– Хорошо. Должен сказать, что я был удивлен, когда передали, что вы звонили. Потому что сам собирался позвонить на электростанцию. Но кое-что произошло, и мне пришлось на время уехать из дому. Пытаюсь выяснить, что же стряслось с нашим мистером Джефферсом. Вот уже больше суток, как он куда-то запропастился.
– Я знаю, что сегодня он домой не приходил. Начальник местной полиции уже звонил мне раньше и спрашивал, не знаю ли я, где он.
– Уизерс, я должен сказать вам, что немного беспокоюсь. Что могло с ним произойти? Могло случиться, что его машина где-нибудь свалилась с дороги... этого больше всего боюсь. Не исключается что-то вроде несчастного случая li нижних дренажных туннелях. Когда я разговаривал с ним в четверг вечером, он сказал, что хотел бы проверить несколько датчиков, прежде чем пойти спать. Нет никаких оснований для беспокойства, – быстро добавил Болен, услышав, как Уизерс протяжно свистнул. – Это только предположение.
– Если он внутри дамбы, то почему же здесь нет его машины? Я не видел ее на стоянке, когда входил.
– Хорошая мысль. И все же мне хотелось бы, чтобы кто-нибудь повсюду посмотрел там, внизу. Чего желательно избежать, так это общей тревоги, сообщения о пропавшем человеке по телевидению. В общем, чего-нибудь подобного. Это создало бы сложности для фирмы, да и для Ларри тоже, если выяснится, что он просто бродил где-то, никого не предупредив. Вы не могли бы сделать перерыв и спуститься в нижние галереи?
– Ну, мне не положено покидать диспетчерскую больше чем на десять минут. А спуститься на самое дно, а потом вернуться – это полчаса. Инспектор из управления техники безопасности и здоровья сказал, что он намерен проверить галерею. Это было минут двадцать назад... Когда вернется обратно, я его спрошу, не...
– Что еще за инспектор из УТБЗ?
– Тот самый, с кем вы разговаривали сегодня утром. Ну, тот, кому вы дали ключ от верхних ворот. Я и позвонил вам несколько минут назад, чтобы удостовериться, есть ли у него должные полномочия. Ни вас, ни Джефферса не было, а он вроде бы начал раздражаться. Ну, я и решил впустить.
– Я не знаю никакого инспектора из УТБЗ. Мой ключ к верхним воротам заперт в моем письменном столе.
Уизерс застонал.
– О Господи, только не это. Он сказал, что его зовут Чарльз Робинсон, приехал провести ночную инспекцию и что вам, мол, все об этом известно.
– Я не знаю никого с таким именем. Это, должно быть, тот, кто пытался дозвониться до меня, когда я выходил. Он знал, что меня нет дома, потому-то и сказал, чтоб вы мне позвонили. Этот человек – обманщик.
– Если и обманщик, то здорово подкован. Знает эту плотину изнутри и снаружи. У него даже есть комплект чертежей с печатью фирмы «Рошек, Болен и Бенедитц». Мне что, позвонить ребятам из полиции?
– У него комплект чертежей? А как он выглядит?
– Высокий парень, может быть, метр восемьдесят пять. Примерно двадцати пяти лет. Волосы такие рыжеватые.
– А ходит большими шагами, словно фермер, перешагивающий через две борозды, да?
– Ну да. Можно сказать и так.
Болен негромко выругался.
– По описанию похож на Крамера. Вы можете включить свет на автостоянке с того места, где находитесь? Посмотрите, не удастся ли нащупать его автомобиль вашей камерой.
– Так, одну секунду. Давайте-ка посмотрим... Да, это, должно быть, его машина, вот справа от меня. Подождите, пока я возьму в фокус. Так, поймал! Похоже на «мустанг». Ему этак годиков шесть-семь. Здорово помят.
– Звоните в полицию. Ваш инспектор из УТБЗ – это Фил Крамер, инженер, которого Рошек уволил часов двенадцать назад. Он убежден, что плотина в любую секунду может рухнуть. Абсолютно одержим этой идеей. Потому-то и пришлось его выставить.
– А он не агрессивен? Бог мой, я же здесь совсем один.
– Не думаю, что есть хоть малейшая опасность насилия. Насколько мне известно, вполне разумен, когда дело не касается плотины. Если не ошибаюсь, когда он поднимется снизу, захочет, чтобы вы объявили общую тревогу. Он никогда не бывал внутри какой-либо плотины и не имеет ни малейшего представления о том, насколько сильна там протечка воды. Когда увидит, как туда просачивается вода, подумает, что плотина вот-вот развалится.
– Надеюсь, полицейские доберутся сюда до его возвращения.
– Уизерс, если можно будет это устроить, я хочу, чтоб его в чем-нибудь обвинили. Лучше всего для нас, если полиция попридержит его и не даст отправиться к газетчикам, пока я сам до вас не доберусь. Собираюсь встретиться с одним инспектором из управления безопасности плотин из Сакраменто в полдень. Мы не хотим, чтобы о нашей плотине начали распространяться слухи. Улавливаете суть? Когда доберусь, возьму этого Крамера под свою опеку. Уверен, смогу втиснуть немного здравого смысла в его голову. Так что удержим это в тайне, если сможем.
Болен разговаривал по настенному телефону в кухне. Повесив трубку, повернулся к своей жене и к Рошеку, пившим кофе за кухонным столом. Рошек явно осознал всю картину, услышав только одного из собеседников. Щеки налились краской, в глаза вернулся огонек. Стал выглядеть почти нормально.
– Мы должны притянуть этого ребеночка к ответу и попытаться упрятать за решетку до конца жизни. Он – угроза для нашей фирмы. Болен устало кивнул.
– Поговорим утром. Попытаемся-ка немного поспать. Я тебя разбужу, Теодор, если Уизерс вдруг позвонит с какими-нибудь сногсшибательными новостями.
Глава 18
Фил протиснулся мимо автомобиля, припаркованного позади шестой турбины. «Есть ли там, несмотря на поздний час, кто-либо из рабочих по обслуживанию туннелей?» – мысленно поинтересовался он. Если есть, надует его так же, как Уизерса. Он поспешил к стальному лестничному пролету и потянул на себя дверь с пометкой «Опасно, вход воспрещен!». Схватил со стеллажа фонарь и полутрусцой направился вниз по туннелю. Он не мог удержаться от улыбки, вспомнив об успехе своего актерского дебюта. Официозная, слегка раздраженная манера разговаривать совершенно сбила с толку Уизерса.
Бедняга вынужден был обороняться от огневого шквала вопросов по поводу условий труда рабочих, перил ограждения, огнетушителей, комплектов первой медицинской помощи и всего прочего, что пришло Филу в голову. Он не оставил Уизерсу ни малейшей возможности потребовать какое-либо удостоверение или самому спросить о чем-нибудь.
Туннель больше подходил для воплей ужаса, чем для лучезарных улыбок. Он был не просторней коллектора для труб под сельскими дорогами отца и так слабо освещен расположенными с большим интервалом лампочками на потолке, что Филу пришлось включить свой фонарь. Воды было столько, что ботинки намокли сразу же. Бог мой, думал Фил, направляя луч фонаря на запачканные минеральными отложениями стены и быстротекущий ручеек в желобе вдоль дорожки, если столько воды просачивается здесь, при таком удалении от основания, то что же делается на пятьдесят метров ниже?
Воздух был спертым, а сам туннель, казалось, становился все уже и уже, хотя он знал, что это всего лишь обман зрения. В первый раз с детских лет нахлынула клаустрофобия, недостаточно сильная, чтобы заставить повернуть обратно, но ощутимая настолько, что вызвала в памяти, как его, пятилетнего, заперли в сортире мучители – хохотавшие соучастники детских игр, которых совершенно не трогал его ужас. Их в конце концов разогнала мама, услышавшая его приглушенные вопли с заднего двора. И теперь не оставляло ощущение, что овладевший им тогда страх все еще гнездится где-то глубоко внутри и может снова, если Фил позволит, всплыть на поверхность. Он заторопился вперед, с каждым шагом производя всплеск, напомнивший, как он любил шлепать по лужам после летних дождей. Захотелось оказаться вдруг в Канзасе, подальше от этого мрачного туннеля, где, казалось, давят стены, в Канзасе, где горизонты всегда удалены на километры.
На пересечении с каким-то поперечным туннелем Фил развернул схемы и положил их на свое приподнятое колено. Вряд ли была необходимость обращаться к ним снова, но вид детализированных технических чертежей, заполненных измерениями, поперечными разрезами и пояснениями, помогал контролировать разум в противоположность эмоциям. Чертежи, казалось, говорили: «В туннелях ничего загадочного, и бояться нечего. Ты не потерялся в аду или в лабиринте парижской канализации».
Справа от него находился смотровой туннель, пронизавший скалу у северного устоя дамбы, над ним – проход к основанию заборно-вентиляционного канала, а слева – как раз то место, куда он намеревался проникнуть.
Этот боковой туннель определенно меньше, подумал Фил, продвигаясь с еще большей осторожностью, наверное, не более двух метров в диаметре. Господи, теперь-то понимаю, почему Дункан так не любит бывать тут. Можно кричать во всю глотку или палить из пушки, и ни одна живая душа не услышит. В парижской канализации это по крайней мере взяли бы на заметку крысы, а может быть, и полиция. Будь я в самом деле инспектором УТБЗ, уж я бы устроил бучу из-за этих туннелей: мало света, ужасный воздух, ненадежный пол... Возможно, я это так или иначе еще устрою. Ведь необходимо заставить просачивающуюся воду литься, как положено, по дренажным и радиальным коллекторным трубам, а не через трещины и швы в стенах туннеля. Это же черт знает что такое...
Фил остановился у верхнего края главного лестничного колодца, круто уходившего вниз. Луч его фонаря мало что мог поделать со сгустившимся под ним мраком. Слышался слабый звук быстро текущей воды, и появилась уверенность, что такое не может быть нормальным. Постоял, затаив дыхание, прислушался... Вода струилась и капала вокруг него, текла по выводному желобу вдоль дорожки, однако привлекший внимание звук был глубже и сильнее, напоминая рев круто падающего водопада. Он быстро двинулся вниз по ступенькам. Как сказал Дункан, их было двести. Если бы Фил споткнулся и упал, покатился бы вниз без остановки.
* * *
В два часа ночи с пятницы на субботу бары Саттертона закрывались. Дежурство несли два полицейских патрульных автомобиля: один расположился близ придорожного кафе «Рэнди», к югу от города, а другой – напротив салона «Колесный фургончик». Опыт показал: когда завсегдатаи этих двух крупнейших в городе питейных заведений выходили на улицу, вид полицейских машин ускорял отрезвление.
Полицейские Джон Колла и Ли Саймон из автомобиля номер два, что стоял у «Колесного фургончика», были довольны сдержанностью и добропорядочностью поведения покидавших бар. Казалось, никто не собирался нарушать покой и потревожить кого-либо. И никому не требовалась помощь полиции, чтобы устоять на ногах или идти. В радиоприемнике-передатчике послышался шумок статистических помех, и полицейский диспетчер спросил об их местонахождении. Сидевший за рулем Колла взял микрофон.
– Автомобиль номер два находится у «Колесного фургончика». Спокойно, как на церковном пикнике.
– У нас тут двести двадцать три электростанции. Звонил дежурный инженер Уизерс. Ехать надо ВОС.
Полицейские обменялись короткими взглядами: 223 было кодовым номером, означавшим вторжение в чужое владение при помощи транспортных средств, а ВОС – что, подъезжая, следует выключить огни и сирену.
– Какой это Уизерс, Чет? – спросил Колла. – Ньют?
– Да. Полагают, нарушитель – некий Фил Крамер, который использовал вымышленное имя и лживую историю, чтобы проникнуть внутрь с неизвестной целью. Подозреваемый находится где-то внутри плотины и не знает, что нам звонили. Ньют заперся в диспетчерской и поднимет дверь, когда вы позвоните у входа.
Колла включил двигатель и отъехал от тротуара. Развернувшись, они поехали к плотине.
– Оружие? – спросил Колла.
– Детектор не показал никакого металла. Никаких сведений насчет подозреваемого в полиции нет. Может вести себя неустойчиво. Известно, он какой-то фанатик. Думает, что наша плотина вот-вот рухнет.
– А как насчет верхних ворот?
– Ваш ключ номер пятнадцать должен открыть. А если нет, на подходе люди Ньюта, они помогут въехать.
– Звучит довольно кисло. А еще какую-нибудь помощь получим?
– Дорожный патруль посылает машину.
– Понял. Конец связи.
Из отделения для перчаток полисмен Саймон достал кольцо с ключами.
– Нам, возможно, достался какой-то психопат, – сказал он.
– Да, похоже на то. Надеюсь, такой, что можно успокоить ласковыми речами.
Его надежда действовать скорее психологией, нежели силой, рухнула при виде сорванных и искореженных верхних ворот.
* * *
Пожелав Рошеку доброй ночи, Герман Болен подождал в коридоре за дверью гостевой спальни, чтобы посмотреть, ляжет ли тот спать или же будет сидеть, пытаясь заставить себя успокоиться. Когда узкая полоска света под дверью почернела, Болен вздохнул с облегчением.
По крайней мере я на какое-то время спихнул его с себя, перевел он дух, спускаясь по лесенке в свой маленький рабочий кабинет. Уселся за письменный стол и набрал номер телефона электростанции. Удивительно, насколько вдруг осложнилась жизнь. Вопросы о безопасности плотины в ущелье Сьерра поднимались в самых последних инспекционных докладах: один из наиболее надежных служащих фирмы непостижимым образом исчез и виновен по меньшей мере в явной беспечности; Рошек заявил, что может оставить свой трон на несколько лет, а затем принялся терроризировать жену и выдворен полицией из собственного дома. А теперь еще и эта история с Крамером. Одно то, что Крамер возражал Рошеку и сам же добился своего увольнения, не может не удивить, но в то, что он потом поехал в Саттертон и сумел пробраться внутрь плотины, было вообще почти невозможно поверить. Если Рошек решит настоять на своем, парень попадет в тюрьму. Болен испытывал отвращение к себе за то, что счел того ужасного типа рассудительным, и подумал: не было ли у этого молодого инженера в прошлом каких-нибудь психических заболеваний? Звонок к его родным или в клинику Меннингера, возможно, помог бы раскопать что-нибудь.
– Это снова Герман, – сказал он, когда Уизерс ответил. – Есть что-нибудь новое?
– Полицейские уже едут, но пока сюда не добрались.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37