Я объяснил, что с давних времен люди обитают не только на планетарных телах, но и в искусственных космических поселениях, где гравитация практически равна нулю. Это тоже часть человечества, хотя сходство сакабонов с обычными людьми весьма и весьма проблематичное.
– Ты можешь мне их показать? – спросила Шандра, поворачиваясь к экрану.
Экран в гимнастическом зале огромный – метров пятнадцать, над дальним бортиком бассейна. Когда я купаюсь, на нем проецируется какой-нибудь тихоокеанский пейзаж и создается полное впечатление, что плывешь к далекому коралловому атоллу с растрепанными пальмами и живописной скалой на заднем плане. Сейчас экран затопила безбрежная ласковая морская синева – полный штиль где-нибудь в районе островов Фиджи.
Я с сомнением покосился на эту картину.
– Хочешь увидеть сакабона, милая? Не слишком приятное зрелище, поверь мне.
– Я буду держать тебя за руку, – сказала Шандра с полной серьезностью. – Тогда я не испугаюсь. И все же она вздрогнула, когда экран показал нам трехметровое существо с огромными конечностями, тонкими и длинными, как паучьи лапы. Женщина-сакабон уставилась прямо на нас круглыми карими глазами; ее глазные яблоки будто вылезали из орбит, выпирающие кости грозились проткнуть бледную кожу, вид суставов и сочленений наводил на мысли об анатомическом атласе. Ее груди были малы по любым общепринятым стандартам, но, несмотря на почти полное отсутствие плоти, обвисали застывшими каплями. Фактически у нее не имелось жировых тканей и мышц, а лишь все те же кости, суставы, кровеносные сосуды и сухожилия. Она была отлично приспособлена к жизни в невесомости; тяжесть в одну десятую земной сломала бы ей позвоночник.
– На руках и ногах – по два сочленения, а пальцы очень длинные, гибкие и цепкие, – сказал я Шандре. – Мечта, а не пальцы! Это недавняя генетическая модификация, и я знаю кое-кого из моих коллег, заполучивших такие. Например, Шард с “Шаловливой красотки”… Он считает, что с такими загребущими лапами легче обделывать торговые дела и пилотировать челнок… Но вернемся к этой леди. – Я покосился на экран. – Видишь ли, милая, в глазах сакабонцев она невероятно красива, но у нас с тобой другое мнение, не так ли? И раз мы не хотим сделаться похожими на нее, нам нужно заниматься гимнастикой. Вцепившись в мою руку, Шандра очарованно взирала на экран. Похоже, сакабонская леди вовсе не казалась ей отвратительной; наверное, потому, что она не видела нагих человеческих тел – не считая моего и своего собственного. Интересно, каким представлялся ей сказочный принц, о котором она мечтала?..
Вряд ли в облике сакабона…
Я махнул рукой, и изображение растворилось в аметистовых морских волнах.
Шандра взволнованно вздохнула.
– Грэм… скажи мне, Грэм… мы много встретим таких… таких странных людей в чужих мирах?
– Нет, моя дорогая. Сакабоны стали такими почти естественным путем, в результате направленной эволюции, но искусственное моделирование разумных существ нигде не поощряется. По большей части слишком радикальные трансформации запрещены законом и считаются безнравственными. Да и кто из родителей позволит, чтобы их ребенок превратился в монстра? Наоборот, они прибегают к генетической корреляции, чтобы дитя походило на них, но обладало большими талантами, здоровьем и красотой. Хотя, конечно, бывают и исключения… Например, Тритон и Бесценная Жемчужина…
Я опустился на бортик бассейна. Шандра устроилась рядом и принялась болтать ногами в воде. В ее зеленоватых глазах плясали чертики любопытства.
– Бесценная Жемчужина? А что там случилось, Грэм?
– Это гедонистический мир, малышка. Они решили, что человек – продукт жестокой земной эволюции и плохо приспособлен для чувственных наслаждений. А Жемчужина – прекраснейшая из планет, и жизнь на ней сплошное удовольствие, почти как в Раю…
Это недалеко от истины; даже я был поражен, отыскав эту чудную мирную планетку. Не стану описывать ее, скажу лишь, что она была прекраснее Пенелопы и Эдема, вместе взятых, и будто самим Творцом предназначалась для райского бытия. Я питал на этот счет большие надежды, предложив заселить ее некой секте эпикурейцев с Логреса. Они-то все и испортили! У них были генетические программаторы, и с их помощью эти жизнелюбы превратились за сотню лет в настоящих боровов, а их потомство – вообще в нечто неописуемое. Странные существа, гермафродиты, способные лишь к чувственным наслаждениям… Вдобавок все их тело являлось эрогенной зоной, так что они предавались любви, почесывая себе коленку или за ушами… А вот между ушей был полный вакуум! Конечно, эти ребята хотели сделать как лучше, а получилось как хуже. Человеческая психика не приспособлена к постоянному оргазму – как и к тому, что его может вызвать простое рукопожатие. В результате среди несчастных прокатилась волна самоубийств, а те, кто не желал наложить на себя руки, требовали, чтоб их переделали обратно. Такая операция не очень сложна в физиологическом плане, но как исцелить дефекты психики? Большинство трансформированных так и не смогли приспособиться; они страдали нимфоманией и необоримой тягой к эксгибиционизму и самым извращенным формам проституции. Не думаю, что их осталось много. Не думаю, что они были счастливы: Не думаю, что их мир был Раем!
Выслушав меня, Шандра кивнула:
– Эти переселенцы с Логреса… они ведь желали счастья своим детям и все решили за них… совсем как мой отец…
– Очень похоже, – согласился я. – Продлить свою жизнь через детей – один из главных человеческих инстинктов еще с той эпохи, когда жизнь измерялась шестью или семью десятилетиями. В нем нет ничего дурного, если предки не уродуют потомков, не подгоняют их физически и нравственно к своей системе ценностей… – Я криво усмехнулся. – Мой грех – противоположного свойства. Я породил тысячи потомков, но не воспитал ни одного из них. Точеные брови Шандры приподнялись, придав ее лицу тревожное выражение.
– Тысячи… Ты так часто женился? И твои браки были короткими?
– Браки тут ни при чем, девочка, мое потомство – продукт искусственного осеменения. Когда-то я считался знаменитостью, а женщины так тщеславны… Мой генотип был модным, и они желали растиражировать и увековечить его. Кажется, она почувствовала облегчение.
– Это совсем не похоже на естественный процесс… Я думаю, такие потомки не могут требовать твоего внимания и помощи. Но ты сказал, что считался знаменитостью… Разве ты уже не знаменитость, Грэм?
– Увы, слава преходяща! Двадцать тысяч лет слишком большой срок, и теперь я сделался скорее историческим персонажем вроде Александра Великого, Нерона и Альберта Эйнштейна. Знаешь, меня вполне серьезно спрашивали, не доводилось ли мне встречаться с этой троицей, – и спрашивали не детишки! Ну, и кое-что еще… У меня масса клонированных органов, подвергнутых генетической коррекции, и хоть я не киборг, но, если разобраться, я уже не прежний Грэм Френч… Тебя это не смущает?
Искоса взглянув на меня, Шандра взболтала воду ногами.
– Вовсе нет, Грэм! Ведь твои клонированные органы лучше старых! Только одно хорошее и ничего плохого.
– Ну, если так… Но ты не беспокойся, детка, в настоящий момент я бесплоден. Ее глаза расширились.
– Насовсем?
– Конечно, нет! Это всего лишь мера предосторожности. Знаешь, на перенаселенных мирах не поощряется рождение детей, даже если их отцом стал знаменитый Кэп Френчи… Но мою способность можно вернуть. Я хорошо запомнил этот разговор – первую нашу беседу о детях. Если б я мог предвидеть, к чему это приведет! Ну, как говорится, человек предполагает, а Бог располагает…
Шандра снова взбила воду и одобрительно заметила:
– Знаешь, Грэм, ты очень рассудительный мужчина! Это мне нравится. Я боялась заполучить более страшного космического монстра… – Тут она хихикнула и заявила:
– Ты говорил что-то о гимнастике… А как насчет плавания? Без купальных костюмов? Поучишь меня?
И мы занялись плаванием – конечно, без купальных костюмов, раз так пожелала моя леди.

ГЛАВА 6

Шло время. Мы направлялись к окраине системы Мерфи, откуда я собирался стартовать к Барсуму. Как всегда, наш полет состоял из трех стадий: разгон на маршевых ионных двигателях, свободный дрейф (чтобы удалиться от планеты на приличное расстояние), а затем прыжок в поле Ремсдена – или переход, как его еще называют. Во время прыжка мы двигались с околосветовой скоростью и покрывали огромные расстояния за считанные дни – разумеется, с нашей собственной точки зрения. Для обитателей планетарных тел проходили годы, а иногда десятки лет, но тут уж ничего не поделаешь, таков темпоральный парадокс теории относительности. Еще никто не научился перемещаться в пространстве быстрее светового луча, и я сомневаюсь, что такой фокус вообще возможен. Итак, шло время. Я вылечил Шандре кожу на руках и познакомил ее со всеми помещениями “Цирцеи”, кроме тесной каморки, прилегавшей к ториевому реактору и двигателю Ремсдена; она перестала называть столовую трапезной, спальню – опочивальней и уже уверенно командовала роботами. Гимнастика и плавание стали обязательной частью нашего дневного распорядка. Они приносили мне массу удовольствий – ведь куда веселее бросать мяч в Шандру, нежели тренироваться с роботом. Вскоре мы обнаружили, что эти забавы подхлестывают наше взаимное влечение, и маршрут из гимнастического зала в спальню сделался для нас традиционной предобеденной процедурой. Занятия сексом при пониженном тяготении имеют свою прелесть, но случалось, что мы не добирались до кровати – если Шандра атаковала меня на трамплине или в бассейне. В такие моменты она не очень беспокоилась насчет гравитации.
Сказать по правде, ее сексуальные поползновения очень мне льстили, но я был достаточно стар и мудр, чтобы приписывать их своему мужскому очарованию. Она была страстной женщиной и обладала временем для любовных утех, но не одна лишь физическая потребность руководила ею – прежде всего она желала сделать меня счастливым, испытывая чувство огромной благодарности ко мне. Разве я не вырвал ее из лап Святого Арконата, пожертвовав солидный вес платины? Разве, выкупив ее, я не даровал ей свободу и не сделал своей законной женой? Разве я не проводил с ней все свое время, не заботился о ней, не холил ее? Разве я не учил ее многим и многим вещам, которые полагалось знать леди Киллашандре, хозяйке космического корабля “Цирцея”? Разве я не осыпал ее подарками, не увешивал греховными побрякушками, как сказал бы аркон Жоффрей? Да, я делал все это – фактически ради собственного удовольствия. Какой-нибудь педант или психоаналитик назвал бы это своеобразным проявлением мужского эгоизма, но я всегда плевал на мнение педантов – как, впрочем, и психоаналитиков. Подарки нравились Шандре, однако не приводили ее в телячий восторг1. Я не сомневаюсь, что она была бы довольна, позволь я носить ей тот самый розовый комбинезончик из моего челнока. Она носила бы его до тех пор, пока он не расползся бы по швам, и лишь обрадовалась бы, если б я предложил ей ходить по такому случаю голой. Во всяком случае, я уверен, что мои рассказы нравились ей гораздо больше подарков; рассказам она внимала с жадностью человека, сорок лет просидевшего на необитаемом острове. Но еще больше, чемслушать эти истории, ей хотелось помочь мне. После котлов непорочных сестриц никакое дело ее не пугало; она бы и бровью не повела, если б я предложил ей почистить ходовые дюзы в компании роботов.
Впрочем, я нашел ей более интересное занятие. Мой бизнес заключается в основном в торговле идеями и демонстрационными образцами. Перевозить сырье – кроме самого дорогого, вроде благородных металлов, – бессмысленно; любой населенный мир столь же богат рудами и минералами, как праматерь Земля, и не нуждается в подобном импорте. Равным образом бессмысленно тащить за десятки светолет станки, компьютеры или глайдеры; в развитых мирах их легче воспроизвести по чертежам, а в отсталых они бесполезны – ввиду отсутствия запасных частей, источников энергии и опытных техников. Что же остается? Предметы искусства, необычные животные, странные растения, а также, само собой, идеи.
Идеи могут быть самыми разными; для меня в эту категорию попадают научные открытия, технологические новшества, спецификации всевозможных приборов или машин, серьезные труды и развлекательная литература, записи зрелищ и театральных постановок, рецепты странных блюд, музыка и, разумеется, мода. Мода – иными словами, платья, костюмы, белье и Эверест сопутствующих аксессуаров – важная часть моего бизнеса, хотя и несколько рискованная: не всякий мир воспримет обычаи, родившиеся за сотню парсеков, в другой галактической спирали. Но если вы все же намерены что-то продать, вам придется устраивать выставку – настоящее шоу с показом мод’, с аукционом, с выпивкой и закусками, в добром старом земном духе. Обычно я провожу такие мероприятия в главном салоне “Цирцеи” (для чего он, кстати, и предназначается) либо снимаю демонстрационный зал в одном из лучших отелей. Но перед этим шоу мне приходится изготовить образцы (то есть дать указания роботам), нанять агентов, изучить их рекомендации, разослать приглашения журналистам и местным законодателям мод, а главное, найти подходящих манекенщиц. Это не простая проблема; мои модели должны быть привлекательными, популярными и не безумно дорогими – во всяком случае, не настолько, чтобы пустить меня по миру. Иногда мне с ними не везло, иногда везло, а случалось, очень везло – когда эти девушки, закончив демонстрацию, скрашивали мое одиночество. Но теперь я был не одинок: я обладал женщиной, прекрасной во всех отношениях, с великолепной фигурой, с врожденной грацией, с тонкими чувствами и незаурядным умом. Вдобавок этой женщине было нечем заняться – кроме постели, спортзала и поучительных бесед… Вы понимаете, куда я веду?..
Словом, я показал ей голограммы всех предыдущих шоу, велел соорудить в большом салоне помост и перепрограммировал двух роботов, сделав их костюмерами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51