Павел Шумилов
К вопросу о долгой жизни

К вопросу о долгой жизни


– Ты точно знаешь, что их не было?
– Сто процентов, – подтвердил я.
– Так почему вы их не создали? – он перевернулся на живот и, изогнув шею, еще раз осмотрел себя. – Такое красивое, мощное, функциональное тело!
– Наверно, потому что не стоит трогать мечту руками, – философски изрек я и тоже перевернулся. На спину. Песок царапнул лопатки. Пришлось встать и встряхнуть надувной матрас. Подумав, я лег рядом и зажмурился. Хорошо...
– Скоро драконов будет много.
Я не ответил, впитывая кожей солнечные лучи.
Звезда здесь чуть побольше Солнца, но и планета чуток подальше. Поэтому на экваторе среднесуточная температура 21 по Цельсию. Температура теплового комфорта для человечества. И впереди еще целый месяц. Все было бы великолепно, только это уже четвертый месяц вынужденного отпуска...
Да, я почтарь. И застрял здесь, потому что мой клиппер сжег коагулятор пространства. Скажете, запаска должна быть. Был у меня запасной. Но с заводским дефектом. Хватило его всего на пять часов экономичного хода. А две запаски на клиппер не положено.
На маневровых подгреб к ближайшему желтому карлику. Почему сошел с маршрута? А потому что на маневровых до ближайшего обитаемого мира полтора года ползти. Они всего двадцать C дают.
Вы уже подсчитали, что если SOS дать, то меня аккурат через тридцать лет вытащат. Такие дела... Летать быстро научились, а быструю связь так и не изобрели. Вот и возим почту с нарочным...
Почему не жду, когда меня найдут и спасут? Потому что в моем путевом листе пятьдесят три системы. И маршрут выбираю я сам. С применением симплекс-метода, в зависимости от срочности почты, расстояний и пожеланий левой пятки. Вся баранка занимает два месяца. Потом две недели отдыха. Так что беспокоиться на планетах начнут лишь через полгода. Корабль сам быстрее починится. Он уже развернул примитивную станкостроительную базу, построил добывающий комплекс и фильтровальную станцию. Кремний, алюминий и железо тянет из земли, остальную таблицу Менделеева – из морской воды. Сейчас разворачивает высокотехнологичный производственный комплекс. Когда закончит возиться с машинерией, за полдня изготовит пару коагуляторов, еще часик повозится с установкой и отладкой – и можно лететь... Пока не решил еще, буду комплекс за собой сворачивать или местным детишкам подарю. Надо будет с Ассакоосом посоветоваться.
Ах да, я же не сказал еще, что планета оказалась обитаемой. Приняли меня как родного. В смысле, за местного приняли. За блудного сына, вернувшегося домой. Довольно быстро разобрались, но сенсации я не вызвал.
Эта цивилизация слегка странная. Я бы сказал, биоцивилизация, но периодически здесь кто-нибудь возрождает техносферу. Ассакоос говорит, каждое поколение хоть раз, да пройдет через это. Вспомнят или восстановят точные науки, настроят городов и заводов, заполнят землю и небо механизмами... Потом все это им надоест, и вернутся в природу.
– Асса, мне комплекс за собой убрать или оставить?
– Оставь. Витков через пятьсот-шестьсот молодежь опять техникой заинтересуется.
Шестьсот здешних лет – это восемьсот пятьдесят стандартных земных.
– Моя техника столько не продержится. Развалится.
– Понимаю. Мы тоже стараемся так делать – вещь свое отработала и распалась, чтоб экологии не вредить. А молодежь любит прочность и долговечность .
Жмурюсь на солнце и лениво размышляю, что он подразумевал под словом " долговечность ".
Набегает тучка. Скоро начнет капать. Это здесь как по расписанию. Может, муссоны-пассаты, может, где-то управление климатикой стоит. Ассакоос не знает. На его памяти было и так, и так.
Вытряхиваю из волос песок, иду ставить палатку. Ассакоос помогает. Но все равно, за три месяца процесс изрядно надоел. С удовольствием постоял бы недельку в одном месте. Только Асса не хочет ночевать две ночи под одной сосной. Считается, что он показывает мне свой мир. А по-моему, в нем просто турист проснулся.
Любуюсь радугой, она здесь яркая, сочная. А Асса лезет в воду. Если все равно мокнуть, так лучше в озере. Гигиена опять же. Это он так говорит. Я бы дом построил...
Тяжелые капли застучали по пластику палатки. Сажусь по-турецки и смотрю, что читал Асса. Ну конечно, что же еще?..
В том, что Ассакоос выглядит как сказочный дракон, виноват я и только я. В первые дни после контакта еще боялся открывать адреса заселенных человечеством планет. И вообще – сообщать достоверную информацию о человечестве. Поэтому объяснил, что такое искусство вообще и сказка в частности, подредактировал тексты на предмет дружбы и сотрудничества всех рас – и ознакомил Ассакооса с фэнтези. Не знал, что это произведет на него такое впечатление. В общем, Асса решил стать драконом. Две недели выращивал себе тело с крыльями. «Новая концепция, полет на крыльях!..» Слово «концепция» ему очень нравится. Перечитал кучу литературы, пересмотрел всю сопутствующую графику – и вот...
Спросите, как трехтонная махина летает? Разумеется, не на крыльях. Это разновидность антигравитации, только не та, что мы используем. Если взять аналогию грави– и электромагнитного поля, то мы используем вихревую составляющую – аналог магнитной, а они – аналог электрической составляющей. Домой вернусь, физики разберутся.
Ливень кончился. Асса возвращается довольный – аж улыбка до ушей. И отряхивается как собака. Машинально прячу планшетный комп от водопада брызг.
– Вода теплая, ласковая, – сообщает он. – А кар-р-рп здесь какой вкусный!
На самом деле никакой это не карп. У него четыре глаза и зачатки шести лапок. Но чем-то похож. Я его так назвал, а Ассакоосу понравилось.
– Асса, почему ты дом не построишь?
– Разве драконы живут в домах? Наверно, я еще мало о них знаю.
– Нет, драконы живут в пещерах. Но я о тебе спрашиваю.
– Понял! – радуется он. – Почему мы живем на природе, так?
– Так.
Теперь он задумался над ответом. Дело не в том, что он не знает ответа. Языкового барьера тоже нет. На четвертый день местные владели языком лучше меня. Он думает, как сформулировать ответ, чтоб я правильно понял. Наши системы понятий очень близки, по многим параметрам тождественны. Но по некоторым пунктам просто несопоставимы. Ассу очень нравится выявлять эти пункты и мыслить по-человечески.
– Палатка! – восклицает он. – Скажи, тебе не надоело ставить палатку?
– Слегка надоело.
– А если б ты ее убирал и ставил каждый день на протяжении ста витков?
– Мне б надоело, и я поставил бы прочный каменный дом.
– Сколько витков стоит твой каменный дом?
– Витков сто-двести. Но иногда надо ремонтировать.
Асса кивает и довольно улыбается. Мои ответы ему нравятся.
– Когда-то я жил в прочных каменных домах. Мне надоело их строить. Тебе надоело ставить палатку, а мне надоело строить дома. – Склонив голову, он еще несколько секунд размышляет над аналогией и удовлетворенно кивает.
– Да, именно так! Полетаем?
– Полетаем, – соглашаюсь я и достаю упряжь. Асса придирчиво проверяет ремни и пряжки, потом застегивает упряжь на себе. Я лезу ему на спину и привязываюсь. Что забыл? Кожаный ремешок на лоб, чтоб волосы по глазам не хлестали.
– Готов? На старт... Внимание... Марш!
Мощным толчком Асса посылает тело в небо. Мы играем в дракона и его всадника. Считается, что так Асса лучше поймет нашу культуру. Эту объяснялку я для себя выдумал. Не могу произнести вслух, что у разумного существа, которое старше дедушки первого динозавра, детство под хвостом играет. Но это так. Я, естественно, всадник, и моя задача – командовать драконом. Давать ему самые нелепые задания. А его задача – их выполнять. Получается довольно весело, мы вопим и ревем от восторга. Вчера к нам присоединилось еще четыре соплеменника Ассакооса, и мы играли в леталки-пятнашки.
Я все еще не научился отличать разумных от неразумных на этой планете. Асса говорит, это очень просто: неразумные не умеют изменять тела. Если я вижу незнакомого зверя, то это скорее всего разумный. Звери изменяются медленно. Знать бы еще, как все они выглядят...
Ветер в лицо. Душа просит песни.

Мухи – это маленькие птицы!
Птицы с волосатыми ногами...

Запеваю я в полный голос, увидев в отдалении крупного пернатого.
– Догони того орла и достань мне перо из его хвоста!
Асса устремляется в погоню. Думаете, легко догнать птичку, если она против? Летаем мы быстрее, но орел маневреннее. У нас инерция большая.

В кругу облаков высоко
Чернокрылый воробей
Трепеща и одиноко
Парит быстро над землей.

Реву я, захлебываясь от встречного ветра. Но тут Асса делает полубочку и круто пикирует. Желудок куда-то проваливается, и я на секунду замолкаю.

Он летит ночной порой,
Лунным светом освещенный,
И, ничем не удрученный,
Все он видит под собой.
Гордый, хищный, разъяренный!
И, летая словно тень,
Глаза светятся как день!

Асса тормозит в воздухе. В задней лапе зажато серое в крапинках перо. Ошалевшая птичка стремительно удаляется. Успеваю только рассмотреть, что у нее четыре лапки.
– Какая странная ритмическая мелодичность заложена в этом стихе. Видимо, я еще плохо разбираюсь в вашей поэзии.
– Это творчество душевнобольных, – сообщаю я.
– Точно?
– Так в книжке написано. – И переключаюсь на другую песню:

У птички четыре ноги.
Позади у нее длинный хвост!

Пристраиваю перо в волосах над левым ухом и рассказываю Ассу об индейцах.
Садимся усталые. Пока Асса ловит оленя, я развожу костер. Асса проверяет, не загорится ли от костра лесная подстилка, и свежует тушу. Играет в индейцев. Иначе съел бы со шкуркой. А я открываю консервные банки. Местная пища приятно пахнет, вкусна, совсем не ядовита для меня, но очень плохо усваивается организмом. Так и питаемся – Асса жареным мясом, я – разогретыми консервами. Для обоих это необычно, что очень радует дракона. Последние сто витков он питался сырым мясом и фруктами. Когда местные говорят «сто витков», это не образное выражение.
– Асса, почему вы не ведете космическую экспансию? – интересуюсь я, обжигаясь и роняя в песок лучший кусок.
– Мы вели космическую экспансию. И сейчас молодежь ведет. Я тоже вел. Это было давно. Наверно, на вашей планете еще динозавров не было. Честно говоря, я не знаю, здесь появилась наша цивилизация или под другим солнцем. Но я родился здесь.
– На этом материке?
– Нет. Тот материк раскололся и слился с другим. На нем недавно кончилось оледенение.
– А в космосе ты давно последний раз был?
– В молодости. Сначала это было интересно, а потом наскучило.
Он погружается в воспоминания. Память у Ассакооса по земным меркам уникальная. Фотографическая. Если у нас два типа памяти – кратковременная и долговременная, то у местных четыре. Кроме наших есть еще очень долговременная и очень-очень долговременная.
– Когда мы летали, оставили две колонии, – выходит из задумчивости Асса. – И там тоже была такая форма управления, когда один командует, остальные выполняют команды.
– Что стало с теми колониями?
– Сейчас? Не знаю... Одна освоила всю планету. Витков через тысячу они прилетали за образцами животных и растений. Тогда они уже научились летать быстро, как вы. Представляешь, на их планете любой мог завести потомство. Многие наши полетели туда, и вскоре там все пришло в норму.
Я уже знаю, что рождаемость на планете строго лимитирована. Где-то раз в тридцать тысяч лет, после переписи населения, счастливчикам разрешается завести детей. Ровно столько, сколько вакансий освободилось из-за случайных смертей или эмиграции в другие миры. Повзрослев, молодое поколение обычно начинает перестраивать планету. Но не это меня царапнуло во фразе Асса.
– Ты хочешь сказать, что вы летели медленнее скорости света?
– Да. Поэтому многим наскучило. В космосе однообразно. Редко у какой звезды встретишь интересные планеты. Мы осмотрели три сотни систем – и везде одно и то же.
– А анабиоз вы не изобрели?
Некоторое время согласовываем понятия. Идею провести какое-то время в бессознательном состоянии Асса находит очень интересной и нуждающейся в осмыслении.
– Например, можно вдвое увеличить население планеты, – размышляет он вслух. – Допустим, тысячу витков одна половина населения в анабиозе, вторая бодрствует. Потом меняются.
– Семь подземных королей, – бормочу я.
– Что?
– Книжка была такая...
Асса тянет лапу за планшетом, находит текст и поглощает за пару минут. Загружает в память, как он говорит. Новые термины ему очень нравятся. Местным вообще очень нравится все новое. Четверть часа сидим в молчании. Асса переваривает сказку.
– Сколько новых концепций, – удивленно произносит он. Вспоминаю, что не успел очистить текст от крови, предательства, вероломства и прочих темных сторон человеческого существования.
– Не бери в голову, – без особой надежды советую я. – Это детская сказка. Там показано, как не надо себя вести.
– Это я понял, – отмахивается дракон. – Ты говорил, у ваших животных четыре ноги, так?
– Так.
– А здесь описаны шестилапые. И летающие. Они жили в подземелье при искусственном освещении.
– Ну и что?
– Сказать, как выглядел наш звездолет? Мы выбрали большой прочный астероид и вырезали в нем много-много пустот. В них и жили. Мы умеем летать, а наши животные имеют шесть лап. Все как в сказке. И твоя идея анабиоза для космического полета...
– Но ты говорил, вы летали давно.
– Мы – да. Но к вам могли прилететь наши колонисты с другой планеты. Потом события забылись, исказились в пересказах – и вот документ!
Некоторое время царит полное непонимание. Я нечаянно сказал, что книга написана задолго до моего рождения. Дракон это не так понял.
– Асса! Книге всего две сотни витков!
Дракон сникает. Для него это все равно что пять минут для меня. Забыть детали невозможно.
– Может, автор встретил один из наших пропавших звездолетов? – все еще на что-то надеется он.
– Исключено!
– Но так много совпадений...
Он страшно огорчен. Даже уши обвисают как у побитой дворняжки.
1 2