Джон ЭНТОНИ
ГИПНОГЛИФ


Уютно, словно в гнездышке пристроив в ладони очередной экспонат,
Джарис провел большим пальцем по неглубокой выемке на отполированной
поверхности.
- Вот воистину жемчужина моей коллекции, - сказал он, - только она до
сих пор безымянная. Правда, мысленно я подобрал ей подходящее название:
гипноглиф.
- Гипноглиф? - задумчиво повторил Мэддик и отложил в сторону
изысканно ограненный венерианский опал величиной с доброе гусиное яйцо.
Джарис снисходительно улыбнулся гостю: тот был значительно моложе
хозяина дома.
- Гипноглиф. Да вот, поглядите. - Он любезно протянул вещицу.
Ладонь Мэддика бережно приняла предмет, о котором шла речь; большой
палец нежно прошелся по выемке, остальные принялись легонько поглаживать
диковинку.
- Жемчужина коллекции? - недоверчиво протянул Мэддик. - Да ведь это
обыкновенный кусочек дерева, не более.
- Аналогичное определение можно дать и понятию "человек":
"обыкновенная глыба мяса, не более", - возразил Джарис. - Однако человек
подчас бывает наделен и кое-чем необыкновенным.
По-прежнему лаская пальцем неглубокую выемку, Мэддик обвел взглядом
все несметные сокровища, принадлежащие хозяину дома.
- Это уж точно. В жизни не видывал необыкновенного в таком
количестве.
Джарис ответил мягко - по-видимому, пропустил мимо ушей алчные нотки
в голосе младшего собеседника.
- Ну, у вас еще не так много лет за плечами. Глядишь, и вам выпадет
на долю что-нибудь необыкновенное.
Мэддик вспыхнул, едва заметно надув губы, пожал плечами.
- Для чего, собственно, предназначена эта штучка? - поинтересовался
он. Вещицу он поднес чуть ли не к самому носу и, любуясь ею, поглаживал то
одним, то другим пальцем.
Джарис улыбнулся с прежней снисходительностью.
- Именно для того, что вы с нею проделываете. Эта, как вы изволили
выразиться, штучка срабатывает безотказно. Стоит только взять ее в руки -
и ваш палец безотчетно принимается поглаживать ямочку и столь же
безотчетно противится любым попыткам заставить его прекратить свое
занятие.
Мэддик заговорил с теми самыми интонациями, какие припасены у
молодежи на случай, когда, хочешь не хочешь, приходится ублажать ветхих
старцев.
- Приятная вещица, - похвалил он. - Но к чему такое претенциозное
название?
- Пре-тен-ци-озное? - удивленно протянул Джарис. - А я бы сказал -
описательное. Гипноглиф-то, и на самом деле оказывает гипнотическое
воздействие на всех без исключения.
Он с улыбкой наблюдал за тем, как ласкают вещицу пальцы молодого
человека.
- На рубеже двадцатого и двадцать первого веков (вы, наверное, это
проходили) такими материями занимался один ваятель, некий Гейнсдэл. Он
даже породил новое направление в скульптуре - так называемый тропизм.
По-прежнему поглощенный необычной забавой, Мэддик пожал плечами.
- В ту эпоху кто только не основывал новые направления... Но о
тропизме мне, кажется, не доводилось слышать.
- В основе тропизма лежала прелюбопытнейшая гипотеза, - продолжал
Джарис, вертя в руке арктурианский астрокристалл и следя за переливчатой
игрой преломленных солнечных лучей. - Гейнсдэл утверждал (притом,
насколько мне дано судить, не без оснований), что поверхностному слою
любого животного организма свойственны те или иные врожденные осязательные
реакции. Коту изначально присуща любовь к почесыванию за ухом. Подсолнуху
изначально присуща тяга к свету.
- А ушам изначально присуще стремление вянуть, - подхватил Мэддик. -
Вы преподнесли мне несколько основополагающих фактов. Что же из них
вытекает, какова мораль?
- Интересны не столько сами факты, сколько способ ими распорядиться,
- отвечал Джарис, не обратив внимания на колкость младшего собеседника. -
Гейнсдэл просто-напросто довел свое осознание тропизма дальше кого бы то
ни было. Во всяком случае, дальше, чем любой другой житель Земли. Гейнсдэл
утверждал, что каждому участку человеческой кожи изначально присуща
специфическая реакция на определенные формы и фактуры, и задался целью
ваять такие предметы, которые, как он сформулировал, приносили бы тем или
иным участкам кожи первозданное наслаждение. Он создавал специальные
предметы для растирания шеи, для поглаживания лба. Даже уверял, будто
умеет таким способом исцелять людей, страдающих головными болями и
мигренями.
- Это же не что иное, как древняя китайская медицина, - блеснул
эрудицией Мэддик. - Да вот не далее как с неделю назад я приобрел талисман
- изделие, датированное восьмым веком, - для растираний при ревматических
болях. Антикварная вещь.
- Бесспорно, Гейнсдэл был знаком с восточной глиптикой, - вежливо
сказал Джарис. - Но он пытался систематизировать идеи, лежащие в ее
основе, и выстроить их в упорядоченную теорию. Даже ударился в возрождение
нэцкэ - фигурок, посредством которых японские самураи подвешивали к поясу
трубки и кисеты. Ведь своим ваянием Гейнсдэл стремился охватить подспудные
реакции всех частей человеческого тела. На одном из этапов своего
творчества он даже взялся за бижутерию и сконструировал браслеты, приятные
руке. Позднее переключился на конструирование кресел, неотразимых для
ягодиц.
- Тоже искусство, - вставил Мэддик; все это время он то перекатывал
диковинную вещицу в кулаке, то возвращал в излюбленное положение - выемкой
к большому пальцу, чтобы удобнее поглаживать. - Скульптор-то поистине
ухватился за суть тела.
Он улыбнулся Джарису, как бы приглашая оценить шутку, но не встретил
ожидаемого отклика.
Опустив глаза, Джарис перевел взгляд на руку гостя: пальцы
по-прежнему оглаживали гипноглиф, словно обрели самостоятельную жизнь.
- После этого, - продолжал Джарис, не обратив внимания на выпад, -
Гейнсдэл перешел к конструированию спальных принадлежностей: создавал
деревянные подушки наподобие японских чурбаков, уверяя, будто такая
подушка навевает сладостные сновидения. Но плодовитее и охотнее всего он
творил для кисти человеческой руки, так же как мастера японской пластики
предпочитали творить именно нэцкэ. Ведь у человека пальцы рук наряду с
осязанием наделены подвижностью, поэтому они с особо обостренным
наслаждением реагируют на фактуру и массу раздражителя.
Джарис положил астрокристалл на место; теперь он смотрел, не
отвлекаясь, только на пальцы Мэддика.
- Точь-в-точь как сейчас ваши, - добавил он. - Гейнсдэл добивался
такой формы, перед которой не устояла бы рука человека.
Мэддик перевел взгляд на вещицу: пальцы теребили ее так самозабвенно,
словно после долгого ожидания только сейчас наконец-то остались с нею
наедине, вдали от взрастившей их руки и управляющего ими мозга.
- Должен признать, ощущение приятное, - сказал он. - Но, думается,
теорийки ваши притянуты за уши. Едва ли можно утверждать, что удовольствие
это абсолютно неотразимо. Если человеком овладевает жажда подобного
наслаждения и он над нею не властен, то отчего мы с вами до сих пор не
вцепились друг другу в глотки, не передрались из-за права на удовольствие
гладить эту штуковину?
- Наверное, оттого, что мое желание слабее вашего, - мягко ответил
Джарис.
Мэддик обвел взглядом сокровищницу хозяина дома.
- Да, вы, черт возьми, и без того как сыр в масле катаетесь! -
вырвалось у него, и на какой-то миг его голос утратил обычную
вкрадчивость. Однако Мэддик тут же понял, что выдает себя с головой, и
поспешил сменить тему беседы. - А я-то полагал, вы коллекционируете
исключительно предметы внеземного происхождения. Как же затесался сюда
этот экспонат?
- Да, действительно, любопытное совпадение, - отозвался Джарис. -
Вернее, одно из звеньев в цепи любопытных совпадений. В руке у вас
экспонат внеземного происхождения.
- А прочие любопытные совпадения? - не унимался Мэддик.
Джарис раскурил зловонную манильскую сигару.
- Начну-ка я, пожалуй, с самого начала, - произнес он сквозь клубы
дыма.
- Я так и чувствовал - не миновать мне длинной истории, - отозвался
Мэддик. - Узнаю коллекционера, все вы на один лад. Великие мастера плести
небылицы. Ради этого, я считаю, и собирают коллекции.
- Профессиональная болезнь, - улыбнулся Джарис. - Сакраментальный
вопрос: собираем мы коллекцию ради того, чтобы плести небылицы, или плетем
небылицы ради того, чтобы собрать коллекцию? Если свою небылицу я изложу
достаточно складно, то мне, быть может, посчастливится и я заполучу в
коллекцию вас самого. Усаживайтесь-ка поудобнее, а я уж приложу все
старания: как-никак новая аудитория - новый стимул.
Радушным взмахом руки он указал Мэддику на кресло, причудливо
вырезанное из слоновой кости, придвинул поближе к гостю
вентилятор-увлажнитель, ароматические пастилки и графин с дунайским
бренди, сам же расположился за письменным столом и опять-таки знаком
предложил Мэддику угощаться.
Выдержав неизбежную эффектную паузу, в какой не откажет себе ни один
рассказчик, Джарис заговорил:
- Этой безделкой я дорожу по многим причинам, но по крайней мере одна
из них чрезвычайно проста: гипноглиф мне достался в последнем моем дальнем
рейсе. Как видите, - прибавил он, небрежно поведя вокруг рукой, - я
допустил ошибку: вернулся разбогатевшим, и богатство убило во мне тягу к
странствиям. Пожадничал - и вот теперь до конца дней своих прикован к
Земле.
Все еще поглаживая большим пальцем выемку, Мэддик вставил:
- Насколько я понимаю, если у человека денег куры не клюют, то это не
самая страшная беда.
Но Джариса не так-то легко было отвлечь от нити повествования.
- Вел я тогда поиск астрокристаллов вблизи Денеб-Кайтоса, и мне вдруг
сказочно повезло: я наткнулся на пояс астероидов, а те буквально ломились
от феерически красивых самоцветов. Набили мы ими звездолет так, что нам
вполне по карману оказалось бы дважды купить такую планету, как Земля, со
всеми потрохами, и уж собрались было в обратный путь, как вдруг
обнаружили, что вокруг Денеб-Кайтоса обращаются какие-то планеты. До нас
там шарило еще несколько экспедиций, и никто в своих отчетах даже
словечком не обмолвился о планетной системе, сами же мы до того увлеклись
погрузкой кристаллов на борт, что не очень-то озирались по сторонам. После
уж я сообразил: то, что мы приняли за астероидный пояс, на самом деле было
обломками погибшей планеты, они по-прежнему обращались вокруг своего
светила. А поскольку в тех обломках содержание самоцветов составляло
восемь процентов, можно было надеяться, что где-то неподалеку отыщется
главная жила. Мы в темпе произвели съемки всей системы, сделали
необходимые экспресс-анализы и приняли решение высадиться на восьмой
планете - собрать там образцы пород, а также данные о формах жизни.
Признаки жизни отмечались и на ДК-6, но не настолько явные, чтобы стоило
там бросать якорь. А вот на ДК-8, судя по всему, жизнь отличалась
многообразием. В этом случае вполне можно было всерьез надеяться на премию
Галактической федерации. Конечно, когда у тебя на борту груз
астрокристаллов, экипажу корабля даже миллион юнитов покажется разменной
монетой, но ведь всякому лестно войти в историю, всякий мечтает стать
первооткрывателем новой формы разума. Сами понимаете, колумбов комплекс и
т.д.
В общем, высадились мы на ДК-8, и там-то я раздобыл вещицу, которой
вы забавляетесь. На ДК-8 она служит охотничьей принадлежностью.
Мэддик был озадачен.
- То есть как охотничьей? - переспросил он. - Вы имеете в виду тот
способ, каким Давид разделался с Голиафом? Камень для пращи?
- Да нет же, - Джарис брезгливо поморщился. - Это вовсе не
метательный снаряд. Это приманка. Манок. Аборигены расставляют в лесу
такие манки и с их помощью отлавливают диких зверей.
Не переставая вертеть диковинку в пальцах, Мэддик пригляделся к ней
повнимательней.
- Да полноте! - сказал он. - Что же с нею можно поймать? Выходит, там
попросту раскладывают в лесу такие игрушки и ждут, пока в них наползут
муравьи, чтобы после их съесть? А приманкой служит эта выемка?
- В глубоком космосе приключаются и не такие чудеса, - голос Джариса
прозвучал резче обычного, но тут же смягчился. - Вы молоды, у вас еще все
впереди. Вот, например, это орудие охоты; вы наверняка не поверите, что на
нем заждется целая культура. Вы еще не подготовлены к тому, чтобы
уверовать.
Улыбка Мэддика означала: "В конце-то концов, нельзя же надеяться, что
я всерьез развешу уши, выслушивая подобный вздор!". Вслух же он сказал:
- Небылица и есть небылица, какой с нее спрос. Выкладывайте дальше.
- Да, - согласился Джарис, - пожалуй, звучит неправдоподобно. В
известной мере именно это и характерно для космоса: там на каждом шагу
тебя подстерегает что-нибудь неправдоподобное. Спустя какое-то время
начинаешь забывать о том, что же такое норма. Тогда-то и становишься
заправским астронавтом. - Он обвел глазками свою уникальную и бесценную
коллекцию. - Взять хотя бы ДК-8. Коль скоро к встрече с разумной жизнью
нас подготовил индикатор, мы ничуть не удивились, увидев там гуманоидов.
Уже в то время стала общеизвестной истина: разумная жизнь возможна только
в форме приматов или квазиприматов. Кто лишен надбровной дуги и цепкой,
приспособленной к хватанию конечности, у того просто-напросто отсутствуют
предпосылки к зарождению разума. У обезьяны развиваются хватательные
конечности, они позволяют ей держаться за ветви, когда она лазает по
деревьям;
1 2