Носатый не знал схем и
методик, не интересовался географией эрогенных зон. Он являл собой
образчик одаренного импровизатора, угадывающего желания партнерши по
дрожи, температуре тела, по нюансам, названия которым свет еще не
придумал. Пальцы действовали помимо его воли. Можно было сказать, что
сейчас ими управляла она. Инициатива сменила хозяина. Мужчина обращался в
послушный инструмент разгорающихся энергий. Тех самых, что заполнили купе
до краев, окутав случайных попутчиков плотным коконом.
Женщина задыхалась. Испытание оказалось не из легких. Она боролась с
дикими, поднимающимися из неведомых глубин силами, даже не пытаясь
прибегнуть к логике. Подобное с ней творилось впервые.
- Милый! Откуда ты здесь?.. Каким образом?..
- Не открывай глаза, - мягко шепнул носатый. Губы его склонились,
оказавшись новой пыткой для женщины. Они гуляли по лицу, по всему телу,
нигде не задерживаясь, зажигая точку за точкой, превращая локальные очаги
в единое бушующее пламя. Она не заметила, когда ее успели раздеть. Носатый
лежал уже рядом.
- Чародей, - она прижалась к его плечу и всхлипнула. - Я ничего не
знала! Совершенно ничего!.. Скажи правду, это все еще сон?
- Все зависит от твоего желания, - он печально улыбался. - Сны
подвластны людям. И жизнь тоже...
- Но если это сон, он когда-нибудь прекратится!
- Он не прекратится, если мы не откроем глаза.
- Ты боишься, что мы увидим друг друга?
- Я боюсь, что ты увидишь меня.
- Но почему? Ты похож на кого-нибудь из персонажей Гюго? Я бы это
наверняка ощутила! Разве не так?
- Возможно... Впрочем, если хочешь, смотри. Но ты ВСЕ РАВНО НИЧЕГО НЕ
УВИДИШЬ.
- Почему? - женщина распахнула веки и в недоумении поднесла руку к
лицу. - Действительно! Ничего не вижу!
- Честно говоря, я тоже.
- Может быть, наступила ночь?
- Возможно.
- Или поезд движется по тоннелю?
- Тоже вполне вероятно.
Собеседница погладила мужчину по щеке.
- Что ж, тогда я подожду.

Вагон-ресторан отдали юбиляру с охотой. Слово свое сказали и видные
гости, и деньги, выложенные самим юбиляром. На двери снаружи повесили
запретные таблички, работники ресторана Дима и Верочка перешли в полное
распоряжение празднующих...
- Вдумайтесь, юбилей, отмеченный на скорости семьдесят километров в
час! Ей богу, в этом что-то есть.
- Жаль, что мы не на семидесятилетии...
- Типун вам на язык! Хорошо хоть Геннадий Васильевич не слышит.
- И все же скорость - это здорово!
- Прежде всего это оригинально, Ниночка. По приезду будет чем
похвастаться. Да и наш юбиляр, похоже, не внакладе.
- Это уж точно! Нынешние цены кусаются.
- Да так, что кровь идет.
- А когда они не кусались, Федор Фомич?
- Ваша правда, но то, что происходит сейчас, простите меня, не
умещается ни в какие рамки! Нельзя сравнивать укус мышки и волчью хватку.
- То ли еще будет, Федор Фомич! Пройдет год-два, и вспомним об акулах
с драконами.
- В каком смысле?
- В кусачем, каком же еще?
- Сплюньте, немедленно сплюньте!.. Вот так. И по дереву три раза.
- Пожалуйста... Только все равно не поможет.
- Господи! Что за поколение пошло! Никакого страха. В наше время на
жизнь смотрели иначе...
Юбилей протекал ровно, без эксцессов. Вполне искренне люди улыбались
друг другу, с удовольствием пили на брудершафт. И как на всяком веселом
сборище присутствовали обязательные посторонние. Впрочем, вели они себя
довольно уверенно, и большинство гостей уже принимало их за своих. После
трех часов непрерывных здравиц часть публики отсеялась, однако на общий
ход событий это отнюдь не повлияло.
- Позвольте, друзья, маленький тост, - с рюмкой итальянского
"Амаретто" с места поднялся представительный Федор Фомич. Кто-то услужливо
зазвенел ножом о бокал. - Тост о Геннадии Васильевиче. О нем здесь
говорили уже много, говорили красочно, но никто не упомянул одной
черточки, весьма славной на мой взгляд, заслуживающей всяких похвал...
- Геннадий Васильевич - большой умница и талант! - пробасил кто-то.
- Нет, - строго возразил Федор Фомич и тут же смешался. - То есть я
хотел сказать другое... А талант ммм... это бесспорно, о нем мы прекрасно
наслышаны, как и об уме нашего уважаемого юбиляра. И все-таки
профессионализм в жизни человека - не самое главное...
- Спорно, Федор Фомич, очень спорно!
- Дайте же досказать!
- Протестую! Геннадий Васильевич - мужчина, а для мужчины профессия -
первооснова жизни!
Немедленно вспыхнул спор. Федор Фомич беспомощно развел руками. Один
из посторонних, называющий себя Семеном, яростно застучал вилкой по
тарелке. Мохнатые брови его осуждающе шевелились. На выступающего он
поглядывал с преданностью не совсем утвердившегося в обществе человека.
- Ничего, Федор Фомич, перекричим. Только скажите.
Геннадий Васильевич, юбиляр, пьяно улыбался и добродушно помахивал
рукой. Так вожди помахивают с праздничных трибун колоннам демонстрантов.
Геннадию Васильевичу было все равно, что о нем скажут. Палитра, вобравшая
в себя шампанское, шоколадно сладкое "Амаретто" и армянские вина,
раскрасила окружающее в розово-радужные тона. Мир был тепл и уютен. На
всей планете Земля не нашлось бы такого человека, который не любил бы
сейчас Геннадия Васильевича, и он отвечал людям тем же, не в силах обнять
всех сразу, находя вполне естественным выражать безраздельность эмоций
вялым помахиванием ладони. Глазки его масляно поблескивали, лицо пылало,
как факел, мокрая прядь сползла на талантливый лоб, невольно напоминая об
эпохе экспрессионизма.
- Тише, граждане! Тише! - Семен произносил успокаивающие фразы с
назидательностью контролера в троллейбусе. Благодарно кивнув, Федор Фомич
возобновил прерванную речь.
- Позвольте начать издалека, с маленькой истории, которая наглядно
проиллюстрирует мою мысль...
- Так сказать, в порядке алаверды, - поддакнул Семен.
- Не совсем, но... Словом, вкратце история такова. Один мой друг
поездом перевозил собаку. Этакого огромного сенбернара. Проводник, с
которым ему пришлось повстречаться, естественно, заупрямился. Не положено,
то да се. Тогда друг предложил пари. За каждый лай своего питомца он
пообещал выплачивать проводнику червонец. Тот подумал и согласился. Путь
был неблизкий - без малого двое суток, и проводник никак не ожидал, что
окажется в положении проигравшего. Но факт есть факт. Пес вел себя
безупречно, и за всю дорогу не позволил себе ничего лишнего. Приятель не
скрывал довольства, проводник же с каждым часом становился мрачнее и
мрачнее. Не знаю, чем бы все завершилось, но спас положение мудрый
попутчик. Почему спас, вы сейчас поймете. Наблюдая за перипетиями пари, он
подсел к моему товарищу и поделился сомнениями такого рода. "Пари вы,
разумеется, выиграете, - объявил он, - но приобретете злостного врага.
Честное слово, вам стоит поразмыслить. Возможно, до цели путешествия вы
так и не доберетесь. Врагов отличает коварство, а друзей
снисходительность. Запомните это." Поблагодарив попутчика, приятель
задумался. А задумавшись, пришел к удивительному решению. Подозвав верного
четвероногого, он подал команду "голос", и пес послушно тявкнул. Тотчас
примчался сияющий проводник, которому без разговоров отсчитали положенные
десять рублей. В конце пути приятель еще раз использовал вышеупомянутую
хитрость. Когда он сходил с поезда, проводник помогал ему нести вещи и
почти плакал. Расставание вышло более чем дружеским... - Федор Фомич
качнул рюмкой, отчего золотистый ликер ожил, одарив присутствующих
дрожащим сиянием. - В итоге, как вы поняли, выиграли оба! И мораль истории
чрезвычайно проста. Заиметь врага и друга одинаково несложно, но друзья
требуют жертв и жертв добровольных. Что касается Геннадия Васильевича...
В этот момент свет в вагоне потух, тост, посвященный юбиляру
прервался. Кстати сказать, последний отнесся к происшествию с философским
спокойствием, продолжая махать руками и в темноте.
- Черт возьми! В чем дело?
- Кажется, заехали в тоннель.
- Но где же тогда электричество? Эй, господа официанты, будьте
любезны распорядиться с освещением, а то, знаете ли, совершенно ничего не
видно.
- Монтер, света давай! - заблажил Семен. От его пушечного голоса
Федор Фомич вздрогнул и выронил рюмку. Золотистому ликеру суждено было
бездарно пропасть, впитавшись в полотняную скатерть стола.
- А мне это даже нравится. Вы чувствуете мою руку, Ниночка? Надеюсь,
вы не испугались?
- Кстати! У нас же имеются юбилейные свечи! Целых шестьдесят штук!
- Свечи - это прелестно!
- Однако, какой длинный тоннель. Что-то не припомню, проезжал ли я
его раньше.
- И обычно в тоннелях горят лампы, а тут стопроцентная темень.
- Может быть, мы остановились?
- Да нет же, едем...
- Кто-нибудь, зажгите спичку. Хоть осмотримся.
Федор Фомич, продолжавший стоять, машинально пошарил в карманах и
достал зажигалку. Ему послышалось, что справа с шуршанием воспламенилась
спичка. Он покрутил головой, но ничего не увидел.
- Странно...
Федор Фомич клацнул зажигалкой раз, другой, третий. Вероятно, кремень
стерся. Не было ни искр, ни пламени. Досадливо крякнув, он пробормотал.
- Кажется, моя зажигалка того.
- В таких ситуациях спички всегда надежнее. По опыту знаю. Я ведь
старый походник... Эй, куряки! Неужели ни у кого нет коробка?
- Да нет, спички есть. Только с ними тут какая-то хреновина творится.
Вроде бы зажигаются, но не горят.
- Что за чушь! Как это не горят?
- А вот так не горят и все! Ой!..
И тут же последовал другой вскрик, октавой повыше.
- Что там такое?
- Жжет, дьявол!.. Я ее только что уронил.
- Так, тихо! Без паники! - складно скомандовал кто-то. - У меня
что-то с глазами, но это еще не причина пугаться.
- Вот-вот! И у меня то же самое. Дырку прожег на штанах, а
по-прежнему ничего не вижу.
- Может, какой-нибудь газ, мужики? Из тоннеля? Надо проверить окна.
Кто там ближе к окну?..
Невидимый доброволец начал выбираться из-за стола. С грохотом
опрокинулся стул. И тут разом завизжали женщины, что-то со звоном
посыпалось на пол. Причитания официантов смешались с руганью мужчин. Федор
Фомич ощутил, как нестерпимый жар коснулся большого пальца и, выронив
зажигалку, бесславно рухнул на стул. "Ослепли, - мелькнуло у его в голове.
- Выпили какой-то дряни и ослепи. Все до единого."

3
Монолог Митрофана Антоновича, начальника четвертого отделения
милиции, мог утомить кого угодно. Полковник без меры увлекался
историческими аналогиями, то и дело сбивался с мысли и к досаде
единственного слушателя неоднократно возвращался к исходным рубежам: "так
о чем мы толковали, батенька? Ага..."
Выйдя из кабинета, Александр Дыбин испытал невыразимое облегчение.
Еще немного, и он подцепил бы головную боль, против которой были бы
бессильны любые анальгетики. Полковник являл собой тип несносного болтуна,
и, даже напрягшись, Александр не сумел бы припомнить, о чем они только что
беседовали. Обилие слов далеко не всегда удобоваримо. В подобных ситуациях
срабатывали защитные свойства организма, Александр впадал в некий транс,
отказываясь от всяческой фильтрации слышимого.
Выйдя на улицу, он терпеливо дождался, когда освободится ближайший
телефон-автомат. Двушка в готовности приплясывала на ладони, номер, по
которому он собирался звонить, был оттиснут в памяти светящимся клеймом.
Тем не менее, разговаривать с ним не стали. Как только он заикнулся о цели
звонка, Микки поспешил прервать собеседника.
- Делаем так, старик. Перезвони еще разок, но перед последними двумя
цифрами набери три шестерки.
- Это что, особой секретности линия?
- Вроде того. Лесник - это все-таки Лесник, и разговорами о погоде мы
вряд ли ограничимся.
- Пожалуй...
Нашарив в кармане еще одну двушку, Александр в точности последовал
указанию приятеля.
- Теперь другой коленкор, старичок! Итак, что именно нас интересует и
почему?
- Интересует все, что так или иначе касается Лесника. Это во-первых.
А во-вторых, не пересеклись ли наши пути-дорожки? Я имею в виду МВД и КГБ?
Как ни крути, Лесник обратился за помощью к нам. Значит, кто-то крепко его
напугал. Вполне логично искать первоисточник беспокойства среди иных
хищников.
- Вот как? И ты сразу решил, что это мы?
- Не решил, но грешным делом заподозрил. Подозрительный я мужик,
Микки... Так это действительно не вы?
- Как тебе сказать?.. Твердой уверенности у меня нет, но скорее всего
навряд ли. Зачем он нам? Рыбка, конечно, ершистая, и кое-кто наверняка
следит за его деятельностью, но дело в том, что Лесник принадлежит к
разряду так называемых "пацифистов", а таких мы обычно не трогаем.
- Что значит - "пацифистов"?
- А то, что грань беспредела этот бандит не переходит, с властью так
или иначе считается, с конкурентами предпочитает разбираться без шума и
звона, не тревожа сон пенсионеров. Словом, сосуществовать с ним можно.
- И это я слышу от тебя?!.. Удивительно!
- Ничего удивительного, старичок. Такова жизнь, и одними стальными
наручниками природу не обуздаешь. Не думай, что здесь сидят дундуки, есть
и весьма воинственные крокодилы, которым палец в рот не клади. Но и те
понимают, что ликвидировав одну мощную группировку, в итоге получишь
десяток мелких, уследить за которыми будет в десять раз труднее.
- И потому на Лесника и ему подобных у вас взирают сквозь пальцы?
- Ну, скажем так: без особой ненависти. Хотя, разумеется, и без
любовного трепета. Не обижай уж нас совсем!
1 2 3 4 5