Он не спешил, выбирая
для начала безопасное и в то же время достаточно опасное удаление от
лифта, от оживленного "сада". Оставшись один среди белой пустыни, он
потянулся к плечам, отстегнул ремни и усталым небрежным движением вбросил
парашют вниз. Мне был хорошо знаком этот жест, он означал: хочу, чтоб
ничего больше не связывало меня с душной земной повседневностью, хочу быть
свободным и не хочу возвращаться.
Как легко бежал он теперь - словно парашют был непомерно тяжкой
ношей, - как упруго пружинил ногами, с каким наслаждением выписывал
элегантные кривые. К счастью, он пока не слишком рисковал, безумная,
отчаянная смелость конца еще не настигла его. И все-таки медленно,
неизбежно он поддавался дурману. Ветер доносил до меня обрывки песни,
которую он распевал. Еще можно было догнать его и вернуть.
О, эта мелодия! Воспоминания поднялись в душе. Сколько раз пели мы ее
вместе во время наших заоблачных странствий! Радость и боль слились в моем
крике.
- Фил! - крикнул я. - Вернись, Фил! Это я! Фил!
Легкие мои горели от напряжения. Но разреженный воздух гасил крик. Я
бросился вперед изо всех сил.
- Фил! Фил!
Он заметил меня. Мгновение, и он словно полетел, убегая. Быстро,
слишком быстро, чтоб я смог его нагнать. Он бежал к морю - возможно, это
входило в его намерения.
Задыхаясь, я пытался поспеть за ним. Видел, как он становился все
меньше, теряясь в облачных холмах. Я летел на последнем дыхании, меня
поддерживало отчаяние. Он не должен погибнуть у меня на глазах второй раз.
Стена тумана сомкнулась за ним, он исчез в одном из облаков, я
потерял его из виду. Пустота. Холодная судорога сковала меня, я с трудом
удержал равновесие. Итак, он ушел от меня, разбился о землю. Мне довелось
видеть этих разбившихся кандидатов, дошедших до конца. Мороз пробрал меня
до костей, в горле застрял комок. Мускулы сотрясала дрожь. Белое безмолвие
вокруг казалось глухим и враждебным. Издевательски равнодушно светило
солнце, прозрачный невесомый туман вызывал ужас, лицо мое вздрагивало от
прикосновения холодных облачных языков. Я мечтал, чтоб это оказался Фил, и
мне было страшно, что это он.
Я едва не уступил отчаянному желанию самому броситься в белую
пропасть, чтобы навсегда покончить с этим кошмаром. Сначала убедись
окончательно, подсказал мне разум, и я покорно взобрался на ближайший
высокий барашковый холм. Приложил к глазам бинокль и огляделся. Передо
мной расстилались белоснежные облачные скопления, темные вершины
чередовались с отлогими склонами, пропасти, скалистые гребни сменялись
пологими впадинами и мягкими холмами, а высоко надо мной тянулись легкие,
почти невесомые слоистые облака. И как только слегка рассеялся туман, я
обнаружил вдалеке черную точку, медленно двигавшуюся навстречу гонимым
ветром облакам. Такое чувство, будто это сам я только что был на волосок
от смерти.
Я устремился за ним, подгоняемый страхом прийти слишком поздно и
отчаянной надеждой все-таки догнать. Я забыл обо всем, забыл о времени и
пространстве, о пульсирующей боли в мускулах, обжигающем воздухе, даже об
облаках, по которым летел. Стены тумана вздымались передо мной, горы
громоздились на пути, пропасти разверзались прямо под ногами, рушились над
головой туннели. Наконец я снова увидел его, по-прежнему далеко впереди. В
тот же миг я нырнул в мерцающий лабиринт, чтобы он не заметил меня.
Это настигает тебя внезапно, не успеешь подготовиться. Звук
накатывает одновременно с ударной волной. Волна захватила меня врасплох,
сбила с ног, завертела с ураганной силой в светлой облачной дымке. Я успел
раскрыть рот, чтоб не лопнули перепонки, и тут же тонкий, пронзительный
звук накрыл меня, потом стал стихать и наконец сошел на нет. Барахтаясь
вниз головой, я попытался с помощью рук восстановить равновесие, начал
подгребать ногами, но падал, падал, падал. Мощный воздушный поток надул
мой комбинезон и на мгновение швырнул вверх. Я круто развернулся, стремясь
использовать последний шанс, резко увеличил напряжение, так что
наэлектризованная облачная дымка засветилась голубоватым отблеском, а от
лыж стали отскакивать искры. И тут вихревые потоки ионов подхватили меня,
замедлили падение, потом застопорили совсем, меня потянуло вверх, я смог
переключиться на нормальную мощность.
Итак, я более или менее благополучно разминулся с пролетавшим
реактивным самолетом. А Фил? Облачный покров ничуть не изменился, его лишь
прорезала узкая и прямая, словно стрела, полоса. Из-за атмосферного
электрического разряда компас вышел из строя, кое-как я сориентировался по
солнцу, зная, что лыжный лифт с туристским балаганом лежит далеко в
стороне от самолетных трасс. Впрочем, военный летчик мог не слишком точно
придерживаться курса.
Где Фил? Я достал бинокль и принялся обшаривать пространство. По моим
расчетам, он должен был находиться в стороне от траектории истребителя. И
пока рано было ставить на нем крест... Над волнующейся, изрытой широкими
трещинами облачной равниной ползли клочья тумана, то и дело закрывая мне
видимость. Ватная громада барашкового облака вознеслась на
головокружительную высоту. Ветер отрывал от нее белые комочки и медленно
относил в сторону, обращая постепенно в ничто. А на вершине этой облачной
громады двигалась крошечная фигурка.
Окуляры бинокля запотели от дыхания. Я убрал его и рванул с места.
Расстояние оказалось больше, чем я оценил поначалу. И, о ужас, он
обернулся, глянул вниз и заметил меня.
Инстинктивно, несмотря на крутизну горы, на обжигающий свист ветра, я
затаил дыхание, боясь кашлянуть. Теперь лишь несколько метров отделяли
меня от вершины. Это оказался не Фил. Да и не могло такого быть... Фил
погиб двенадцать лет назад.
Горечь перехватила дыхание. Сколько бы я его ни искал, сколько бы ни
ждал, мне не встретить Фила вновь в облаках. Неужели я этого никогда не
пойму?..
Я остановился, помедлил, пытаясь восстановить дыхание. Все равно, кем
бы ни был этот человек без парашюта, во имя памяти Фила я должен его
спасти. Он медленно обернулся. Увидев меня, крикнул:
- Стой! Еще шаг, и я прыгну!
Я взглянул ему в лицо: несмотря на все перегрузки, несмотря на холод
и затрудненное дыхание, оно выражало восторг, почти что упоение. Одним
хочется в последний раз перед смертью поговорить с живым человеком, других
появление посторонних раздражает, лишь ускоряя развязку. Я пока
затруднялся определить, к какому типу относится мой кандидат.
- Вы не имеете права преследовать меня, лишать свободы передвижения!
- крикнул он.
Я мог бы на это ответить, что у меня больше прав, чем у любого
другого, что без меня он никогда не вкусил бы этой свободы. Однако я
молчал, присев на лыжи, старался успокоить прыгавшее в груди сердце и
ждал, что он скажет еще.
- Думаете, я позволю стащить себя на землю? Только в облаках я
счастлив, только здесь принадлежу себе. Я не собираюсь спускаться в эту
преисподнюю денег и насилия.
Я молчал.
- Внизу меня ждут обвинительное заключение и тюрьма.
Он с вызовом глянул на меня, я лишь ободряюще кивнул.
- Только здесь настоящая жизнь... Нет, я не переживу еще одного
возвращения на землю. Там одна забота - как добыть деньги еще на один
лифт.
В свое время психологи это предсказывали - облакомания. Эти люди
губили себя, лишь бы вновь парить в облаках, они не хотели работать,
воровали - лишь бы оплатить лифт и снаряжение. Я должен был такое
предвидеть.
- Разве может быть что-то прекраснее? Быть рядом с солнцем, вдали от
людей, в безграничном и чистом мире! Где еще ты действительно живешь...
Он восторженно огляделся. Я использовал этот миг и незаметно
поднялся, лыжи мои тихо заскользили в его сторону. Вдруг он прыгнул
вперед, единым махом перенесся на отделившееся от горы облачко, опасно
затрепетавшее у него под ногами.
- Здесь я хозяин! Облака повинуются мне.
Он сделал резкое движение, и облачко под ним съежилось.
- Никто не удержит меня, никто! Я свободен, свободен!
Остатки облачка рассеялись в воздухе, лыжи потеряли опору, и он
полетел вниз.
Не раздумывая, я прыгнул. Раскинув руки, развернулся и поплыл в
ледяном воздушном потоке. Маневрируя среди крошечных облаков, я
приближался к нему. Выбросил вперед правую руку, ухватился, теперь ему не
уйти. Тихо защелкнулся крюк у него на поясе. Он не оказывал сопротивления,
лишь ухмылялся, будто снова меня перехитрил. Еще в облаках я дернул
парашют, он с шумом раскрылся, замедлил наше падение. Спасены!
- А вы знаете, где мы находимся? - крикнул он, торжествуя. - В море,
далеко-далеко в море!
Молча я разомкнул крепления; удерживаемые перлоновым шнуром лыжи
проплыли над головой. Разве я не знал этого с самого начала? Одна из моих
вылазок должна оказаться последней. Не раскроется вдруг парашют, попаду в
ядовитое облако, на линию высокого напряжения, столкнусь с самолетом... Но
только не в море! Еще минуты, а может, и часы ожесточенно бороться с
волнами, уже погибая, все еще надеяться на какое-нибудь судно - нет, мы
ведь должны быть совсем близко от берега, там заметят парашют, вышлют
лодку... Так, судя по всему, было и с Филом, только никто не увидел тогда
его падения, и ни одна лодка не подобрала его...
Облака под нами рассеялись, и я увидел землю. Сильный западный ветер
отнес нас в сторону суши, всюду, куда доставал глаз, вздымались фабрики,
жилые дома, очистные сооружения, между ними - каналы и крошечные скверы с
яркими пластиковыми деревьями. Автострады в двадцать рядов тянулись до
горизонта во все стороны света, в южной стороне полыхала свалка. Ничего
удивительного, что каждый, кто мог себе это позволить, бежал в облака.
Пустынный футбольный стадион летел на нас, увеличиваясь в размерах, я
дернул трос, и воздушный поток вынес нас прямо на поле. Я обнял
спасенного, мы приземлились. Оттого, что я не очень удачно спружинил
ногами, мы повалились друг на друга, покатились по траве. Он поднялся на
ноги первым, отцепил крюк. Потом наклонился ко мне и произнес:
- Думаете, что сможете помешать мне и завтра?
Повернулся и, неуклюже ступая, пошел прочь. Я с трудом поднялся. На
левую ногу было не наступить. Сложив лыжи, я захромал к парашюту и
принялся складывать его.
Это ведь я изобрел твои лыжи, хотелось крикнуть вослед, но от боли я
не смог бы и рта раскрыть. Однако мысленно я услышал его ответ: "Ну и что?
Думаете, это дает вам право вмешиваться в дела других?"
И разве он не прав, разве мог я указывать людям, как им использовать
лыжи?
Слюна была горькой на вкус, и я сплюнул. Завтра снова в облака. И так
каждый день. Нет, вернуть свое изобретение я не в силах, так же как не в
силах вернуть жизнь Филу и всем остальным, кого не сумел спасти. Но пока
можно сберечь хоть одну жизнь, я не сброшу своего парашюта.

1 2