Пять минут спустя они входили в село.
- Что стряслось?
- Поначалу ему полегчало, рука не болела, и пятно вроде замерло.
Он таблетки ваши выпил и спать лег. А ночью я проснулся, слышу -
стонет. Зашел к нему, рука вся серая, на шею ползет, щеку,
грудь. Вот я и прибежал.
Они подошли к двухэтажному дому, добротному, каменному.
- Минуту погодите, я собаку привяжу, - хозяин распахнул калитку.
- Джек, Джек! Где ты там! Что с тобой, псина?
Послышался лязг цепи, собака заскулила и - смолкла.
- Проходите, доктор.
Дорожка вела к дому, рядом с ней проволока, вдоль которой на
цепи с кольцом могла бегать собака. Сейчас она, большая овчарка
нечистых кровей, насколько можно было разобрать при свете ночи,
жалась к хозяину.
Хозяин нагнал у крыльца.
- Я не запирал, открыто, - и прошел вперед, везде включая свет -
на веранде, в коридоре, в комнатах.
- Где же больной?
- Наверх подняться надо.
Лестница, короткий коридорчик привели к небольшой комнатке,
почти пустой, одна раскладушка, укрытая одеялом, стул, одежда на
спинке, пепельница на полу с одиноким окурком да в подсыхающей
лужице самогона опрокинутая бутылка.
- Так где же?
- Был... - пенсионер немного растерялся. - Сейчас посмотрю,
может, отошел куда...
Скрип половиц, хлопанье дверей.
Петров спустился вниз. Здесь было что-то вроде холла - с пустой
каминной пастью у одной стены, диваном у другой, в центре столик
и пара кресел.
Из двери выглянул хозяин:
- Я на улице гляну.
Петров сел в кресло, полистал лежавший на столике журнал (им
оказался "Порядок"), зевнул. Спать хочется. Он слышал, как
хозяин зовет "Сергей, Сергей!", рычание собаки, но сон одолевал.
Нужно встать.
Наверное, он все-таки заснул, но звук отворяемой двери застал
его поднимающимся из кресла.
- Нет нигде. Куда он мог деться?
- Вы меня спрашиваете? - на часах - четыре. Ночь на исходе.
- Нет. Сам не пойму... Одежда ведь здесь.
- Рассветет, тогда и поискать можно будет.
- Да, да.. Наверное, он еще выпил и отсыпается где-нибудь... Вы
извините, нехорошо получилось... Я через пару часов пойду,
поищу...
- Найдете - зовите, - Петров пошел к двери.
Через десять минут он лежал в постели.
Спать, спать, спать...
8
Пес безучастно смотрел на Петрова. Да, восточноевропейская
овчарка.
Он еще раз нажал кнопку звонка.
- А, доктор! Знаете, этот паршивец действительно напился.
Напился и решил прогуляться, за ночь отмахал до Князева и оттуда
утром позвонил, что уезжает домой.
- Без штанов?
- Ну, он в спортивном костюме был. Уезжает, и пусть себе. Меньше
хлопот.
- А болезнь? Он же болеет.
- Говорит, лучше стало, спасибо. Если что, в городе обратится.
- Откуда он?
- Сергей? Из Москвы, в метрострое работает. Им много сейчас
работы...
Запах цветов - как в парикмахерской. Слишком резкий, душно
становится. Овощи, если и растут, то за домом. Зато яблони
постарались по всем дворам. Яблочный год.
- С фруктами что делаете?
- Что с ними делать, в землю зарываем. Удобрение под цветы.
Петров оглядел дом.
- Нравится? Все сбережения на него потратил, и пота не жалели -
я и жена. Всю жизнь по военным городкам, знаете... Думали, уйду
в отставку, заживем, детей приглашать будем. Теперь один
пользуюсь.
- Дети далеко?
- Дочь в Москве замужем, сын на флоте, Тихоокеанском. Дочь
пишет, продавай дом да приезжай. Как продашь? Кого сюда
заманишь? Вот и развожу цветы. Хотите?
- У меня сейчас усадьба целая.
- Какие места загубили. Знать бы раньше...
Петров прошел метров сорок, оглянулся. Прислонясь к ограде,
отставник смотрел ему вслед - или просто смотрел куда-то, видя
свое, счастливую осень жизни с женой и детьми в собственном
доме.
На берегу пруда привычно стоял рыбак. Ловись рыбка, большая и
маленькая, с плавниками и лапками. Петров подошел.
- Клюет?
- Маленько.
- С ножками попадается?
- Бывает. И с ножками, и тремя глазами. Мы таких кошкам...
- А остальную себе?
- Что же еще жрать? Зараженная она, рыба? Так мы все тут
зараженные, и животина, и люди. В пруду, правда, я да Кузьмич
ловим, остальные на речку ходят, на речке уродной рыбы и нет
почти. Мы-то старые, тяжело, четыре версты, да и чего нам
бояться. Одно помирать, лишь бы скорее, по людски, пока сами
нечистью не обернулись.
- Как это - нечистью?
- Просто, к слову. Болеют многие. Сын у меня - тоже... Он в
соседнем селе живет.
- Чем?
- Говорят - белокровие... - старик равнодушно смотрел на
поплавок.
Петров поднялся на дорогу.
Сын ведь. Но, может, со скуки сочиняет?
После обеда в сон потянуло неудержно - прошедшая ночь давала
знать.
9
Стук громкий, настойчивый. На часах - половина шестого. Тяжело
просыпаться к вечеру.
Он вышел на веранду.
На пороге стоял милиционер.
- Петров Виктор Платонович?
- Да.
- Лейтенант Фроликов. По делу к вам.
- Болеете?
- Нет. Мы тело обнаружили, труп. Осмотреть надо. Все равно в
районе судмедэксперта нет...
- Сейчас, приведу себя в порядок.
Побриться? Почему бы и нет?
- Куда теперь?
- Недалече.
У ворот ждал "козлик", шофер повел машину к погосту.
- Час назад нам позвонили, отсюда, из Раптевки. Старушка на тело
наткнулась.
У церкви машина затормозила. Два милиционера стояли у стены.
- Нам сюда.
Несколько шагов, и Петров увидел мужчину, лежащего вниз лицом.
- Можно трогать?
- Да, мы сфотографировали...
Он коснулся шеи лежавшего. Пульса, конечно, нет. Но еще теплый.
Медленно повернул труп на спину. Камень, наполовину вросший в
землю, проломил череп, изуродовал лицо.
Работа наша такая...
Через десять минут он докладывал лейтенанту:
- Смерть наступила три-четыре часа назад, наиболее вероятно - в
четырнадцать тридцать, плюс-минус четверть часа. Причина -
падение с высоты.
Все посмотрели на церковь.
- Да, вероятно. Метров двенадцать будет. При падении он ударился
головой о тупой предмет - вот этот камень. Еще перелом ноги, на
вскрытии, вероятно, определятся повреждения внутренних органов,
но главное - перелом черепа, травма, несовместимая с жизнью.
- Вам придется все записать.
- Знаю.
- Старушка, что нашла его, близко не подходила. Мы мимо пруда
ехали, рыбаков видели, надо их расспросить, - подошедший капитан
распоряжался уверенно и деловито.
- Покойный - Бакин Петр Семенович, - Петров посмотрел на стену.
Полторы секунды падения. О чем он успел подумать? А в душе,
непонятно отчего - облегчение. Будто другого ждалось, не
страшного, а - жуткого.
- Вы его знали?
- Шапочно. Его родственник обращался ко мне. Вчера.
- Несчастный случай, несомненно. Погляжу, откуда он упал, -
капитан прошел в церковь.
- Доктор, вы к себе? - лейтенант распахнул дверцу машины. -
Поедем, садитесь. Я с рыбаков показания сниму и к вам зайду.
Рыбаки, да. Показания... Писать ли про серое пятнышко на руке
Бакина?
Обязательно.
Писанина, отчет об осмотре тела, времени заняла немного. Петров
открыл банку сгущенки, положил две ложки в стакан
дистиллированной воды. Теплое, сладкое питье - как этот
августовский вечер.
Хлопнула дверца "козлика", через минуту лейтенант сидел напротив
Петрова.
- Держите, - он отдал милиционеру листки. - Где будете
вскрывать?
- В Плавске, наш район за ними закреплен. Я как раз о грузовике
договорился. Труповозки у нас нет... - он кашлянул. - Мне и с
вас показания снять нужно.
- Снимайте.
Еще через полчаса он писал по диктовку: "со слов моих записано
верно, добавлений и исправлений не имею".
- Вот и все, - лейтенант сложил бумаги в планшет. - Рыбаки
говорят, он в четверть второго шел на кладбище. В церкви нашли
его следы, на лестнице, что вдоль стены изнутри. Других следов
нет, а на верху молоток геологический лежит. Поковыряться хотел,
еще что, неважно. Дело ясное - несчастный случай. Жаль, вы
паспорт у племянника не спросили, - он укоризненно посмотрел на
Петрова.
- Жаль.
- Да ладно, обойдется. До свидания...
Не самый хороший день. Голова, вдобавок, разболелась. Он
выглянул - мимо, по дороге, проехал грузовичок. За телом?
Таблеточку пентальгина принять...
Он пошарил в укладке-аптеке.
Наверное, к перемене погоды. Петров подошел к барометру,
старому, большому анероиду. Так и есть, на двадцать миллиметров
ниже. К дождю.
В комнате потемнело. Рановато что-то. За окном потемнело,
сумерки сгущались с каждой минутой. Порыв ветра поднял листья с
земли, закружил, разметал. Наверное, гроза сильная идет.
Придется вторую таблетку брать, ломит в висках.
Он поморщился от горького вкуса, запил. Пора свет включать, а
всего-то девятый час. На стук ногтем по барометру стрелка
опустилась еще на деление.
Петров вышел на веранду. Деревья качались, ветер рвал листья
горстями. Сумерки.
Таблетки подействовали, начало клонить ко сну. Отоспаться - и
ладно.
Лампочка мигнула и погасла. Отключили электричество. Или обрыв
на линии, вон ветер какой.
Петров запер дверь, разделся, лег на кровать. Приемник
послушать? Но не было сил даже протянуть руку.
10
Оглушительный грохот и - вспышка. Свет пробился сквозь закрытые
веки.
Петров ошеломленно вертел головой. Молния, наверное, совсем
рядом стукнула. Вокруг тьма, окна не видать. Он нажал кнопочку
подсветки табло. На часах - одни нули, лишь секунды отсчитывают
время наново. Полночь?
Где-то в тумбочке свеча и спички. Слушая ровный, спокойный шум
дождя, он нашарил их, зажег. Как там барометр? Стрелка уползла
туда, где и цифр-то никаких нет. Циклон. Надо досыпать ночь.
Скучно, правда. Он включил приемник, сквозь треск разрядов
поймал радио Люксембурга. Диск-жокей объявил перерыв, запикало.
Час пятнадцать - по среднеевропейскому. У нас - три пятнадцать.
Врут часики. Молния попутала? Нужно поставить верно.
Музыка, темнота и дождь баюкали, он лежал в полусне, порой по
радио начинали обсуждать буру в деревне Раптевка, на чистом
русском языке, языке Малого, и Петров понимал, что это - сон, и
отмечал во сне, что дождь стих, молнии прекратились. Голове
становилось легче и легче, боль уходила, и, когда она ушла
совсем, он решил уснуть глубоко.
11
В сером свете комната, казалось, обложена ватой.
Он подождал объявление времени, сверил часы. Идут. В ногах
слабость, но легкая. Живем.
На улице стало прохладнее, маленькие лужи на дорожках, большие
на обочине.
Вернувшись в комнату, Петров попытал выключатель. Ан, нет
электричества.
Чай готовил на спиртовке. Переводил продукт. Утешение, что воды
дистиллированной впрок нагнал.
Мимо шла Ксения, колхозница, что уборкой здравпункта
подрабатывала.
- Доброго дня, доктор! Как ночью, не страшно было?
- Голова болела.
- Смерч прошел, рядом совсем. Столбов повалил, провода порвал.
Уже чинят. Деревню миновал, одну яблоню у Филипповых сломал, и
все. Старая была, яблоня. За Бакиным пошла. Он тоже самый старый
в Раптевке был.
- Разве?
- Я не о годах. Мы тут пришлые все, кто в тридцать шестом
приехал, кто после. Деревня пустая была, кого не раскулачили,
разбежались или с голоду поумирали. Я, мне семь лет тогда была,
помню, приехали - а хаты ждут. Бери. Многие так без хозяина и
остались. Развалились, на бревна раскатали.
- А Бакин причем?
- Он тутошний, здесь родился, в тридцатом, мне его жена покойная
рассказывала. Потом мать его в город увезла, дитем. А вернулся
недавно. Дома, конечно, не осталось, он новую хоромину отстроил.
А пожить толком не пришлось.
- Жена его тоже здешняя была?
- Нет, городская. Радовалась, когда строилась, свой дом,
наконец. Он упал, говорят, по церкви лазил?
- Упал.
- Его часто около церкви замечали. Как молодой парень приехал к
нему в мае, так и зачастили туда. Мы спрашивали, зачем, он
смеялся - клад, мол, ищу...
Женщина ушла. Петров остался сдеть на веранде, в медицинском
запахе хлорамина.
Шутил, наверное, Бакин. Или прятал на виду, в самом деле искал
клад. Почему нет?
Он надел резиновые сапожки, знал, куда едет, прошлепал по
лужицам в лес напрямик. Рефлекс грибника - в лес после дождя. А
куда еще?
Многие деревья парка оказались, на удивление, сухими. Тропу
перекрыл поваленный ствол, рядом - еще и еще. Деревья лежали
беспомощные, разметанные, крепость и возраст не спасли. Как у
людей. Лежали они по дуге, смерч. Пройди он на метров двести
дальше - как раз на дом наткнулся бы. Обошлось, но как же он не
услышал ничего? За грозой да таблетками проспал.
Он пошел полем к переезду. Встретилась железнодорожница:
- Связь у меня молчит. В селе не знаете, как?
- Чинят.
- Поезда теперь не ходят, спешить не будут, - она побрела
дальше.
Петров очистил сапоги о рельс. Раскисшая дорога не манила, лучше
бы по травке.
Шоссе, что тянулось вдоль леса, подсохло. Он шел по асфальту,
примериваясь, где войти поудобнее. И тут прошелся смерч, тупой,
злобный, его след открылся поваленными деревьями. Он брел по
нему, сто метров вглубь леса на север, потом на запад, ища
проходы среди поваленных деревьев.
След пересек поляну, вчера солнечную, зеленую, а сейчас -
грязную и притихшую. Безмолвие - днем, летом, в лесу. А ночью -
хаос и слепая сила смерча, что дом рассыпать, что деревья
поломать, что озеро высосать и разлить. Наверное, смерч шел с
болота, потому и грязь серая на листьях и траве.
Он поднял голову. Белка, Ползет по ветке, как ленивец. Ей
прыгать положено, а она... Ну-ка, для прыти!
Он поднял короткую палочку, не целясь, бросил. Палка ударилась о
ветку дерева и отскочила. Секунду спустя и белка свалилась в
траву. Ах, незадача!
Он подошел к месту падения. Что же ты, бедолага...
Меж узловатых, выбухающих из земли корней лежал
полуразложившийся беличий трупик, весь облепленный мухами.
Жук-могильщик деловито полз по мордочке. А где та, с дерева?
Ведь не может же быть...
Он поискал еще. Ничего.
Ничего.
Ладно. Как протекает иммунодефицитный синдром у зверей? Как и у
людей. Болеют. Гниют заживо. Вот и белка.
1 2 3 4 5