это геометрия линий и, следовательно, может подразделяться бесконечно. Когда Кантор доказал, что бесконечность действительно существует, по крайней мере с точки зрения математика, это побудило к рассуждениям о возможности существования истинно бесконечной физической Вселенной.
Глаза Уолда затуманились. Тяжело вздохнув, он прервался, чтобы с громким хлюпаньем прихлебнуть глоток сдобренного лакрицей аквавита.
– Помню, – задумчиво продолжал Уолд, – человека, много лет назад обучавшего меня в Принстоне теории соответствий. Он обычно говаривал: «Кантор учит нас, что существует много видов бесконечности. Старик просто спятил!»
Вейнбаум поспешно отодвинул бутылку.
– Продолжайте, Тор.
– О! – промямлил Уолд, часто мигая. – Итак, мы знаем, что геометрия, применимая к критическим частицам, таким, как позитрон, вовсе не является эвклидовой. Скорее, пифагоровой. Это геометрия не линий, а точек. Как только мы измеряем одну из этих точек, становится безразличным, какое количество придется измерять позже: начало положено и можно идти дальше, пока хватит сил. С этого места Вселенная действительно выглядит бесконечной, и никаких уточнений не требуется. Я сказал бы, что наши измерения частот позитрона уже дошли до этого пункта. Во всей Вселенной нет элемента плотнее плутония, и все же мы получаем те же значения частот при дифракции как сквозь кристаллы плутония, так сквозь осмий: ни малейшей разницы. Если Стивенс оперирует всего лишь долями этих значений, он, по-видимому, делает то, что органисты назвали бы «игрой воображения», то есть вы можете воображать все, что угодно, но в реальности такое невозможно. У-уп!
– У-уп? – недоумевающе переспросил Вейнбаум.
– Простите. Икота.
– Вот как… А что, если Стивенс переделал орган?
– Только если одновременно перестроил метрические рамки Вселенной, чтобы организовать собственное агентство по розыску пропавших без вести, – твердо ответил Уолд. – Не вижу причин, почему мы не можем воспрепятствовать ему… у-уп… объявив весь космос несуществующим.
– Ладно-ладно, – ухмыльнулся Вейнбаум. – Я не собирался доводить ваши аналогии до абсурда. Расспрашивал без всякой задней мысли. Но, так или иначе, нужно действовать. Нельзя сидеть, сложа ручки, и позволить этому Стивенсу наглеть. Если частотная версия окажется такой безнадежной, как кажется, попробуем что-нибудь еще.
Уолд вожделенно таращился на бутылку с аквавитом.
– Весьма интересная проблема, – сказал он. – Кстати, я когда-нибудь исполнял для вас песню «Нат-ог-Даг», которую поют у нас в Швеции?
– У-уп, – к собственному изумлению, ответил Вейнбаум тонким фальцетом. – Простите. Нет. Готов послушать.
3
Компьютер занимал целый этаж здания бюро Безопасности. Идентичные ряды блоков шли вдоль усовершенствованного патологического состояния «заполняющей пространство кривой» Пино. На рабочем конце линии находилась главная панель управления с большим телевизионным экраном в центре. Здесь расположился доктор Уолд. За ним стоял Вейнбаум, молча и встревоженно вглядывавшийся в изображение через плечо ученого. Рисунок на экране удивительно напоминал сучок в куске хорошо отполированного красного дерева, если не считать различия в цветах: светло-зеленого на темно-зеленом фоне. Снимки подобных рисунков были сложены стопкой на столе, справа от доктора Уолда. Несколько глянцевых листочков выскользнули и рассыпались по полу.
– Ну вот, – вздохнул наконец Уолд. – Не стану ныть «я же вам говорил». Вы заставили меня вновь подтвердить половину основных постулатов квантовой физики. Поэтому у меня и ушло столько времени, хотя мы только приступили к исследованиям.
Он рассерженно выключил экран.
– Дж. Шелби ведет тонкую игру. Прекрасное исполнение. Ни одной неверной ноты. Это точно.
– Если бы вы сказали «ни малейшей фальши», получилось бы что-то вроде шутки, – кисло буркнул Вейнбаум. – Послушайте… неужели нет ни малейшей вероятности ошибки? Если не вашей, Тор, то хотя бы компьютерной? В конце концов, мы работаем исключительно с поправками, введенными современной физикой. Не имеет ли смысл отсоединить блоки, которые содержат эти поправки, прежде чем машина выполнит команды, имеющие отношение к частицам заряда?
– Отсоединить! Он говорит отсоединить! – простонал Уолд, судорожно вытирая лоб. – Эти поправки введены во все блоки, друг мой. Потому что функционируют повсюду, на одних и тех же единичных зарядах. Дело не в том, чтобы вывести из строя блоки. Наоборот, придется добавить еще несколько, но уже со своими собственными поправками, чтобы исправить те, которые уже имеются. Техники и без того считали меня безумцем. Теперь, пять месяцев спустя, я это доказал.
Вейнбаум невольно усмехнулся.
– А как насчет других версий?
– Все отработаны. Мы проверили все записи Дирака, сделанные с той минуты, как вы освободили Дж. Шелби из Йапанка. Пытались отыскать признаки интермодуляций, маргинальных сигналов или чего-то подобного. Ничего, Робин, абсолютно ничего. Это наш конечный результат.
– Что возвращает нас именно на то место, откуда мы начали, – возразил Вейнбаум. – Все версии зашли в тупик. Но я сильно подозреваю, что Стивенс не желает рисковать, отправляя послания полевым агентам из своей конторы… хотя он вполне уверен, что мы не перехватим его сообщения… Так оно и вышло. Даже наша прослушка не выявила ничего, кроме звонков секретарю Стивенса с просьбой назначить свидания различным клиентам, как существующим, так и потенциальным. Любая продаваемая информация' передается лично и с глазу на глаз, потому что «жучки» работают день и ночь, а мы ничего не слышим.
– Должно быть, диапазон его операций невероятно сократился, – заметил Уолд.
Вейнбаум кивнул:
– Вне всякого сомнения. Но, похоже, это ничуть его не беспокоит. Старикашка ничего не сообщил на Эрскин, потому что наша последняя стычка с этими фанатиками обернулась успехом, хотя пришлось воспользоваться Дираком, чтобы передать приказы нашему тамошнему гарнизону. Если он и подслушал нас, то даже не попытался их предупредить. Держит слово. Выжидает. Испытывает наше терпение…
Вейнбаум осекся.
– Погодите-ка, сюда идет Маргарет. И судя по решительной походке, у нее на уме нечто особенно омерзительное.
– Как вы догадались? – злобно прошипела Маргарет Соме. – Если я права, затевается грандиозный скандал. Команда опознавателей наконец прижала Дж. Шелби Стивенса. И сделала это всего лишь с помощью голосового компаратора.
– Как это получилось? – заинтересованно вмешался Уолд.
– Блинк-микрофон, – нетерпеливо пояснил Вейнбаум. – Изолирует модуляции на простых ударных слогах и гармонирует с ними. Стандартная система поиска опознавателей в подобных случаях, но занимает столько времени, что мы обычно получаем результат другими средствами. Ну же, Маргарет, не стойте, как соляной столп. Кто он?
– Он, – съязвила Маргарет, – ваша милашка, королева видеоволн, мисс Дейна Лье.
– Да они рехнулись! – ахнул Уолд, таращась на нее. Потрясение Вейнбаума было так велико, что потребовалось некоторое время, прежде чем он немного опомнился.
– Нет, Тор, – выговорил он наконец, – это вполне естественно. Если женщина собирается принять другое обличье, вернее, сыграть мужчину, у нее есть две возможности: юноша и глубокий старик. А Дейна – хорошая актриса: тут для нас ничего нового нет.
– Но почему она выкинула такое, Робин?
– А вот это я и собираюсь выяснить прямо сейчас. Так значит, мы не сумеем сами сделать новые модификации Дирака? Ладно, плевать на физику частиц, есть и другие способы получить ответы на загадку! Маргарет, вы выписали ордер на арест девчонки?
– Нет, – ответствовала секретарь. – Хотелось бы, чтобы именно этот каштан вы вытащили из огня своими руками. Как только отдадите приказ, я пошлю ордер. Но не раньше.
– До чего же злопамятна! В таком случае, немедленно высылайте ордер и наслаждайтесь моим зубовным скрежетом. Пойдемте, Тор, применим к этому каштанчику щипцы для орехов.
Когда они выходили из компьютерного зала, Вейнбаум внезапно замер и что-то пробормотал себе под нос.
– Что это с вами, Робин? – удивился Уолд.
– Ничего. Просто вспомнил чертово предсказание. Какое сегодня число?
– М-м-м… девятое июня. А что?
– Точная дата встречи, которую предсказал «Стивенс», дьявол бы его унес. Сдается мне, дело не так просто, как кажется.
4
Если Дейна Лье и имела некоторое представление о том, что ее ждет, то не выказала ни малейшего страха. Спокойная, как всегда, она сидела напротив стола Вейнбаума, с вечной сигаретой в пальцах, и выжидала. Соблазнительная коленка с ямочкой едва не упиралась офицеру в нос.
– Дейна, – начал Вейнбаум, – на этот раз мы собираемся получить все ответы, причем любыми, не самыми мягкими методами. На тот случай, если вам это неизвестно, должен заявить: существуют некоторые законы, карающие дачу фальшивых сведений офицеру безопасности. По этим законам вы можете провести в тюрьме пятнадцать лет и даже больше. Раскрытие государственной тайны, использование средств связи в целях мошенничества, плюс местные законы против трансвестизма, вымышленных имен и тому подобное… так что по совокупности всех статей мы можем держать вас в Йапанке до тех пор, пока вы в самом деле не обзаведетесь бородой. Так что советую раскалываться, да побыстрее.
– Поверьте, ни о чем другом я и не помышляю, – заверила Дейна. – И знаю практически каждое слово нашей предстоящей беседы: какую информацию я собираюсь вам сообщить, когда именно и сколько вы за нее заплатите. Знала это много месяцев назад. Так что мне нет смысла скрывать от вас что-либо.
– Так вы утверждаете, мисс Лье, – устало заметил Тор, – что будущее определено заранее и вы способны читать книгу Судеб?
– Совершенно верно, доктор Уолд. И то, и другое – чистая правда.
Последовало неловкое молчание.
– Так и быть, – вздохнул Вейнбаум. – Говорите.
– Так и быть, капитан Вейнбаум, – спокойно парировала Дейна, – платите.
Вейнбаум презрительно фыркнул.
– Напрасно, – отреагировала Дейна. – Я вполне серьезно. Вы так и не пронюхали, что мне известно о коммуникаторе Дирака. И никто не заставит меня объяснить подробности – даже под угрозой тюремного заключения. Видите ли, я точно знаю, что вы не собираетесь сажать меня за решетку, давать «сыворотку правды» или что-то в этом роде. Зато обязательно согласитесь заплатить, так что нужно быть последней дурой, чтобы развязать язык. В конце концов, вы покупаете великое открытие. Едва я открою тайну, вы сможете так же легко, как я, читать будущее, но для меня информация потеряет всякую цену.
Вейнбаум от возмущения лишился дара речи.
– Дейна, у вас сердце истинного офицера, – выдавил он наконец. – И нечего соблазнять меня своими коленками. Я уже сказал, что не собираюсь швыряться деньгами, независимо от того, что на этот счет высечено в будущем. Не собираюсь, потому что мое правительство, как, впрочем, и ваше, не одобряет подобных расходов. Неужели это ваша реальная цена?
– Совершенно верно… но существует и альтернатива. Назовите это моим капризом. Вместо запрошенной суммы, я желаю: а) быть принятой на службу в ваше бюро в качестве офицера по особым поручениям и б) стать женой капитана Робина Вейнбаума.
Вейнбаума словно ветром сдуло с кресла. Ему вдруг показалось, что из каждого его уха вылетает язык огня длиной не менее фута.
– Такой наглости… – начал он, но предательский голос подвел его.
С того места, где стоял Уолд, раздалось нечто вроде оглушительного хмыканья, правда, немедленно и жестоко задушенного в зародыше. Сама Дейна вроде бы слегка улыбнулась.
– Видите ли, – пояснила девица, – я не показываю свою лучшую и, можно сказать, точеную коленку каждому встречному мужчине.
Вейнбаум снова уселся, на этот раз медленно и осторожно.
– Спокойно, без паники, идите к ближайшему выходу, – пробормотал он. – Женщины и инфантильные офицеры первыми. Мисс Лье, вы, кажется, пытаетесь убедить меня, будто разыграли весь этот головоломный спектакль… борода и все такое… из пламенной страсти к моей неуклюжей и плохо оплачиваемой персоне?
– Не совсем, – честно призналась Дейна Лье. – Кроме этого, я хочу служить в бюро. Позвольте еще раз обратить ваше внимание, капитан, на тот факт, который вам, похоже, покажется весьма незначительным. Вы согласны, что я могу детально предсказывать будущее, и это означает, что будущее определено заранее?
– Поскольку Тор молчит и, вероятно, смирился с этим, думаю, я тоже… условно…
– В этом нет ничего условного, – решительно запротестовала Дейна. – Когда я впервые наткнулась на эту штучку, то прежде всего установила, что мне удастся затея с Дж. Шелби Стивенсом, я смогу втереться в бюро и выйти за вас, Робин. Сначала я удивилась, потом возмутилась. Я вовсе не хотела состоять в штате бюро. Мне гораздо больше нравилась вольная жизнь видеокомментатора. Кроме того, месяц-другой я противилась браку с вами. И, самое главное, маскарад казался мне просто вздором.
Но факты упрямая штука. И я поняла, что пройду через все это. Никаких альтернатив, идиотских «ответвлений времени», никаких поворотных пунктов, которые можно изменить, внеся тем самым поправки в будущее. Мое будущее – как ваше, и доктора Уолда, и остальных – определено заранее. И моральные соображения тут ни при чем. Мне все равно предстояло это сделать. Причина и следствие, как я поняла, просто не существуют. Одно событие следует за другим, потому что события так же неразрушимы в пространстве-времени, как материя и энергия.
И эта пилюля оказалась самой горькой. Много лет уйдет у меня, да и у вас тоже, на то, чтобы ее переварить. Думаю, доктор Уолд придет в себя намного быстрее. В любом случае, как только я твердо убедилась, что все именно так и случится, пришлось позаботиться о собственном рассудке. Я знала: невозможно изменить того, что предстоит сделать, и мне пришлось обзавестись соответствующими мотивами. Иными словами, дать всему разумное объяснение. Это, по крайней мере, нам по силам:
1 2 3 4 5 6