко-глубоко, так что парень даже не чувствует, где он там у него, в мочеиспускательном канале.
Мать кричит снизу, что пора ужинать. Говорит: сейчас же иди за стол. Эти ребята, который со свечкой и который с морковкой, они разные люди, но жизнь у всех более или менее одинаковая.
И вот после ужина у парня начинаются боли. Это воск, и он рассуждает так: воск расплавится там, внутри, и выйдет вместе с мочой. А потом начинает болеть спина. Почки. Он уже не может разогнуться.
Он звонит из больничной палаты, на заднем плане слышен звон колокольчиков, крики людей. Какая-то телеигра.
Рентген выявил правду: что-то длинное и тонкое, согнутое пополам у него в мочевом пузыре. Эта длинная тонкая V у него внутри, она собирает все минеральные вещества, содержащиеся в моче. Становится больше, грубее. Покрытая кристаллами кальция, эта штука мотается в мочевом пузыре, царапает его мягкие стенки и не дает выходить моче. Его почки засорены. То немногое, что вытекает у него из конца, красно от крови.
Этот парень, и его предки, все семейство, они смотрят на снимок, и врач, и медсестры, все смотрят на эту здоровую белую V из воска, так что парню приходится сказать правду. Про то, как дрочат арабы. Как написал ему брат, который служит во флоте.
По телефону, прямо сейчас, он плачет.
За операцию заплатили из денег, отложенных ему на колледж. Одна дурацкая ошибка, и адвокатом ему уже никогда не бывать.
Пихать в себя, что ни попадя. Соваться куда ни попади. Свечка в члене или голова в петле, мы знали, что это закончится очень плачевно.
Меня лично к такому концу привело то, что я называл ловлей жемчуга. Это когда ты дрочишь под водой, в бассейне в родительском доме, сидя на дне на глубине. Сделав глубокий вдох, я опускался на самое дно, снимал плавки. И сидел там, под водой, по две, три, четыре минуты.
Вот так, чтобы дрочить, я развил легкие. Когда никого не было дома, я занимался этим делом с обеда до вечера. Когда я, наконец, спускал, моя сперма – она расплывалась под водой большими, толстыми, молочными плюхами.
Потом я снова нырял, чтобы все это собрать. Отловить все комочки и втереть их в полотенце. Отсюда и «ловля жемчуга». Пусть даже там была хлорка, я все равно переживал за сестру. И, Господи всемогущий, за маму.
Вот чего я боялся больше всего на свете: моя девственница-сестра думает, что она просто толстеет, а потом рожает ребеночка, дебила с двумя головами. И обе его головы – прямо вылитый я. Я – и папа, и дядя.
Но в итоге тебя пришибает совсем не то, чего ты боялся.
Что мне нравилось больше всего в ловле жемчуга, так это впускное отверстие фильтра бассейна и циркуляционный насос. Самый кайф: сесть на него голой жопой.
Как скажут французы: кому же не понравится, чтобы ему обсосали задницу?
И все же: вот ты просто мальчишка, затеявший подрочить… и вдруг, раз и все – адвокатом тебе уже не бывать.
Вот я сижу на дне бассейна, и небо волнуется – бледно-голубое сквозь восемь футов воды у меня над головой. Вокруг тихо-тихо, только в ушах шумит кровь. Мои желтые полосатые плавки обернуты вокруг шеи – для сохранности, на тот случай, если кто-нибудь из друзей, или соседей, ну или вообще кто-нибудь забежит узнать, почему я пропустил футбольную тренировку. Спускное отверстие фильтра присосалось сзади, и я трусь об него своей тощей, белой задницей для полноты ощущений.
Вот я сижу, набрав воздуха в легкие, со своим членом в руке. Предки еще на работе, сестра – в балетном кружке. Дома никого нет и не будет еще сколько-то часов.
Рука хорошо поработала: я уже готов кончить, но я останавливаюсь. Всплываю, чтобы набрать еще воздуха. Ныряю, усаживаюсь на дно.
Снова и снова.
Наверное, поэтому девушки любят, когда их там вылизывают и обсасывают. Это всасывающее ощущение – как будто садишься посрать, и процесс продолжается бесконечно. Член стоит, отверстие фильтра всосалось в задницу, мне даже не нужно дышать. В ушах колотится пульс, я сижу под водой, пока у меня перед глазами не начинают плясать яркие искорки света. Ноги вытянуты вперед, кожа на сгибе коленей трется о бетонное дно, обдирается до ссадин. Пальцы на ногах уже начинают синеть, пальцы на ногах и руках – все сморщенные оттого, что так долго пробыли в воде.
А потом я разрешаю, чтобы это свершилось. Большие белые плюхи извергаются наружу. Жемчужины.
Теперь мне нужен воздух. Я пытаюсь оттолкнуться ногами от дна, но у меня ничего не выходит. Я не могу поджать ноги. Задница присосалась намертво.
Врачи «скорой помощи» знают, что каждый год примерно 150 человек застревают вот так, в бассейне, когда их засасывает циркуляционный насос. Длинные волосы или задница попадают в струю – и ты тонешь. Ежегодно так погибает более ста человек. Большинство – во Флориде.
Просто об этом не говорят. Даже французы говорят далеко не обо ВСЕМ.
Я приподнимаю одно колено, поджимаю под себя ногу, приподнимаюсь в полу стоячее положение и чувствую, как что-то дергает меня за задницу. Поджимаю под себя другую ногу, отталкиваюсь от дна. Бью ногами по воде, уже не касаясь дна, но и не выныриваю на поверхность.
Бью по воде ногами и руками, я уже на полпути к поверхности, но выше – никак. Шум крови в ушах становится громче, пульс – чаще.
В глазах рассыпаются яркие искры, я оборачиваюсь и вижу… что еще за ерунда. Толстенная веревка, что-то вроде змеи, синевато-белая и оплетенная венами вытянулась из сливного отверстия, и держит меня за задницу. Некоторые из вен подтекают кровью, красной кровью, которая под водой кажется черной, она сочится из мелких разрывов на бледной коже этой змеюки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9