Борис ШТЕРН
ГАЛАТЕЯ


Раньше санаторий назывался "Донбасс", а теперь "Химволокно". Когда
шахтеры перебрались в Крым, они оставили в санатории статую шахтера с
отбойным молотком - не тащить же его с собой? Новые хозяева шахтера
сносить не стали, но установили рядом с ним в клумбе целеустремленного
молодого парня в облегающем комбинезоне. Этот парень, чуть не падая,
устремлялся в небо, держа в задранной правой руке клубок орбит с шариком в
середине.
Завхозы слабо разбираются в искусстве, но Коробейникову обе статуи
нравились. Нормально. Украшают. Впрочем, сейчас ему было не до искусства.
Он лежал в больнице в предынфарктном состоянии, а санаторий остался без
завхоза и без присмотра. Дела там творились хуже некуда - садовые скамейки
выкрасили не зеленым, как положено, а радугой; кинофильмы крутились очень
уж подряд французские, а санаторные собаки бегали где придется и никого не
боялись.

"Странно, почему так на душе хорошо? - раздумывал главный врач
санатория, нюхая сирень, заглянувшую в открытое окно. - Какая-то такая
духовная раскрепощенность... с чего бы это? Наверно, не к добру..."
Весь май главврач умиленно что-то нюхал, но однажды услышал за окном
знакомый раздраженный голос:
- Здесь нельзя ходить в купальниках, вы не в притоне. Мы сообщим по
месту работы о вашем недостойном поведении.
Это вышел на работу спасенный врачами Коробейников. Его скорбный
голос завис над санаторием, как серый дирижабль. Сирень вздохнула и сразу
же отцвела. Собаки поджали хвосты. У главврача начался насморк.
А Коробейников уже стоял на обрыве с блокнотом в руках. Под ним
загорали и плавали в Черном море сплошные кандидаты наук, народ не
простой; а он отмечал в блокноте мероприятия на весенне-летний период.
Скамейки перекрасить, дворнику указать, с плотником надо что-то делать.
Потом он направился к главному корпусу, где поймал за рукав дворника Борю,
веселого человечка лет пятидесяти, и указал ему на заляпанную птичками
статую шахтера с отбойным молотком.
- Что я вам, нанялся?! - вызверился Боря. - Крепостное право?! Я и
так один за всех вкалываю, так теперь мне еще шахтера мыть?
(Боря был в плохом настроении, потому что буфетчица не оставила ему
на рубль пустых бутылок за то, что он перенес ей на пляж ящик с пивом).
- Я два раза повторять не буду, а не хочешь - по собственному
желанию! - привычно ответил Коробейников, а Боря показал ему в кармане
фигу.
Коробейников начал огибать главный корпус, думая о том, что давно
пора поставить вопрос о Борином безответственном поведении на профсоюзном
собрании. Он сделал еще один шаг и... увидел обнаженную женщину.

Коробейников окаменел. Блокнот выпал из рук. Ничего подобного он и в
мыслях не держал! Какая-то ладная особа с бедрами, как бочки, направлялась
к обрыву в сторону моря, придерживая на плече кувшин и помахивая свободной
рукой.
Она была совершенно... не одета.
Коробейникову стало так стыдно, что он отвернулся и спрятался за угол
главного корпуса. "Совсем молодежь очумела... - подумал он. - Куда она
прет с кувшином в таком виде?! Выяснить фамилию и сообщить на работу о
недостойном поведении!"
Коробейников хотел высунуться из-за угла и призвать к порядку эту
бесстыжую холеру, но сердце вдруг подпрыгнуло; пришлось прислониться к
стене. Он переждал минуту и, держась за сердце, отправился жаловаться
главврачу.
Тот выслушал историю о нескромной девице с бедрами и недоверчиво
усмехнулся.
- Ничего смешного не вижу, - обиделся Коробейников. - Надо что-то
предпринимать, а то вконец распустились.
- Да это же наша новая статуя, - удивился главврач. - Позавчера без
вас поставили... Вот что значит искусство - за живую приняли!
- Что я уже... совсем, что ли? - смутился Коробейников.
- Ничего, ничего... бывает, - успокоил главврач.
Если она не живая, то это, конечно, меняет дело, решил Коробейников.
Все же он не до конца понимал обстановку... что-то его смущало. Он
распорядился по хозяйству и неуверенно направился к главному корпусу...
такая у него работа - ходить по санаторию. Ему хотелось еще раз взглянуть
на нее, хотя это было неудобно. Он раза два останавливался, оглядывался,
срывал веточку... наконец подобрался к повороту и выглянул.
Она все еще шла по воду.
Коробейников вспотел и отвернулся. Черт знает что, вертится, как
школьник. Экую гадость поставили, пройти нельзя.
Вдруг из кустов вылез Боря с ведром и с тряпкой и деловито сообщил:
- Шахтера я уже помыл, счас за нее возьмусь.
(Боря был уже в хорошем настроении, потому что пришла буфетчица).
Коробейников на миг представил картину омовения, плюнул дворнику под
ноги и зашагал к главврачу, зная теперь, что должен сказать о создавшейся
обстановке. С порога он нервно спросил:
- Не понимаю! Эта девица... она что, каждый день будет у нас стоять?
- Знакомьтесь, наш завхоз, - ответил главврач, с ненавистью взглянув
правым глазом на Коробейникова, а левым умудряясь принести извинения
какому-то бравому старику в замызганной куртке и в берете с крохотным
свиным хвостиком. - А это непосредственный создатель нашей новой статуи,
заслуженный деятель искусств... - Главврач назвал фамилию, которую
Коробейников потом так и не мог вспомнить. - Будет у нас отдыхать. По всем
вопросам изобразительного искусства обращайтесь к нему.
- Значит, вам не нравится моя скульптура? - вкрадчиво спросил
заслуженный деятель искусств, и Коробейников сразу сообразил, что с этим
стариканом не стоит связываться - во всяком случае не рассуждать "нравится
- не нравится".
- Я про качество не скажу, - попятился Коробейников. - У меня к
качеству никаких претензий. Я о другом... У нас отдыхают кандидаты наук...
и с детьми приезжают... Вот стояла у нас когда-то купальщица с веслом...
тоже и формы, и детали, но она была одета в купальник!
- Одета... - задумчиво повторил заслуженный деятель. - Одета,
раздета, с веслом... Старые песни. Постойте рядом с ней, не стесняйтесь. И
попытайтесь понять, что она не вызывает никаких низменных эмоций, а
наоборот - только добрые и здоровые чувства. А все эти "с веслом", "с
мячом", "с молотком"... Поймите наконец, что вся эта серийная парковая
живопись (ударение в слове "живопись" заслуженный деятель поставил на
последнем слоге) давно не соответствует эстетическим потребностям нашего
народа. Споры па эту тему затихли лет двадцать назад, и я не думал, что
придется к ним возвращаться. Вы, как видно, не интересовались вопросами
искусства. Кстати, я настаивал на недавнем худсовете, чтобы вашего шахтера
куда-нибудь уволокли, а то он портит вид на Мадрид и не соответствует
санаторной тематике. А парень с ядерной структурой... ничего, для
"Химволокна" сойдет.
Коробейников ничего не понимал. При чем тут Мадрид? Что происходит в
санатории? Пока он болел, тут произошла культурная революция! Скамейки
красятся радугой, хотя положено зеленым; дворники моют голых девок;
какой-то таинственный худсовет собирается сносить ни в чем не повинного
шахтера... и все это называется "вид на Мадрид"?
- Только через мой труп вы снесете шахтера! - тихо сказал
Коробейников.
- Ну при чем тут трупы? - поморщился заслуженный деятель искусств.
Коробейников вышел из кабинета и хотел хлопнуть дверью, но ее еще
неделю назад унесли к плотнику на ремонт. Где этот бездельник? Опять спит
на пляже?
В коридоре Коробейникова догнал главврач и скороговоркой сказал:
- Никто шахтера не сносит, что вы, в самом деле... мне лично все эти
статуи до лампочки, что есть они, что их нет! Сейчас таких девиц ставят в
каждом парке по десять штук... мода такая! Зачем так волноваться с вашим
сердцем?
- Мне плохо, я пойду домой, - пробормотал Коробейников.
Дома он лег на диван, а в глазах у него вертелась голая девка. Ему
хотелось говорить о ней, но жена ничего в искусстве не понимала. Она
искала валидол и говорила, что нельзя быть таким старым дураком и за всех
волноваться.
- Раньше бы за это намылили шею, - вдруг сказал он.
- Ты о чем? - спросила жена.
- Поставили, донимаешь, статую... Со всеми подробностями, - опять
заволновался Коробейников. - Женское тело, конечно, красиво...
Он хотел развить мысль, но запутался. Красиво-то красиво, с этим
никто не спорит...
Жена подождала, что он еще скажет, но не дождалась и ушла на кухню.
Коробейников лежал на диване и думал. В голове у него завелись
какие-то новые мысли об эстетических потребностях. Он никогда о них не
думал. От этих мыслей ему было плохо - будто завезли новую мебель и
производили в голове перестановку.
Ночью ему приснился Боря, моющий девку на профсоюзном собрании.
Сердце быстро задергалось и чуть не оторвалось, жена вызвала среди ночи
"скорую помощь", и Коробейников до конца недели пролежал дома.
Новые мысли не покидали его, но и никак не укладывались. Он думал о
художниках, которые рисуют и лепят обнаженных женщин, о женщинах, которые
позируют им, и о таинственном худсовете, который разрешает все это делать.
Похоже, что художники не совсем нормальные люди. Странный озабоченный
народ. Возможно, он чего-то недопонимает - споры на эту тему затихли лет
двадцать назад, а он до сих пор о них ничего не слышал - где, когда?
Эстетические потребности надо, конечно, удовлетворять, но детям никак
нельзя смотреть на подобные вещи. И шахтерам. А кандидатам наук - подавно.
Нет, тут какая-то дальновидная государственная политика, думал
Коробейников. Рожать стали меньше, вот и ставят для поднятия духа каменных
девок.
Мысль была глупа, но хоть с каким-то резоном, и он немного
успокоился.

Опасения Коробейникова подтвердились - в понимании искусства
кандидаты наук оказались зловреднее шахтеров. А он предупреждал! Пока
Коробейников болел, они отбили девке кувшин, и теперь она не шла по воду,
а непонятно что делала. Вместо кувшина заслуженный деятель искусств всунул
ей в руку букет роз, но получилась ерунда - девкина поза под букет не
подходила, - она размахивала цветами, будто подзывала к себе шахтера с
отбойным молотком и парня с ядерной структурой, а те, конечно, рады
стараться - прямо к ней и устремлялись, чуть не падая со своих
пьедесталов. Новый кувшин ожидали из реставрационной мастерской со дня на
день, а заслуженный деятель, проходя мимо девки на пляж, по-хозяйски
прищуривался - все ли у нее на месте.
Выйдя на работу, Коробейников не застал букета. Он обнаружил в руке
девки метлу, а на голове рваную шапку-ушанку с одним ухом. (Боре не попало
только потому, что главврач смеялся над его проделкой).
Решив к девке не подходить и даже издали на нее не смотреть,
Коробейников отправился проверить, вышел ли на работу плотник. На доске
объявлений висела художественная афиша о том, что "фантомас разбушевался",
но ввиду плохой погоды сеанс в летнем кинозале может не состояться. Из
открытых дверей плотницкой мастерской слышались шуршанье рубанка и на
удивление серьезный Борин голос:
- Коробей появился, видел?
- Видел, - отвечал голос плотника.
- Теперь прячь стаканы, житья не будет, - вздохнул Боря. Ударение в
слове "стаканы" он поставил на последнем слоге. - Вообще-то, он мужик
неплохой, но прямой, как шпала. Он из-за этой статуи получит инфаркт,
помяни мое слово. Он добрый, когда все красиво.
- Так она же красивая, - отвечал равнодушный голос плотника.
- Он красоту не так понимает, оттого ему и плохо.
Коробейников задумчиво отошел. Его убедили рассуждения дворника. "В
самом деле, пусть стоит, - подумал он о девице с бедрами. - Красиво?
Красиво. Значит, пусть стоит".
То ли ноги сами несли его, то ли все дороги в санатории вели к ней,
но вскоре он опять очутился у статуи. Сопротивляться было бессмысленно,
что-то его туда притягивало. Около нее прямо в клумбе стоял незнакомый
бородатый молодой человек, курил трубку и под руководством заслуженного
деятеля сажал ей на плечо новый кувшин.
- Кувшин отбили, - неприветливо объяснил заслуженный деятель, когда
Коробейников приблизился. - Некоторые граждане не видят разницы между
голыми девками и произведениями искусства. Варвары!
Коробейников принял эти слова на свой счет, но промолчал и
нерешительно взглянул на девку в упор. Ему показалось, что с ее каменного
лица исчезла прежняя улыбка и теперь она глядит как-то тоскливо.
- Это из ваших? - спросил Коробейников, когда молчать стало неудобно.
- Мой лучший ученик, - с гордостью объяснил заслуженный деятель. -
Надо мальчикам помогать, кто же после нас будет? Молодец, старается.
Бородач что-то недовольно пробурчал и чуть не проглотил трубку.
- Все мы немножко Пигмалионы, - вздохнул заслуженный деятель. -
Носимся со своими скульптурами и чего-то ждем от них. А некоторые в
кавычках ценители искусства первым делом спрашивают - сколько же она
стоит, эта статуя, в денежном выражении?
Коробейников совсем смутился, потому что именно это и хотел спросить.
- Не так уж и много, - усмехнулся заслуженный деятель.
Молодой бородач плюнул в клумбу.
- Когда я был в Австрии, - вдруг неожиданно для себя сказал
Коробейников, - то насмотрелся там на этих... кюфр... курфр... курфюрстов.
На лошадях. Там в каждом городе в центре сидит кто-нибудь на лошади. Такая
традиция. Как у нас с веслом, так у них на лошади.
- Вот именно! - с интересом подхватил заслуженный деятель. - У
германцев свой шаблон. У них тяжеловесный стиль, давит. Кстати, а в
Австрию путевка сколько стоит?
1 2