Шоу Ирвин
Раствор Мэнникона
Ирвин Шоу
Раствор Мэнникона
Лишь одно окно светилось поздней ночью в массивном здании Исследовательской лаборатории Фогеля-Паульсона. Мыши всех видов и мастей спали в своих клетках. Дремали обезьянки, видели свои сны собаки, крысы-альбиносы дожидались утра с его неизбежными инъекциями и скальпелем. Тихо гудели компьютеры, чтобы к утру выбросить на пол огромные таблицы с цифрами. В закрытых пробирках причудливыми цветками разрастались культуры; в стерилизованных колбах исчезали колонии бактерий, взращенные в ночных бдениях, в темноте из растворов выпадали диковинные осадки, подтверждая или опровергая дневные надежды. За опущенными шторами тайком обменивались молекулами вещества, вращались вдали от человеческих глаз атомы, возникали в запертых комнатах целительные бальзамы и ядовитые составы. Электромагнитные устройства охраняли миллионы формул в сейфах, сталь которых поблескивала в лунных лучах.
В ярко освещенной, сверкающей чистотой комнате человек в белом двигался от стола к столу - то наливал жидкость в плоскую стеклянную чашку, то добавлял красно-бурый порошок к содержимому пробирки, то делал записи на кусочках нежно-голубой фильтровальной бумаги. Его звали Кольер Мэнникон. Он был среднего роста, пухлый, с лицом круглым, как дыня, и таким же, как дыня, гладким (бриться ему приходилось всего дважды в неделю). Его высокий лоб тоже напоминал дыню, мускусную дыню с гладкой кожей - спелую, но не особенно вкусную дыню, на которую нацепили массивные очки. В его выпуклых голубых глазах застыло ожидание младенца, который уже давненько лежит в мокрых пеленках. На куполе дынеобразного лба произрастал светленький пушок, а брюшко напоминало небольших размеров арбуз. Кольер Мэнникон ничуть не походил на лауреата Нобелевской премии. Он и не был лауреатом Нобелевской премии. Ему было двадцать девять лет и три месяца. Он знал, что большинство великих научных открытий совершалось учеными в возрасте до тридцати двух лет. У него в запасе оставалось еще два года и девять месяцев.
Шансы Мэнникона сделать великое научное открытие в лаборатории Фогеля Паульсона были весьма незначительны. Он работал в отделе детергентов и растворителей, а в задачу его входили поиски детергентов, которые разлагались бы в водных растворах. Дело в том, что в популярных журналах уже появилось несколько не слишком приятных заметок о пене в канализационных трубах и о ручьях, покрывающихся мыльным слоем, в котором гибнет форель. Мэнникон знал, что никто еще не получал Нобелевской премии за открытие нового детергента, даже такого, что не губит форель. Через неделю ему будет уже двадцать девять лет и четыре месяца.
Другие сотрудники лаборатории, помоложе, занимались лейкемией и раком матки, а также соединениями, которые сулили успех в лечении шизофрении. Был даже двадцатилетний вундеркинд, который ставил совершенно секретные опыты со свободным водородом. Весьма вероятно, что они попадут и в Стокгольм. Их вызывали на совещания руководства, мистер Паульсон приглашал их в загородный клуб и к себе домой, и они разъезжали в спортивных машинах со смазливыми девчонками, похожими на кинозвезд. В отдел детергентов мистер Паульсон не заходил никогда, а сталкиваясь с Мэнниконом в коридорах, называл его Джонсом. Еще шесть лет назад мистер Паульсон почему-то решил, что Мэнникона зовут Джонс.
Мэнникон был женат на женщине, которая напоминала зимний сорт дыни, и имел двоих детей, мальчика и девочку, которые выглядели именно так, как вы их себе и представили. Ездил он на "плимуте" выпуска 1959 года. Жена Мэнникона не возражала против его работы по ночам. Даже наоборот.
Все лучше, чем вести уроки химии в школе.
Этой ночью он работал потому, что днем натолкнулся на загадочную реакцию. Он взял стандартный детергент "Флоксо" и добавил почти что наугад некоторое количество красно-бурого порошка сравнительно простого состава, широко известного под названием диоксотетрамеркфеноферроген-14. Этот реактив стоил дорого, и Мэнникон, чтобы избежать неприятных разговоров в финансовом отделе, использовал лишь один грамм на фунт "Флоксо", который стоил 1,80 доллара за тонну и продавался в любом приличном универсаме по цене сорок семь центов за коробку средних размеров.
Он взял белый хлопчатобумажный лоскут, смочил его кетчупом с бутерброда, оставшегося от завтрака, и был очень разочарован, когда обнаружил, что раствор с диоксотетрамеркфеноферрогеном-14 оставлял на ткани хорошо заметное кольцо, которое походило именно на то, чем оно и было, то есть на пятно от кетчупа. В то же время контрольный раствор чистого "Флоксо" полностью сводил пятно с такого же кусочка материи.
Он испытал раствор с добавкой одного миллиграмма диоксотетрамеркфено феррогена-14, но результат остался прежним. Он работал над темой уже шестнадцатый месяц, и, понятно, очередная неудача обескуражила его. Он уже собирался выбросить оба образца, но тут заметил, что, в то время как чистый "Флоксо" пенился на свой обычный, снискавший возмущение популярных журналов манер, второй раствор выглядел как самая прозрачная вода из вешних потоков.
Осознав значение открытия, он почувствовал слабость в коленях и вынужден был сесть. Перед глазами замелькали канализационные трубы, выглядевшие точно так же, как они выглядели в 1890 году, и форель, которая плескалась во всех сточных канавах, идущих от густонаселенных жилых кварталов. Мистер Паульсон перестанет называть его Джонсом. Он купит себе "триумф". Он подаст на развод и приобретет контактные линзы. Его переведут в отдел рака.
Теперь дело за малым: подобрать нужную пропорцию диоксотетрамеркфено феррогена-14 и "Флоксо", ту пропорцию, при которой не будет пены и в то же время исчезнут остаточные кольца, - и его будущее обеспечено.
Как опытный исследователь, он принялся методично, хотя и с учащенным сердцебиением, готовить растворы один за другим. Он не скупился на диоксотетрамеркфеноферроген-14. Случай не тот, чтобы скупиться. Кетчуп кончился, и он взял вместо него табачную смолу из трубки. Но результаты были прежними - и весь вечер, и во время его одинокого ночного бдения (он позвонил жене и сказал, чтобы она не ждала его к обеду). Предательское кольцо оставалось. На тряпке. На линолеуме. На пластмассе. На кусочке кожи. На тыльной стороне его руки.
Он не отчаивался. Эрлих испытал 605 препаратов, прежде чем получил знаменитый 606-й. Наука быстро не делается.
Неодушевленный испытательный материал кончился. Он выбрал двух белых мышей из партии, которую ему дали оттого, что мыши в ней упорно отказывались заболевать злокачественными опухолями. Фогель - Паульсон вели кампанию за то, чтобы убедить владельцев собак мыть шкуры животных раствором "Флоксо". Дело в том, что "Флоксо" уступал по использованию в домашнем хозяйстве своему главному конкуренту, "Вандро", и изыскивались возможности расширить область его применения. С мышами результат был прежний. Одна из мышей стала такой же белой, как в день своего появления на свет, и раствор, в котором ее вымыли, пенился как обычно. Другая мышь вела себя так, будто ее жгли каленым железом, но раствор, которым Мэнникон ее обработал, через пять минут сделался совершенно прозрачным.
Он умертвил этих мышей. Он был добросовестным исследователем и не хотел использовать мышей, уже бывших в употреблении. После гибели второй мыши у него появилось ощущение, что его обманули. Он приготовил новый раствор, на этот раз с миллионной долей грамма диоксотетрамеркфеноферрогена-14, сходил в виварий за мышами. Компания в клетках собралась весьма пестрая. Ведь Мэнникону подсовывали мышей, которые во всех остальных лабораториях считались непригодными для научных экспериментов, а потому здесь были мыши, страдавшие гигантизмом, слепые мыши, черные мыши, пегие мыши, мыши, пожирающие своих детенышей, капризные желтые мыши, серые мыши с фуксиновыми пятнами и мыши, которые, едва заслышав ноту ля бемоль, начинали биться о прутья своих клеток, до тех пор пока не издыхали.
Осторожно, остерегаясь мышиных зубов, он вытащил зверьков из клетки. Комната, где помещался виварий, тонула во мраке, так как финансовый отдел считал расходы на электричество в отделе детергентов и растворителей чрезмерными. Мэнникон разобрал цвет мышей, только когда принес их к себе в лабораторию. Они оказались желтоватого оттенка, вроде шкуры нечистокровного Лабрадора или кожи болезненного рабочего из китайской прачечной. Он старательно вымазал мышь в табачной смоле. Чтобы иметь достаточно табачной смолы, ему приходилось курить без передышки, отчего язык уже пощипывало, но в такую минуту можно было кое-чем и пожертвовать.
Одну мышь он поместил в смесь "Флоксо" и дистиллированной воды и аккуратно вымыл ее, предварительно протерев руки спиртом. Мышь весело плескалась в шипящей пене и, видимо, получала от ванны удовольствие. Пятно при этом исчезло. Другую мышь он поместил в такой же раствор и добавил одну миллионную грамма диоксотетрамеркфеноферрогена-14. Затем еще раз протер руки спиртом. Когда он снова повернулся ко второй мыши, то увидел, что она уже лежит на боку. Он наклонился и пристально посмотрел на мышь. Она не дышала. Она была мертва. Он повидал на своем веку немало мертвых мышей и был способен отличить мертвую мышь от живой. В нем закипело возмущение: черт бы побрал эту администрацию. Ну какой серьезной работы они могут ожидать от него, если дают ему мышей, которые протягивают лапки при первом прикосновении человеческой руки?
Он выбросил мертвую мышь и отправился за новой. На сей раз он включил свет. Пропади он пропадом, этот финансовый отдел.
Движимый одним из тех не объяснимых разумом приливов вдохновения, которые предшествуют открытиям в науке, он опять выбрал желтоватую мышь, сестру той, что сдохла, и демонстративно оставил в виварии свет, а мыши тотчас подняли писк громкостью децибелов восемь.
Вернувшись в лабораторию, Мэнникон осторожно обмазал новую мышь табачной смолой и попутно обратил внимание на то, что самая первая мышь все еще благополучно резвится в мыльной воде. Принесенную мышь он поместил в высокий стеклянный сосуд, из которого ей было не выскочить, и вылил на нее смесь с диоксотетрамеркфеноферрогеном-14. В первый миг ничего не произошло. Он смотрел неотрывно, приблизив лицо к стеклянному сосуду. Мышка вздохнула, тихо улеглась на бок и сдохла.
Мэнникон сел. Потом встал. Раскурил новую трубку, подошел к окну. Выглянул из окна. Луна опускалась за дом. Он пыхтел своей трубкой. Интуиция ученого подсказывала ему, что во всем этом была причина и было следствие. Следствие было весьма очевидным. Две мертвые мыши. Но первая, белая мышь, которую он поместил в практически тот же самый раствор, не подохла, хотя пятно на ее шкурке осталось. Белая мышь, желтая мышь, желтая мышь, белая мышь. У Мэнникона разболелась голова. Луна уже исчезла за домом.
Мэнникон вернулся к столу. Мертвая желтая мышь почти окоченела. Она неподвижно лежала в прозрачной жидкости. Вторая желтая мышь плавала в мыльной пене чистого "Флоксо". Мэнникон убрал мертвую мышь в холодильник, чтобы заняться ею впоследствии.
Он снова сходил в виварий. Шум достигал уже одиннадцати децибелов. Он прихватил с собой серую мышь, черную мышь и пегую мышь и стал по очереди окунать их в раствор, в котором уже сдохли две желтые мышки. На этот раз он даже не потрудился предварительно вымазать их в смоле. Все они, казалось, получали от ванны большое удовольствие. Пегая мышь так развеселилась, что даже совершила попытку совокупиться с черной, несмотря на то что обе они были самцами. Мэнникон посадил трех контрольных мышей обратно в переносную клетку и долго пристально всматривался в желтую мышь, которая по-прежнему блаженствовала в своем миниатюрном Средиземноморье из безотказного пенистого "Флоксо".
Мэнникон осторожно вынул желтую мышь из мыльных пузырей. Потом тщательно вытер ее, что вызвало у животного взрыв негодования. А к Мэнникону почему-то вернулось ощущение, что его обманули. Он осторожно положил желтую мышь в тот же сосуд, где два ее желтых сородича сдохли, а три мышки другой окраски остались в добром здравии.
В первую секунду ничего не произошло. Затем и эта желтая мышка вздохнула, прилегла на бок и сдохла.
Боль в голове вынудила Мэнникона закрыть глаза. Когда он снова открыл их, дохлая желтая мышка валялась на том же самом месте в кристально чистой жидкости.
Страшная усталость на валилась на Мэнникона. За долгие годы служения науке такое с ним приключилось впервые. Он чувствовал себя бессильным разобраться в происходящем, понять, к добру ли все это, нет ли, продвинулся ли он в изучении детергентов вперед или отброшен на сто лет назад, приблизило ли это его к раку или же, наоборот, отодвинуло к паркетной мастике и клею, а возможно, и к снижению жалованья. В эту ночь мозг его был уже неспособен разрешить загадочную проблему. Он машинально положил мертвую мышь в холодильник рядом с ее предшественницей, пометил серую мышь, черную и пегую, прибрался, сделал записи, выключил свет и отправился домой.
Домой он возвращался пешком. "Плимут" понадобился жене - она поехала играть в бридж. Автобусы уже давно не ходили, а позволить себе такую роскошь, как такси, он не мог, даже если бы сумел поймать его в столь поздний час. По дороге домой он заметил свой "плимут" перед каким-то темным зданием на Сенет-стрит, в миле от их дома. Жена не сообщала Мэнникону, у кого она играет в, бридж, и он не узнал, чей это был дом, лишь удивился, как это люди могут играть в бридж до двух часов ночи, да еще в полнейшей темноте. Но зайти он не решился. Жена говорила, что его присутствие путает ей все карты.
- Возьми свои записи, - сказал Сэмюэл Крокетт, - и спрячь их в портфель. И замкни холодильник. - (Теперь там уже было восемнадцать мертвых мышей.) - Я полагаю, нам следует все это обсудить в каком-нибудь таком месте, где нам не будут мешать.
Этот разговор состоялся под вечер следующего дня.
1 2 3 4 5