Рассказы – 0

Кассандра
ПОЖАРЫ
Они все ярче разгорались вокруг, и это было невыносимо.
Элис с трудом добралась до двери своей квартиры — она знала, что дверь окажется вполне реальной. Она ощутила холод металла, прикоснувшись к ручке-шарику, окутанной пламенем пожара… увидела сквозь клубы дыма призрак-лестницу настолько, чтобы можно было нащупать ступеньки вниз, и убедила себя, что они выдержат вес ее тела.
Безумная Элис. Она не торопилась. Буйство пламени не утихало. Она прошла сквозь него, спустилась по несуществующим ступенькам на твердую почву: она не могла пользоваться лифтом, этой коробкой с призрачным полом, свинцовым грузом падающей вниз; она спустилась на нижний этаж, избегая смотреть на красные, холодные языки пламени.
Призрак пожелал ей доброго утра… старина Уиллис, насквозь просвеченная играющим огнем тощая фигура. Прищурившись, она тоже пожелала ему доброго утра, однако успела заметить, как Уиллис покачал ей вслед головой, когда она открывала входную дверь. Дневная круговерть уличного движения была в полном разгаре, несмотря на пожары вокруг, рушащиеся кирпичные стены, горящие развалины старых домов.
Дом осел вдруг и стал проваливаться в преисподнюю — в ад посреди призраков-деревьев, покрытых зеленой листвой. Старый Уиллис взлетел в воздух, охваченный пламенем, и упал, превратившись в запекшийся, почерневший кусок плоти, — он умирал так каждый день. Элис уже не плакала, она лишь вздрагивала слегка. Она старалась не замечать свалившегося на нее ужаса, пробираясь среди падающих, но бестелесных кирпичных стен, мимо озабоченных призраков, которые в своей спешке нисколько не тревожились происходящим.
Кафе Кингсли уцелело больше, чем все, что окружало его. Оно служило убежищем для нее. Здесь она обретала чувство защищенности. Она толкнула дверь, услышала тихий звон уже исчезнувшего колокольчика. Посетители-призраки оглянулись, зашептались между собой.
БЕЗУМНАЯ ЭЛИС
Этот шепот раздражал ее. Она предпочитала не замечать их взглядов, их присутствия и устроилась в угловой кабинке, где были лишь следы огня.
«ВОЙНА» — гласил жирный заголовок в газете, высовывавшейся из автомата. Ее затрясло, она взглянула в лицо Сэма Кингсли, лицо покойника.
— Кофе, — сказала она. — И сэндвич с ветчиной.
Она всегда заказывала одно и то же. Даже в той же последовательности. Сумасшедшая Элис. Ее болезнь служила и поддержкой для нее. Каждый месяц с тех пор, как ее выдворили из больницы, ей присылали чек. Каждую неделю она возвращалась в клинику, к врачам, которые тоже стали призраками, как и все остальные. Здание больницы было охвачено пожаром. По голубым, стерильно чистым холлам стелился дым. На прошлой неделе один больной сбежал — весь в огне…
Дребезжание посуды. Сэм поставил на стол кофе, быстро вернулся за сэндвичем и принес его. Она склонилась над столом и стала есть видимость пищи из разбитой тарелки и пить видимость кофе из закопченной чашки с призрачной ручкой.
Она завтракала, она была так голодна, что забыла на время о владевшем ею ужасе. Самые страшные видения потеряли власть над ней — они являлись ей уже сотни раз, и она перестала плакать над тенями. Она разговаривала с духами, прикасалась к ним, ела, чтобы унять боль в желудке, носила всегда один и тот же великоватый ей черный свитер, поношенную синюю блузу и серые брюки — только это из всех ее вещей, казалось, сохранилось в целости. По ночам она стирала их и высушивала, чтобы на следующий день надеть на себя, а вся остальная одежда оставалась на вешалках в шкафу. Только эти казались ей реальными вещами.
Своим врачам она ничего этого не говорила. Жизнь в больнице и вне ее научила осторожности и не откровенничать направо-налево. Она знала, что можно говорить. Ее способность хотя бы смутно видеть окружающих, позволяла ей улыбаться людям-призракам и ловко подыгрывать им, сидя на руинах того, что сгорело еще прошедшим вечером. Почерневший труп лежал в холле. Она, не дрогнув, мило улыбнулась тому доктору.
Они снабжали ее лекарствами. Лекарства гасили сны, заглушали вой сирен, шаги бегущих мимо ее комнаты людей. С их помощью ей удавалось заснуть в своей призрачной кровати высоко над развалинами ее дома, а там, внизу, в ночи потрескивал огонь и раздавались дикие вопли людей. О таких вещах она не говорила. Годы пребывания в больницах научили ее этому. Она жаловалась только на ночные кошмары и бессонницы, и врачи давали ей красные таблетки в больших количествах.
«ВОЙНА» — гласил заголовок в газете.
Когда она взяла в руку чашку, чашка задребезжала о блюдце. Она проглотила остатки сэндвича, запив их кофе, стараясь при этом не глядеть в разбитое окно на дымящиеся, скрюченные железные остовы машин на улице. Она, как и в другие дни, оставалась на месте, и Сэм неохотно опять наполнил ее чашку кофе, теперь она будет растягивать удовольствие, а потом попросит еще чашечку. Она, смакуя, поднесла чашку к губам и почувствовала, как унялась дрожь в пальцах.
Слабо прозвенел колокольчик. Какой-то человек закрыл за собой дверь и устроился у стойки.
И она ясно увидела его, он был настоящий. Она испуганно уставилась на него, сердце отчаянно колотилось в ее груди. Он заказал кофе, повернулся к автомату, чтобы купить газету, удобно устроился и, читая газету, ждал, когда остынет кофе. Пока он читал, она видела только его спину в потертом коричневом кожаном пальто, немного каштановых волос лежало на его воротнике… Наконец, одним глотком он проглотил остывший кофе, положил на стойку деньги и там же оставил газету заголовком вниз.
Молодое лицо, кости и плоть среди всех этих призраков. Он ни на кого не обратил внимания и направился к дверям.
Элис выскочила из своей кабинки.
— Эй! — крикнул ей вдогонку Сэм.
Она еще рылась в сумочке, когда прозвенел колокольчик, бросила чек на стойку, не посчитавшись с тем, что он был на пять долларов. От страха потерять человека в пальто она почувствовала привкус меди во рту. Вылетела из кафе, не раздумывая перескочила через осколки стекла, увидела, как исчезает в толпе призраков его спина. Она побежала, расталкивая толпу, пренебрегая языками огня, вскрикивая, когда осколки стекла сыпались, не причиняя ей боли, на ее голову, и все бежала, бежала!
Шокированные призраки оборачивались и смотрели на нее — то же самое сделал и он, и она налетела на него, ее ошеломило то, что на его лице отразился страх, когда он смотрел на нее.
— Вам что? — спросил он.
Она заморгала, пораженная тем, что он не отличал ее от других. И не нашлась, что ответить. Он рассердился и снова тронулся вперед, она последовала за ним. По щекам ее текли слезы, ей не хватало воздуха. На них смотрели со всех сторон. Он заметил ее и ускорил шаг — он шел сквозь сыпавшиеся осколки, сквозь языки пламени. Стена возле него стала рушиться… И она не удержалась, закричала.
Он резко повернулся. За его спиной поднялись в воздух облака пыли и сажи. У него на лице были написаны гнев и ярость. Он смотрел на нее так же, как смотрели все другие. Матери бросились оттаскивать своих ребятишек подальше от разыгрывающейся сцены. Кучка юнцов, смеясь, равнодушно наблюдала за ними.
— Подождите, — попросила она.
Он уж открыл рот с явным намерением отругать ее, она отступила назад, чувствуя, как слезы высыхают под холодными порывами огня. На его лице появилась гримаса жалости. Он сунул руку в карман и стал лихорадочно искать монеты и предложил их ей. Она в бешенстве затрясла головой, пытаясь остановить слезы, посмотрела вверх и отпрянула, увидев, как в огне пожара рушится еще одна стена.
— Что такое? Что с вами? — спросил он.
— Пожалуйста… — произнесла она.
Он посмотрел на глазеющих на них призраков и медленно продолжил свой путь. Она шла рядом с ним, понуждая себя не кричать при виде руин, бледных фигур, тихо скользивших сквозь обломки обгоревших зданий, при виде скорченных трупов на улицах города, хотя поток машин не прекращался.
— Как вас зовут? — спросил он.
Она назвала себя. Он на ходу посматривал на нее, хмуря брови и морща лоб. Для юноши его лицо было слишком помятым, под губой у него был небольшой шрам. Выглядел он старше нее. Она чувствовала неловкость под его оценивающем всю ее взглядом, но решила перетерпеть и это, лишь бы не лишиться его, такого настоящего. Подавив в себе природную застенчивость, она просунула свою руку под его локоть и вцепилась в рукав поношенного кожаного пальто. Он не протестовал.
А еще немного погодя он обхватил ее за плечи, и они шли уже как настоящие влюбленные.
«ВОЙНА»! — кричал заголовок с газетного стенда.
Он хотел повернуть на улицу Тэнна Хардвера. Она встала, как вкопанная, когда увидела, что там делается. Он тоже остановился и повернулся к ней лицом — за спиной у него разгорался пожар.
— Не пойдем туда, — сказала она.
— А куда ты хочешь пойти? — спросил он.
Она беспомощно пожала плечами и показала в сторону главной улицы.
Он заговорил с нею так, как говорят с маленьким ребенком, высмеял ее страхи. Ее это огорчило. Многие обращались с нею именно так. Она почувствовала это в его обращении с ней, и смирилась и с этим.
Его звали Джим. Он только вчера приехал в город попутным транспортом. Он искал работу. Никого знакомых у него в городе не было. Она слушала его корявую, бессвязную речь, но слышала совсем другое. Когда он замолк, она посмотрела ему в глаза и увидела испуг в них.
— Я не сумасшедшая, — сказала она ему, сказала ложь, потому что последняя собака в Садбери знала, что она сумасшедшая, но он не был знаком здесь ни с кем. У него было настоящее лицо, а шрам у рта делал его грубоватым, особенно когда он задумывался. В другое время он скорее отпугнул бы ее от себя. Сейчас же она больше всего боялась потерять его среди всех этих призраков.
— Война, — сказал он.
Она кивнула, стараясь смотреть на него, а не на полыхавшее вокруг пламя. Он нежно коснулся пальцами ее руки.
— Война, — повторил он. — Сплошное безумие. Все кругом с ума посходили.
И он положил руку ей на плечо и повернул ее в сторону парка, где вокруг черных каркасов-веток развевались зеленые листья. Они пошли по берегу озера, и впервые за много времени у нее стало легко на душе. И появилось ощущение сопричастности его цельности, его здравому смыслу.
Они купили кукурузы и сели у озера, и стали бросать ее призракам-лебедям. Духов-прохожих было не так уж много, но достаточно, чтобы сохранить атмосферу их присутствия. В основном это ковыляли старые люди, с нарочитым спокойствием соблюдая свои обычаи вопреки заголовкам в газетах.
— Видишь, какие они все серенькие и полупрозрачные? — решилась в конце концов спросить его Элис.
Он явно не понял ее, только пожал плечами в ответ. Она сразу отказалась от подобных вопросов. Она встала и посмотрела на горизонт, где ветер нес клубы дыма.
— Поужинаем вместе? Я плачу, — предложил он.
Она повернулась к нему, сжавшись в комок, выдавила робкую, отчаянную улыбку.
— Да, — сказала она, уже представляя себе, какую еще плату он имеет в виду, и ненавидя себя, и отчаянно боясь, что он уйдет, уйдет сегодня вечером или завтра. Она не знала мужчин. Она представления не имела, что она должна сказать или сделать, чтобы удержать его, хотя он все равно бросит ее, как-только узнает о ее безумии.
Даже ее родители не смогли смириться с этим. Сначала они навещали ее в больницах, потом стали появляться только по праздникам, а затем пропали навсегда. Она не знала, где они теперь.
Был один мальчик, сосед. Он утонул. Она заранее сказала, что он утонет. И все в городе стали утверждать, что это она столкнула его в воду.
Безумная Элис.
Врачи утверждали, что это все фантазии. Она не опасна.
Они отпускали ее из больницы. Тогда она оказывалась в специальных учебных заведениях, в муниципальных школах. Но время от времени, она снова попадала в больницу.
Больницы, транквилизаторы.
Она забыла таблетки дома. Она похолодела, вспомнив об этом. Они помогали ей уснуть. С их помощью она спала без снов. В испуге она крепко сжала губы, но затем убедила себя, что, пока она не одна, они ей не Понадобятся. Она взяла его за руку и пошла рядом с ним. Она испытывала незнакомое ей до сих пор чувство защищенности. Они поднялись по ступенькам из парка на улицу.
Она вдруг остановилась.
Не стало пожаров.
Призраки-дома возвышались над искромсанными, лишенными окон каркасами. Тени передвигались среди обломков, временами исчезая совсем. Он тащил ее за собой, но она шла, как пьяная. Он удивленно посмотрел на нее, обнял ее.
— Ты вся дрожишь, — сказал он. — Замерзла?
Она покачала головой, попыталась улыбнуться. Не было больше огня. Может быть, это к лучшему? Кончился кошмар. Она взглянула в его озабоченное, такое телесное лицо, и улыбка ее перешла в дикий хохот.
— Я хочу есть, — наконец сказала она.
Они засиделись за обедом у Грабена — он в своем помятом пиджаке, и она — в растянутом на локтях свитере с длинными фалдами, свисавшими сзади. Клиенты-призраки были одеты куда лучше, и все они вылупились на них, и поэтому их посадили в уголок за дверью. На несуществующих столах находился битый хрусталь, обломки фарфора, а сквозь дыры в стенах над бледным поблескиванием сломанных светильников холодно мигали звезды.
Руины, холодные, мирные руины.
Элис спокойно огляделась вокруг. И среди руин можно жить, только бы не было пожаров.
И рядом был Джим, он улыбался ей, ни о чем не сожалея, — разве что о своем необузданном безрассудстве, с которым он тратился не по средствам здесь, у Грабена, где она и не мечтала никогда побывать, и говорил ей, как и следовало ожидать, что она прекрасна. И другие всегда говорили то же. Ее обижало, что он говорит такие банальности, он, которому она решилась целиком довериться. Она отвечала ему печальной улыбкой, а потом хмурилась, и в то же время боялась оскорбить, отпугнуть его своей меланхоличностью и снова улыбалась ему.
Безумная Элис. Он догадается и покинет ее сегодня же вечером, если она не поостережется. Она постаралась снова выглядеть веселой, смеялась.
1 2