Борис ШТЕРН
ШЕСТАЯ ГЛАВА "ДОН КИХОТА"


ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

"Бойся длинных описа-
И не лезь героям в ду-,
Ибо там всегда потем-,
А в потемках ногу сло-.
Избегай играть слова-:
Острякам дают по шап-,
Но, усилий не жале-,
Добивайся доброй сла-,
Ибо сочинитель глу-
Есть предмет насмешек веч-"
Мигель де Сервантес Сааведра.
Пролог к "Дон Кихоту"

История повторяется: в некоем отдаленном райцентре Одесской области
(бывшей Мамонтовке) жил да был один из тех отставных майоров, которым
после двадцатипятилетней безупречной службы в тайге или на Крайнем Севере
разрешено прописываться везде, где душа пожелает (кроме, разумеется,
столиц и курортов - те для генералов), и чье имущество, образно говоря,
состоит из облезлого чемодана, испорченного черно-белого телевизора
"Рекорд", двубортного костюма и "Командирских" часов с фосфоресцирующим
циферблатом.
Фамилия этого отставного майора неизвестно почему складывалась из
двух очень простых русских фамилий - то ли Прохоров-Лукин, то ли
Титов-Афанасьев. Из-за этой-то простоты ее трудно было запомнить.
- Как его?.. Ну, этот, чокнутый... Ну... Петров-Водкин, что-ли? -
вспоминали в райвоенкомате перед государственными праздниками. Зато
имя-отчество помнили и печатали на поздравительной открытке:
"Уважаемый Федор Федорович! Разрешите от имени и по поручению...
поздравить Вас с Днем Конституции".
Или что-нибудь в этом роде.
Федор Федорович был человеком относительно не бедным, но всю свою не
хилую военную пенсию и трудовые сбережения тратил на покупку так
называемой научно-фантастической литературы...
Сколько у него было книг?.. Грузовик с прицепом.
Жил он в бело-кафельной хрущевской пятиэтажке, заселенной районным
начальством, - потому, наверно, и называли этот дом "Домом на набережной".
Его однокомнатная квартира на пятом этаже под крышей, где до Федора
Федоровича обитал верующий художник-диссидент, была заставлена и завалена
книгами и напоминала даже не библиотеку, а книжный склад в каком-то
своеобразном божьем храме: этот выдворенный на Запад диссидент, как видно,
верил во всех богов сразу - он живописно расписал все двери квартиры с
обеих сторон скифскими истуканами, а также ликами Шивы, Будды, Конфуция,
Христа и (даже!) никогда не позировавшего Магомета.
Федору Федоровичу боги не мешали, он их не закрасил. Пусть живут.
Что он ел - неизвестно. Дома Федор Федорович не готовил, в кухне тоже
построил книжные стеллажи, а оставшуюся от художника-диссидента новую
белую электрическую плиту обменял на синее "огоньковское" собрание
сочинений Герберта Уэллса. Целыми днями он пожирал научную фантастику под
мудрое молчание испорченного телевизора. Наверно, все же, кроме
фантастики, Федор Федорович чем-то питался, потому что иногда натягивал
резиновые сапоги и переходил вброд через дорогу в столовую под непонятным
для него названием "IДАЛЬНЯ", откуда доносился запах жареных пирожков с
яблочным повидлом. А потом опять читал, сидя в удобном кресле, которое
ночью фантастическим образом превращалось в кровать. Во всяком случае, так
ему мерещилось. Обычное раскладное кресло типа "кресло-кровать".
Бедный, бедный старик! Не было у него ни Росинанта, ни Санчо Пансы,
ни приличной кровати, и не бросался он с дрыном на железобетонный элеватор
вызволять награбленное крестьянское зерно у этого вечно голодного
внеземного чудовища, и местную колючую химзону на окраине райцентра
обходил темными переулками, справедливо принимая вышку с охранником за
боевой марсианский треножник, - в общем, Федор Федорович не был
буйнопомешанным, но в основном история повторилась: он свихнулся на
современной научной фантастике и откалывал фокусы не менее странные, чем
его знаменитый предшественник четыреста лет тому назад.
Каждую весну, например, Федор Федорович начинал маяться, собирался в
дорогу и улетал из Одессы в Зауральск на день рождения небезызвестной
Аэлиты Толстовской. Туда съезжались несколько десятков его молодых друзей,
таких же странноватых любителей фантастики. Число их с каждым годом
увеличивалось раза в два, совсем как межпланетные расстояния по правилу
Тициуса-Боде. Некоторые их этих странников уверяли Федора Федоровича, что
прибывают в Зауральск посредством "нуль-транспортировки через
подпространство", а он так искренне верил этим насмешникам, что в конце
концов собственный перелет в обыкновенном самолете стал воспринимать за
эту самую "нуль-транспортировку".
А новую Аэлиту каждый год выбирали на конкурсе в Зауральске всеобщим
открытым голосованием. Попадались там такие прехорошенькие любительницы
научной фантастики, что казались на сцене Дворца Культуры
Железнодорожников еще более обнаженными, чем были на самом деле. (Сколько
там на ней того купальника!..) Они воображали себя наследницами знаменитой
марсианки только из-за того, что их инопланетные ноги росли, казалось, из
самой шеи. В первую же избранницу Федор Федорович влюбился до потери
сознания и преподнес ей купленную в зауральском универсаме дорогостоящую
малахитовую шкатулку с гравировкой:
"Аэлите-82" с любовью от Ф.Ф.Лосева-Гусева"
В ответ она своими ногами сделала книксен, поцеловала его в лоб и
поблагодарила:
- Спасибочки, папочка!
Хотя, Федор Федорович годился ей в дедушки.
Фэны его любили, считали своим, но нещадно обманывали, подсовывая
самые дрянные книжонки по сходной несусветной цене. Впрочем, Федору
Федоровичу все годилось, он все с жадным восторгом глотал, даже сборники
научной фантастики издательства "Молодая гвардия". Везде ему чудились
летающие тарелки с иллюминаторами, снились страхолюдные членистоногие
пришельцы, а сидя на унитазе, он представлял себе какое-то Великое Кольцо
и восседающих на нем Братьев по Разуму.
Дальше - хуже.
Однажды, возвращаясь из Зауральска через Москву, Федор Федорович
удостоился аудиенции у самого Аристарха Кузанского! Того самого - автора
знаменитой "Полыхающей пустоты". Федор Федорович с трепетным чувством
впервые смотрел на живого писателя-фантаста... Оказалось, что они с ним -
два сапога пара! Аристарх Кузанский тоже верил в пришельцев, показывал в
доказательство цветные заграничные фотоальбомы о жизни и деятельности на
Земле внеземных цивилизаций и подарил Федору Федоровичу первое издание
своей "Полыхающей пустоты" (раритет 1937 года) с дарственной надписью:
"Дорогому соратнику и единомышленнику Ф.Ф.Белову-Маркову от автора."
Подпись: "Ар.Куз."
Это уже было слишком для нарушенного рассудка Федора Федоровича.
Вернувшись домой, Федор Федорович решил установить тесные контакты с
писателями и любителями научной фантастики всего земного шара на предмет
объединения в это самое Кольцо. Если марсиане существуют, - а кто
сомневается? - то, скорее всего, их следует искать именно в этом
ограниченном контингенте человечества...
Где же еще?
Первым делом, он написал письмо Рею Бредбери: поздравил того с
очередным круглым юбилеем, объявил о создании Великого Кольца и попросил
приобрести там, в Соединенных Штатах, и выслать сюда, в бывшую Мамонтовку,
наложенным платежом красочные фотоальбомы, отражающие тему межпланетных
палеоконтактов, каких бы денег они не стоили.
Заклеил конверт, подумал и надписал адрес:
"Соединенные Штаты Америки, Вашингтон, Рею Бредбери".
"Дойдет", - подумал он.
И стал Федор Федорович писать письма.
С советскими адресами сложностей не было: "Москва, журнал "Знание -
сила", братьям Стругацким", "Сибирь, Тайга, Геннадию Прашкевичу", "Киев,
"Радянський письменник", Владимиру Савченко".
С иностранными - тоже: "Польша, Варшава, Станиславу Лему", "Япония,
Токио, Саке Комацу", "Франция, Париж, Пьеру Булю".
И так далее.
"Марсианины всех стран, объединяйтесь!" - призывал Федор Федорович.
Так разбежался, что написал даже письмо Герберту Уэллсу:
"Великобритания, Лондон, Герберту Джозефовичу Уэллсу", опустил конверт в
почтовый ящик и даже не вспомнил о том, что великий изобретатель машины
времени давно умер.
Написал он также в Зауральск Аэлите-82, напомнил о своей отцовской
любви, призвал объединяться с марсианинами. Очень хотел пригласить в
гости, но не посмел, испугался... Саму Аэлиту Толстовскую!
Не прошло и полгода, как Федора Федоровича вызвали в мамонтовское
почтовое отделение и, с подозрением проверив паспорт, выдали кем-то уже
читанную корреспонденцию из Нью-Йорка - спасибо, танцевать не заставили.
На именной голубой бумаге с изображением собственного двухэтажного
особнячка Рей Бредбери сообщал свои характерным американским почерком о
том, что...
А о чем - можно только догадываться.
Федор Федорович засуетился. Мало того, что за двадцать пять лет
службы на Крайнем Севере не удосужился выучить английский язык, так еще и
почерк неразборчивый!
Еле дождался вечера, надел резиновые сапоги, взял весло для замера
глубины грязи и, обойдя мусорник, нахально расположившийся у дома с
неолитических времен ледникового периода, погреб в Клуб культуры
"Водоканализации" на платные курсы иностранных языков. Как уже говорилось:
вечерело. Райцентр находился в глубоком русле усохшей реки, впадавшей
некогда в Эвксинский Понт. (Значит, дом в самом деле стоял на бывшей
набережной - вот откуда название!). Здесь не продували ветра, не сквозило,
зато было прохладно и сыро от стекавших с древних обрывов грунтовых вод, и
стояли какие-то вечные сумерки из-за того, что Солнце заглядывало сюда
всего лишь один раз в день пополудни - встанет ближайшая к нам звезда над
обрывом, осторожно, чтобы не упасть, постоит над этой дырой, посмотрит,
плюнет и отойдет со вздохом.
Кто тут жил? Население.
Работало оно на сахарном заводе, производило сахар из свеклы, ходило
зачем-то в облупленный пустой универмаг, ело, пило, закусывало. Всякое
здесь бывало, мало кто чему удивлялся... Это мы знаем. Это - уже видели. А
это - кушали. Ничем их не проймешь. На платных курсах иностранных языков,
кроме английского, никаким другим языкам не обучали. Да и желающих
выкладывать свои кровные за это сомнительное удовольствие нашлось в
Райцентре раз-два и обчелся: два украинца и один гражданин еврейской
национальности. Учились они в этом кружке неизвестно зачем. Украинцы
собирались уехать пахать в Канаду, а еврей еще точно не знал куда - откуда
пришлют вызов, туда и уедет... Туда, где Дневное Светило исправно восходит
и заходит утром и вечером. Всем было скучно, всем надоел этот "паст
индефинит тенз". Английский язык - он и в Греции английский, его даже в
Африке можно выучить. Так что учились они в клубе "Водоканализации" скорее
из ритуала или для собственного самообмана, не более того.
Зато письмо от Рея Бредбери их приятно развлекло. Все вчетвером
прервали занятия (четвертой была преподавательница английского языка
Людмила Петровна, которой тоже осточертело готовить кадры для заграницы) и
принялись переводить. Перевод приблизительно получился такой:
"Дорогой май френд господин Ванька Жукофф! - отвечал Рей Бредбери. -
Лично у меня все о'кей, чего и тебе желаю! С радостью узнал, что мои дела
в далекой России тоже идут (обстоят?) распрекрасно. Оказывается, даже в
скифских степях обитают мои почитатели, хотя ваш ВААП не платит мне
гонораров до 1973 года. Это великолепно! Они хорошо устроились! Как ты
поживаешь? Надеюсь, вери гуд? Будешь в Нью-Йорке - стучи в рельсу! Привет
супруге, детишкам. Гуд бай!
Дата. Подпись: "Твой Р.Бр."
Два украинца, один еврей и Людмила Петровна горячо поздравили Федора
Федоровича. Подумать только - получить вызов из Соединенных Штатов от
самого Рея Бредбери! Хитры американцы, перекачивают лучшие умы за океан.
Пусть Федор Федорович завтра же утром отправляется автобусом в одесский
ОВИР и начинает оформлять документы на выезд.
Кто такой ОВИР, Федор Федорович не знал. ОВИР был для него набором
заглавных букв. Что ОВИР, что ВААП - этими загадочными богатырями он не
интересовался. Другое дело - проблемы SETI или НЛО! Короче, два украинца,
один еврей и Федор Федорович купили в "Продмаге" у Варвары Степановны
бутылку водки и уже в полной темноте распили ее в цветущих кустах сирени
за здоровье прогрессивного американского писателя-фантаста.
Федор Федорович возвращался домой в духовном и физическом опьянении в
кромешной тьме с букетом сирени под мышкой. Лишь "Командирские" часы
светились и указывали дорогу. Один раз он провалился в грязь по колено.
Второй раз поскользнулся и сел в лужу. На него молча прыгнула холодная
лягушка. Ей тоже хотелось тепла. Над обрывом, поколебавшись, взошла Луна,
чтобы понюхать сирень. Луна уже не была такая самоуверенная - с тех пор
как американцы, науськанные Реем Бредбери, походили по ней ногами. Урожай
сирени в этом году уродился как никогда, хоть вези на элеватор. Запах
стоял такой, будто Райцентр взбрызнули сиреневым одеколоном от комаров.
Федор Федорович сидел в луже под нерешительной Луной с букетом сирени и с
ручной лягушкой на плече и думал о Рее Бредбери... Об инопланетных
фотоальбомах американец не сказал ни слова.
1 2 3 4 5 6 7 8