Андрей ЩУПОВ
ДОНОРЫ


Погоня казалась беглецу хищным зверем, вроде пумы или полярного
волка, что с подвыванием семенил следом, время от времени облизывая
огненным языком спину и икры бегущего. Он бежал по заброшенным кварталам
уже довольно долго, но по-прежнему не мог оторваться от преследователей.
Все обильнее кровоточило плечо, и оставалось только радоваться, что его
ранило не в ногу. Пока он способен был передвигаться, сохранялась
возможность и уцелеть.
Человек остановился. Впереди его поджидало освещенное пространство, и
почти с ненавистью он взглянул на зависший в высоте ярко горящий фонарь.
Он прекрасно знал, что произойдет с ним, едва его увидят под этим
безжалостным светом. Вот тогда они точно не промахнутся, сопоставив прицел
с мушкой самым роковым для него образом.
Рукой беглец зашарил на груди. Темный футляр с коротким отростком
антенны оказался в ладони.
- Рупперт, откликнись же наконец! Я ранен, мне нужна помощь. Срочно
нужна помощь!..
Рация безмолвствовала, шуршание эфира напоминало шипение множества
разбуженных от спячки змей.
- Ты слышишь меня, Рупперт! На этот раз мне не оторваться. Молодчики
Поджера разыгрались всерьез. Если хочешь, я аннулирую договор. С этой
самой минуты...
Первая пуля взвизгнула над головой, вторая отколола от угла здания,
за которым он прятался, приличный осколок. Кирпичная крошка больно
хлестнула по щеке, беглецу стало по-настоящему страшно. А рация в руке
продолжала испускать равнодушное шипение.
Торопливо прицелившись, мужчина дважды выстрелил из пистолета в
фонарь. Затея не удалась. Стрелок он был не ахти какой. С таким же успехом
можно было бы пытаться перемахнуть улицу единым прыжком. И, еще раз
вглядевшись в темноту, доносящую до него топот преследователей, беглец
решился. Лопатками оттолкнувшись от каменной стены, с шумом дыша, он
помчался через залитую мертвенно-бледным сиянием улицу. И тотчас позади
ожесточенно загрохотало. Ночные загонщики не собирались жалеть патроны.
Уже на середине проезжей части человек споткнулся, неловко пробежав еще
немного, перешел на вялый бессознательный шаг. Его повело влево, и мужчина
описал почти замкнутый круг, прежде чем растянуться на тротуаре. Уже в
упавшего, в него вонзилось еще несколько пуль.
Спустя пару минут, подвывая сиреной, на улицу вылетел автомобиль с
полицейской мигалкой. Голубые блики метнулись по стенам домов. Держась
настороже, из машины выбрались двое в униформе. Один из полицейских
склонился над лежащим, внимательно вглядываясь в обагренные кровью руки
убитого. На правом мизинце он обнаружил то, что искал - массивное кольцо
необычной конфигурации.
- Да, это он, - полицейский оглянулся на коллегу. - Черный Дик будет
доволен. Его подопечный благополучно скончался. Если он до сих пор на
связи, можешь передать это ему прямым текстом.
- Нет уж... Передавай сам, если желаешь. Мне эти забавы никогда не
нравились. - Полицейский, прячущийся за машиной, мрачновато следил за
дальним, теряющимся во мраке концом улицы. В руках его тускло поблескивал
револьвер.
- Можешь расслабиться, мы им не нужны. - Его коллега выпрямился в
полный рост, с любопытством посмотрел на фонарный столб. - Бьюсь об
заклад, его погубил свет. Рупперт говорил, что он малый из юрких. Если бы
не этот фонарь - как знать, возможно, пареньку удалось бы смыться.
- Возможно. Но надолго ли?
- Тоже верно, - полицейский кивнул. - А все оттого, что их не учат
как следует стрелять. Дурацкая предосторожность.
- Только не болтай об этом на каждом углу.
- Это уж само собой. - Вернувшись к автомобилю, напарник с кряхтением
втиснулся на переднее сидение, щелкнул тумблером машинной рации.
- Вызываю дежурного ОПП. На связи патрульная машина
спецсопровождения.
Откликнулись почти сразу, и полицейский коротко доложил о
случившемся.
- ...Все верно, мертвее не бывает. Шесть или семь пуль в туловище,
одна в затылок. Судя по всему, работали ребятки из шайки Поджера. Их тут
целая кодла по улицам сновала. Насолил им ваш птенчик... Ну, да!.. Вдвоем
мы, понятно, не стали вмешиваться. Что?..
Он с усмешкой взглянул на коллегу. Покачав головой, снова поднес к
губам микрофон.
- А чего вы, интересно, от них ждете? Что от всей этой швали они
станут защищаться голыми руками?
- Олухи, - пробормотал второй полицейский. Прислушиваясь к разговору
коллеги, он продолжал следить за улицей. - Грязные олухи...
- ...Да, рассмотрел. У него "парабеллум". Номер, разумеется,
вытравлен, обойма легонькая, как перышко... Конечно же, расстрелял все до
последнего патрона и, очень надеюсь, кого-нибудь зацепил...
Рация зашуршала помехами, в голосе объяснявшегося с патрульной
машиной сквозило очевидное раздражение. Продолжая прислушиваться и по
мимике товарища догадываясь о смысле произносимого, второй полицейский
снова несдержанно чертыхнулся.
- Их бы сюда сейчас! И носом ткнуть в спину этого парня!..
Когда с переговорами было покончено, патрульный в кабине откинулся на
спинку сидения, расслабленно вытянул ноги.
- Ну, что там они сказали?
- Сказали - сидеть и ждать. Не дергаясь, не проявляя инициативы.
Подъедет группа Малькольма, заберет тело. - Патрульный вновь обратил взор
к фонарю. Со злостью процедил: - А все из-за того, что бедолагу не научили
как следует стрелять.
Вытащив револьвер, он выстрелил, почти не целясь. Фонарь брызнул
осколками. Улица, двое полицейских, машина и тело убитого погрузились во
мглу.

Десять лет в одном классе, за одной партой - это внушает надежды. Так
ему по крайней мере казалось еще пять минут назад. Действительность
убедила Виктора в обратном. Черт его знает, чего ждал он от этого звонка,
но с неожиданным ужасом он вдруг понял, что не в состоянии больше слушать
однокашника. Все эти округло-безличные "ладненько" и "ясненько",
прилетающие с того конца провода, раздражали его, вздымали в душе неясное
озлобление. Разговору не суждено было стать спасительной соломинкой, -
напротив, Виктор еще больше утвердился в правильности выбранного решения.
И даже не в правильности, а в некой роковой закономерности. Естественно,
все вокруг было неправильно. Все до последней мелочи. Своей очевидной
неправильностью поражал весь мир, вся вселенная, и мозг, измученный
безуспешным поиском того, что можно было бы считать правильным, прибег к
последнему из оставшихся выходов.
Увы, беседа с однокашником не помогла. В голосе, бубнившем из трубки,
звучало все то же вежливое бездушие. Какого рожна он вообще затеял этот
разговор!.. Виктор нервно прикусил губу... К нему, столь рано познавшему
прелести эмиграции, исколесившему пол-Европы, испытывали в Отечестве
нездоровый интерес. Хуже всего было то, что даже самым близким людям
передалось это шкодливое любопытство. А как же! Эмигрант, прошедший войну
и плен, избравший местом поселения чужбину! Тут, кто хочешь, стушуется.
Здешние же новоиспеченные друзья и приятели понятия "эмиграция" не
понимали вовсе. Возможность раскатывать по планете измерялась наличием
свободного времени и толщиной кошелька. Не более и не менее. Да и к войнам
они относились поспокойнее. Политические убеждения превращались в нечто
осязаемое лишь с приближением к границам нефтяного Востока и той же
непредсказуемой России...
Непринужденно объяснив, что живет он нормальненько, однокашник
переметнулся на тему торговли машинами и компьютерами, и в интонациях его
впервые промелькнули нотки заинтересованности. Виктор стиснул зубы. Это
было уже чересчур! Открыть в друге детства, стопроцентном русском
"Ванюшке", местного люмпена-капиталиста - это надо было специально
додуматься и подстроить!.. Не дослушав фразы, он положил трубку.
Виктор снова исчез. На потрепанном жизнью диване третьесортного
гостиничного номера очутился мужчина по имени Вилли - с седыми,
переходящими в неряшливые баки висками, с глубокими, прорезавшими лоб
морщинами.
Вялым движением вновь образовавшийся Вилли провел ладонью по
подбородку. Колючая трехдневная щетина останется теперь, видимо, навсегда.
Заставить себя побриться у него просто не хватит сил. Да и кого
заинтересует такое пустяковое обстоятельство, что тридцатилетний покойник
выглядит на все сорок! Умирать можно в любом возрасте. Были бы, как
говориться, под рукой петля и надежный крюк.
Тусклым взглядом он обвел комнату. Серая малометражная берлога, в
которой довелось провести не одну тысячу унылых часов... Тоненько журчала
вода в ванной, за стеной страстно переругивалась латиноамериканская
парочка. Все было до омерзения знакомо: дешевая гостиничная мебель,
пожелтевшие, со следами потертостей обои. Кран в ванной протекал с самого
въезда сюда, громкоголосые соседи с руганью просыпались, с руганью
отходили ко сну.
Петля и крюк...
Вилли взглянул на простенькую пластмассовую люстру. Ее, конечно,
придется снимать, иначе получится неловко - три серых запыленных плафона и
под ними он - нелепое синелицее создание, показывающее миру вздувшийся
язык. Без особых усилий Вилли представил себя стоящим на шатком стуле с
обвившей шею веревкой. Прелестная картинка!.. И что же дальше, дружок?
Какие-нибудь мудрые мысли напоследок или небольшая проникновенная речь?..
Он усмехнулся. Что же вы предпримите в свою последнюю минуту, сеньор? Что
скажете такого, что следовало бы услышать потомкам?.. О том, что жизнь
полна помоев по самый край, что хороших людей меньше, чем плохих, что за
долгие годы, можно сказать, десятилетия, он, Виктор Пицеренко, мужчина с
высшим образованием, не урод и не лодырь, прошедший огонь, воду и медные
трубы, так и не обзавелся ни одним мало-мальски приличным товарищем?
Впрочем... Вилли вспомнил о Майкле. Микки или Майкл - звать можно
было как угодно, в зависимости от настроения. Он скверно поступил, что
забыл Майкла. Тот в самом деле любил его. Викки и Микки образовывали в
совокупности довольно славный дуэт, в унисон роняющий слезу по временам
"Битлз", неплохо исполняющий последнюю песнь "Варяга", "Йестедей" Пола
Маккартни и гремуче-веселящее "Взвейтесь кострами...".
Да... Майкл, пожалуй, и впрямь огорчится, когда узнает. И на похороны
обязательно явится. Посочувствует и ему, и себе, потому что только с Вилли
у него получались настоящие "рашен загуль". Эти самые "загуль" Микки
чрезвычайно уважал, видя в них одно из таинств великой северной державы. К
таинствам подобного рода он желал приобщаться примерно раз в месяц. И раз
в месяц он с германской пунктуальностью приходил к Вилли с сумкой, забитой
разнообразными продуктами, а также с неизменной литровой бутылью виски. О
своей очередной готовности к "загуль" он не забывал оповестить заранее. К
таким мероприятиям он готовился ответственно, чрезвычайно опасаясь
возможных препятствий. По его мнению, секрет посвящения в таинство Вилли
знал доскональнейшим образом. Других русских знакомых у Майкла не
водилось, и так уж получалось, что месяц от месяца дружба их крепла. "Без
загуль ви такие же как ми, - вещал он. - Скучни и жадни сухарь". Вспомнив
изречение приятеля, Вилли невольно улыбнулся и тут же с досадой отметил,
что Виктор в нем все еще силен. Этот самый Виктор отчаянно не хотел
умирать, и снизойдя до собрата, Вилли великодушно предложил привести
сколь-нибудь убедительные доводы в пользу продления жизни. У Виктора
подобных доводов не нашлось, но и прошение о помиловании он рвать
отказался.
Так или иначе, но петлю и крюк Вилли, посидев еще немного,
забраковал. Он вообразил, как, опрокинув под собой стул, он ринется вниз,
подгоняемый зовом земли, распахивая рот, судорожно напрягая мышцы спины и
шеи. Вышедшие из повиновения руки будут скользить по веревке, силясь
подтянуть задыхающееся тело; ноги, пожалуй, сами собой забросятся на край
шкафчика, стоящего неподалеку, тем самым ослабив нагрузку вдвое, а там,
глядишь, хитрец-Вилли дотянется и до чертового крюка. Спастись ему скорее
всего не удастся, но помучается он крепко. Словом, вариант не годился.
Лучше уж сразу разбежаться забиякой-козелком и сигануть в окно головой.
Зажмурившись, Вилли полюбовался своим возможным полетом. Ноги как у
финиширующего велосипедиста, лицо и руки во множественных порезах. Хотя,
вероятно, бултыхать ногами он не будет. Лететь вниз - дело привычное - что
с парашютом, что без. Не дай только Бог угодить на какого-нибудь
случайного пешехода. То-то будет причитаний в газетах: "свихнувшийся
эмигрант-камикадзе убивает невинных ситизен..."
Качнув головой, Вилли отверг и этот вариант. Пошлая это шутка -
сигать из окна. Да и на кого он будет похож там, на лощеном европейском
тротуаре? Мокрое месиво без лица, без единой целой косточки, с расколотым
черепом и выпученными от внутреннего кровяного удара глазами. А если
поблизости окажутся дети?.. Его передернуло. Вода в ванной зажурчала
звонче, на более высоких тонах закричали соседи за стеной.
Вилли снова погладил заросший подбородок, ногтями попытался уцепить
какой-нибудь волосок, но не сумел.
Однако, мыслеохотливый сеньор, этак вы ни к чему не придете! Если уж
действовать, то действовать решительно, без раздумий. Несколько
оживившись, Вилли в последний раз обежал глазами комнатку. Через
час-другой сюда заявится посыльный от хозяина и принесет розовую квитанцию
счета. А чуть позже, вполне возможно, ворвутся гаврики из казино и ножами
начнут полосовать по груди и по спине.
1 2 3 4