МУЗЕЙ

памяти Говарда Лавкрафта

"...между нашим миром и тем потусторонним миром
теней, куда уходят души умерших, есть незаметное, еле
обозначенное пространство.
Иногда бывает так, что существа из двух миров не
умирают окончательно, но, застряв меж границ своих
Вселенных, бьются там, как мухи между оконными стеклами.
Случается, что в стекле обнаруживается еле заметная щель,
и тогда мухи вылетают наружу... или попадают в комнату...
или не мухи..."
Из комментариев доктора Г.Эрмитейджа
ко второй части "Некрономикона".

Рукопись, выдержки из которой я хочу предложить вашему вниманию, не
дает мне покоя вот уже несколько месяцев со дня моего возвращения из
Лондона. Я совершенно случайно оказался ее владельцем, и постоянное
ощущение, что я не смог достойно распорядиться полученной информацией,
доставляет мне сильное внутреннее беспокойство. Ведь так или иначе,
существование где-то поблизости от нас чужеродного, я бы даже сказал,
враждебного мира, представляет несомненную опасность для всех живущих на
Земле.
Поэтому после долгого колебания я решился на опубликование
содержимого "кожаной тетради", как я ее называю, хотя кожаным был только
переплет, а страницы... я так и не понял, из чего они были изготовлены.
Возможно, что это лишь необычный сорт глянцевой бумаги, хотя своей
мягкостью и нежными особенностями фактуры сей материал напоминал скорее
шелковую ткань... Впрочем я отвлекся от линии своего повествования. И все
же прежде, чем я перейду к изложению рукописи, я хотел бы пролить свет на
историю моей встречи с таинственным манускриптом.

Стояло раннее апрельское утро, когда, пригибаясь под тяжестью
здоровенного рюкзака я быстро шел по чистеньким улочкам Ист-Кройдена,
стремясь успеть к 6-часовому поезду, идущему до вокзала Виктория. Самолет
на Москву улетал в 9:55, и дешевый билет типа АПЕКС не давал мне права на
опоздание или замену рейса. Я пробыл в Англии две недели, и дальнейшее
пребывание в сей гостеприимной стране не входило в мои ближайшие планы
из-за скудости денежных средств.
После быстрой ходьбы я почувствовал, что изрядно устал, и присел на
край кирпичного парапета немного передохнуть. Было довольно прохладно.
Поеживаясь от холода я окинул взглядом давший мне приют район, в который
мне не скоро суждено вернуться. Приземистая двухэтажная католическая
школа, вычурный особняк местного эскулапа с солидной бронзовой табличкой у
калитки, старинная пивная под спортивной вывеской "Игроки в крикет" - все
это переходило из разряда реального окружения в мерцающие образы моей
памяти.
Еще не полностью рассвело, и темно-синий свежий утренний воздух был
наполнен запахом цветущего миндаля, деревья которого в изобилии росли
вдоль тротуара. И вдруг в эту первозданную свежесть грубым диссонансом
вторгся резкий неприятный запах, источник которого, казалось, был где-то
рядом.
Сейчас, спустя полгода, я пытаюсь вспомнить, на что он походил, и не
могу найти подходящих аналогий. Обычные сравнения типа "испорченное мясо"
или "ядовитые химикалии" здесь неуместны. Может быть, "протухшие яйца"?
Пожалуй, элемент сероводорода там был, но не более, чем элемент. Такое
зловоние редко встречается в обычной жизни. В целом ощущение было такое,
что в нос мне ударила струя газового баллончика, и это было тем более
непонятно, что улицы в тот час были совершенно пустынны. Даже автобусы еще
не ходили, что кстати и объясняло мою прогулку с тяжеленным рюкзаком.
Впрочем запах исчез так же быстро, как и возник, оставив после себя еле
уловимый, но устойчивый след, вызывавший ощущение тревоги и дискомфорта,
но не действующий на органы обоняния столь ошеломляюще, как первоначальное
зловоние.
Забыв, что я нахожусь в чопорной Англии, я по русской привычке встал
и огляделся, чтобы посмотреть, не вступил ли я по неосторожности в кучу
дерьма. Тогда-то я впервые и увидел рядом с собой ту самую тетрадь, о
которой веду речь. Когда я взял ее в руки, она была чуть тепловатой на
ощупь, и показалось мне весьма тяжелой.
Будучи заядлым библиофилом, я сразу обратил внимание на кожаный
переплет и особенную природу бумаги. С первого момента почувствовав
необычность своей находки, я вопросительно огляделся вокруг, ища хозяина
книги, и, не найдя никого, кому она могла бы принадлежать, осторожно
раскрыл обложку. Неровные строки убористого рукописного текста заполняли
ее страницы, временами неожиданно обрываясь, а местами полностью исчезая
под бурыми пятнами засохшей плотной коркой рыжеватой жидкости, крупные
потеки которой порядком испортили рукопись. Начав перелистывать
манускрипт, я ощутил потрескивание статического электричества на кончиках
пальцев, что заставило меня инстинктивно захлопнуть тетрадь и задуматься.
Я очень спешил, времени было в обрез, и нужно было срочно решать, что
делать с найденной рукописью. Оставить ее на месте, сдать в полицию,
отнести в бюро находок? Я не знал, на что решиться... Бросить столь
таинственно попавший мне в руки манускрипт я не мог - это мне не позволяло
врожденное чувство любопытства и страсть к приключениям. Полиция или бюро
находок тоже исключались - через полтора часа начиналась регистрация в
аэропорту Хитроу на московский рейс, а только одна дорога туда, не считая
пересадок занимала более часа. Составление же протокола в полицейском
участке, безусловно, привело бы к опозданию на самолет. Поэтому после
секундного колебания я засунул кожаную тетрадь в рюкзак и направился к
вокзалу.
Позже, по приезду в Россию я с трудом, шаг за шагом прочитал и
перевел содержимое рукописи, и полагаю, что результаты моих исследований
должны быть известны всем, кому небезразлична судьба человечества. К
сожалению, я не могу представить читателем исчерпывающее содержание
манускрипта, ибо часть страниц была в самом начале уже безнадежно
испорчена, а отдельные пассажи текста я просто не смог перевести,
во-первых, из-за плохого почерка автора, а, во-вторых, потому что сам
предмет сих странных, а временами просто жутких мемуар, выходил за пределы
моих понятий и словарного запаса. Иногда речь шла о вещах, совершенно
неизвестных в нашем мире и поэтому не имеющих подходящего эквивалента.
Поэтому, я не вполне уверен в том, что Демоны Зла, Черные Призраки Ночи и
Духи Священных Могил, названия которых, к примеру, я перевел таким
образом, действительно соответствуют тем жутким и странным существам,
которых встречал автор рукописи в своих воистину трагических странствиях
во Времени и Пространстве.
По мере моей работы по переводу манускрипта, я обратил внимание, что
состояние рукописи стремительно ухудшается. В Лондоне она выглядела новой
и свежей - казалось, что последние строчки были написаны всего несколько
часов назад, а странные, навевающие мрачные ассоциации красные чернила,
еще не вполне просохли. Кожаный перелет был совершенно неистрепан и
казался мягок на ощупь, а качество необычной тончайшей бумаги было вне
всякой критики.
По прошествии же нескольких месяцев книга выглядела как полная
рухлядь, а стремительность ее превращений напоминала мне бальзаковскую
Шагреневую кожу. Переплет ее был испещрен трещинами, страницы
излохматились и стали расползаться на глазах, несмотря на мое
сверхосторожное обращение со столь ценным экспонатом чужого мира. Переплет
оброс неприятной зеленовато-желтой слизью, которую я аккуратно счищал
скальпелем, а от всей рукописи веяло отчетливым запахом разложения,
напоминающим запах болот и осенних гниющих листьев. Лишь на прошлой
неделе, совершенно случайно мне удалось обнаружить способ восстановления
ее состояния, но об этом позже...
Что касается содержания записок, то они, насколько мне удалось
понять, принадлежали молодому парню Алану Райсу, уроженцу Лондона, жившему
там в 50-60 годы нашего столетия. Впрочем здесь я могу и ошибаться, так
как большая часть тетради содержит описание мест и событий, к которым наши
знания географии и хронологии не имеют никакого отношения.
Алан рано потерял родителей, погибших в автокатастрофе при
сомнительных обстоятельствах, и воспитывался у своей тети по материнской
линии. Она работала экскурсоводом в Британском музее, а ее муж - Джон
Бридж, разливал пиво в пабе "Игроки в крикет", расположенном недалеко от
вокзала Ист-Кройден.
Сознаюсь, что когда я дошел до этого названия и живо представил себе
обстоятельства моей находки, неприятное ощущение липкого иррационального
страха сжало мой позвоночник. Я продолжаю считать, это всего лишь
совпадением, хотя в последнее время все больше фактов убеждают меня в том,
что случайных событий в нашем мире куда меньше, чем роковых
закономерностей.
Итак я представляю вашему вниманию уцелевшие фрагменты таинственной
рукописи, которые мне удалось разобрать и перевести на русский язык,
расположенные в том же порядке, как и в кожаной тетради.

"...нахожусь рядом и в то же время бесконечно далеко от вас, и хотя
наши координаты времени и пространства совпадают, есть и другие виды
измерений, надежно отделяющие наши миры. Однако вследствие определенных
обстоятельств в движении небесных сфер, усиленных применением древней
магии, периодически наступают такие моменты бытия, когда Разделяющий
Барьер приоткрывается.
Последнее время я почти потерял надежду вернуться в свой мир, но еще
продолжаю пытаться передать весточку о себе. Мне пришлось применить все
известные мне магические приемы и самые мощные обряды культов Древнего
Царства, чтобы дождавшись благоприятного расположения планет, предпринять
отчаянную попытку перебросить эту рукопись в родные пределы. Если в данный
момент вы читаете эти записки, значит мой план удался, а...
...бывать в Британском музее. Особенно привлекал меня отдел Древнего
Востока. Мне всегда казалось, что чем почтеннее возраст экспоната, тем
большую мудрость столетий накопил он, и тем большая сила исходит от вещей,
изготовленных в глубинах веков. Самостоятельно я выучил несколько древних
языков от греческого до египетского. Но несмотря на мои лингвистические
успехи и несомненные достижения в сфере исторических наук в школе у меня
были постоянные проблемы с учителями и особенно с товарищами по классу.
Меня считали нелюдимым парнем и зазнайкой, а я всего лишь не мог найти
родственную душу и не хотел болтать о пустяках - футболе, мотоциклах,
танцах и модных брюках. Шумным вечеринкам я предпочитал тихие помещения
публичных библиотек и торжественные залы исторических музеев. Можно
сказать, что именно в музее и прошло большая часть моего детства.
Я часто задерживался там допоздна, ожидая тетю Розу. При этом я
обратил внимание, что когда последние посетители покидали залы музея, там
что-то неуловимо менялось. Возникала другая атмосфера, слышалась тихая
почти невнятная музыка, тихим рокотом о чем-то шептались голоса,
доносившиеся из-под мраморного пола или по ту сторону массивных
известковых стен. Бывало, что воздух в опустевших залах начинал чуть
заметно дрожать, как это бывает над раскаленными песками аравийских
пустынь, а временами, несмотря на очевидную пустоту покинутых помещений,
мне чудилось поблизости чье-то невидимое присутствие. Но все эти признаки
были так мимолетны и непрочны, что до определенного момента я относил их
только к своей повышенной впечатлительности и слабому здоровью.
Однажды вечером, когда я проходил между огромными монстрами,
привезенными из развалин дворца ассирийского царя Ашшурбанипала, чуть
заметная искра электрического разряда соединила между собой гигантские
статуи крылатых быков с человеческими головами. Это было так неожиданно,
что я замер на месте, боясь пошевелиться. Синяя струя светящейся плазмы с
тихим шорохом змеясь пролетела перед моим лицом и исчезла так же внезапно,
как и появилась. Разряд был столь тонким, а свечение настолько слабым, что
я протер глаза, сомневаясь в реальности увиденного, и лишь слабый запах
озона указывал, что произошедшее мне не пригрезилось.
Следующее событие, о котором я хочу рассказать, произошло через
месяц, а точнее, ровно через двадцать восемь дней - и, как в первый раз, в
п_о_л_н_о_л_у_н_и_е_.
Музей закрывался. Тетя Роза попросила меня обойти несколько соседних
залов, чтобы убедиться в том, что все посетители покинули помещение, а
сама пошла к выходу. Обходя анфиладу громадных комнат, я заторопился и
споткнулся о постамент большой мумии, вертикально стоявшей у входа в
коридор, соединявший экспозиции Древнего и Среднего Царств Египта. Вес
тяжелого саркофага составлял тысячи фунтов, и моя коленка, безусловно, не
могла сдвинуть с места массивный предмет, но на мгновение мне показалось,
что мумия покачнулась! Инстинктивно я схватился за край саркофага,
стремясь удержать его на месте, и как и месяц назад, почувствовал, как
разряд электричества уколол мне пальцы. Я вскрикнул и отдернул руку,
почувствовав сильное жжение и зуд в правой ладони.
А за окном тем временем собиралась гроза. Густой предгрозовой воздух
тяжелыми волнами вливался в приоткрытые для проветривания фрамуги. Но
вместо бодрости он нес духоту и сонное оцепенение.
1 2 3