Березовая поросль отгораживала хворостяную кучку от дороги. Некоторые деревца белели свежими надломами, как будто через них волоком протащили труп. Но это можно было лишь предполагать. Ни клочка одежды, ни ворсинок на деревцах не осталось. Хворост для прикрытия трупа был притащен от старого березового пня, торчащего неподалеку на широкой выкошенной поляне. Поблизости желтела примятая полоска глины из сусличьей норы. Бирюков присмотрелся к норе — на глине четко отпечатался след автомобильного колеса. Подошедшая к Бирюкову Тимохина откровенно обрадовалась:
— Надо готовить гипс. Отличный слепок протектора должен получиться.
— Тебе помочь? — спросил Бирюков.
— Спасибо, Антон Игнатьевич, сама управлюсь.
Тимохина пошла к «рафику». Видимо, заметив, что Бирюков остался один, к нему, раздувая клеши, быстро подкатился Изот Михеич Натылько. Чуть помявшись, бывший шкипер осторожно заговорил:
— Вы с доктором, кажется, промеж собой обсуждали, что погибший паренек вроде бы парализованным был…
— Есть такое предположение, — сказал Антон.
— Это, выходит, он хромал, что ли?
— Возможно.
— Ишь ты, якорь его зацепи… — Старик, потянув за козырек, надвинул фуражку почти на самые глаза. — Не этот ли бедолага в наш кооператив наведывался?..
— Когда? — сразу заинтересовался Бирюков.
— На прошлой неделе видал я тут какого-то молодого инвалида. — Старик, сильно припадая на правую ногу и вихляясь, сделал несколько шагов. — Вот таким манером шел. В руке нарядную шарманку тащил. То ли магнитофон, то ли радиоприемник. В общем, какую-то громко играющую музыку.
— Что ж вы, по лицу его не узнали?
— Того, живого, я в лицо не разглядел. Со спины видал, когда он по проселку ковыляя шагал от кооператива.
— К кому из дачников паренек приходил, не знаете?
— Он вроде и не приходил. Наверно, в автомашине сюда с кем-то приехал, а отсюда своим ходом двинул.
— Кто в тот день на машинах приезжал?
— Трудно сказать. У нас чуть не каждый дачник автомашину имеет. Помню, суббота была. А по субботним дням здесь моторы ревут, как в речном порту в разгар навигации.
— Одежду на том парне не запомнили?
— Брюки точно такие, как на погибшем, а рубаха совсем иная… Что-то вроде старого джемпера. На ногах — белые кроссовки…
— Не туфли и не ботинки?..
— Нет, нет — кроссовки.
— На голове что?
— Ничего. Такие же, короткие светлые волосенки, как у мертвого паренька.
Бирюков, раздумывая, помолчал.
— Изот Михеич, а музыкальная «шарманка» у парня как выглядела?
— Продолговатый черный ящичек с никелированным блеском. И орет громко.
— Мелодию или слова песни не запомнили?
— Какая там мелодия! Теперь все музыканты одинаково дудят: чем громче, тем лучше.
— Куда же тот парень шел из кооператива?
— Как вам сказать… — Старик смущенно стал поправлять на плечах рюкзачные лямки. — Суббота, говорю, в тот день была. Сторожу в выходные здесь делать нечего. Ну и, значит, отправился я проведать куму. Надумал в домашней баньке попариться. До самой шоссейной дороги шел следом за пареньком. Он хоть и хромал, но двигался шустро, видать, на автобус торопился. Только на шоссе вышел — «Икарус» из Новосибирска тут как тут. Паренек в него и шмыгнул.
— В райцентр уехал?
— А куда больше?.. Наша остановка перед райцентром последняя.
От дачного кооператива «Синий лен» следственно-оперативная группа уехала поздней ночью. Кроме отпечатка автомобильного колеса на глине у сусличьей норы, ничего существенного, что давало бы зацепку для раскрытия преступления, обнаружить не удалось. Ни один из дачников, находившихся в тот вечер в кооперативе, потерпевшего не опознал.
Глава III
В середине следующего дня Борис Медников закончил экспертизу. По его заключению, потерпевший был убит выстрелом в спину двое суток назад. Обнаруженная в трупе свинцовая пуля от стандартного малокалиберного патрона, войдя в тело под левой лопаткой, пробила сердце и застряла в грудной полости. Судя по тому, что на извлеченной пуле не имелось обычных полосок от нарезного ствола, можно было сделать вывод: стреляли из какого-то самодельного гладкоствольного оружия. Это подтвердила и физико-техническая экспертиза. Исследование рубахи потерпевшего показало, что в районе входного пулевого отверстия нет ни малейших признаков пороховых вкраплений и копоти. Значит, стреляли не в упор.
К концу дня удалось установить личность потерпевшего. Им оказался двадцатичетырехлетний инвалид Лев Борисович Зуев. Месяц назад он переехал из Новосибирска в райцентр на постоянное жительство. Антон Бирюков узнал об этом от следователя Лимакина по телефону. Заканчивая разговор, Лимакин невесело сказал:
— Незаурядное, кажется, преступление на наши головы свалилось. Сейчас к тебе зайдет сестра Зуева. Расскажет довольно загадочное. Отнесись к ее показаниям со всей серьезностью, потому как искать преступника, сам понимаешь, придется угрозыску…
— Понимаю, — вздохнул Антон.
Вскоре в кабинет к Бирюкову вошла заплаканная смуглая девушка в черной шерстяной юбке и в оранжевой легкой кофточке. С правого плеча ее на тонком ремешке свисала небольшая коричневая сумка, похожая на фотоаппарат или на портативный транзистор в футляре. Робко усевшись на предложенный Бирюковым стул, она сразу достала из сумки крохотный носовой платочек и словно промокнула им покрасневшие карие глаза. После этого тихо проговорила:
— Я Люба Зуева. Меня из прокуратуры к вам направили. Позавчера вечером брата вызвали в милицию — и вот…
— В милицию?.. — удивился Антон. — Кто конкретно вызывал?
— Не знаю. Я работаю в Новосибирске швеей на фабрике «Северянка». С прошлой недели — в отпуске. Приехала к брату и почти не успела поговорить с Левой…
— Расскажите о нем подробней.
— Лева на четыре года старше меня. Закончил ГПТУ по специальности настройщик телерадиоаппаратуры. Работал в Новосибирске на заводе «Электросигнал», а в прошлом году ему оформили пенсию по инвалидности.
— Причина?..
— Энцефалитный клещ. Десять с половиной месяцев брат пролежал в больнице. С трудом врачи его вылечили. Только с правой ногой ничего не могли сделать, но говорили, что со временем и нога станет нормальной.
— Почему Лев Борисович сюда переехал жить?
— Он очень торопливо обменял квартиру. Даже со мной не посоветовался.
— Вы не вместе жили?
— Нет. Я живу в фабричном общежитии, а Лева жил в квартире, которая осталась ему после смерти бабушки.
— И вы не спрашивали брата о причине переезда?
— Спрашивала. Сказал, природа здесь очень хорошая и до Новосибирска на электричке — почти рядом. Леве туда на обследование к лечащему врачу надо было появляться. Да и по другим делам он часто в Новосибирск приезжал.
— Какие у него там другие дела были? — сделав ударение на слове «другие», спросил Бирюков.
— Радиотехникой Лева сильно увлекался. Покупал уцененные радиотовары, ремонтировал их, потом в комиссионный магазин сдавал. На одну пенсию по инвалидности ведь не прожить…
— А в дачный кооператив «Синий лен» Лев Борисович не ездил?
— Это где такой?
— В двадцати километрах от райцентра в сторону Новосибирска.
— Первый раз слышу. Не знаю. В общем, я ничего не могу понять. Пятнадцатого сентября у Левы украли японский магнитофон… — Люба нервно раскрыла сумочку, достала из нее сложенный тетрадный листок и протянула Бирюкову. — Вот это заявление лежало у Левы в столе. Я показывала его следователю, а он посоветовал передать вам…
Бирюков развернул листок. Аккуратным почерком было написано:
«В уголовный розыск районной милиции от инвалида второй группы Зуева Льва Борисовича. ЗАЯВЛЕНИЕ. 15 сентября с/г из моей квартиры No 13 по улице Озерной, дом No 7 украден однокассетный японский магнитофон „Националь“, заводской No 5ВАСВ 13676. Кража совершена между 06.30 и 19.00 часами, когда в связи с поездкой в Новосибирск меня не было дома. Убедительно прошу отыскать украденную вещь и вернуть мне. К сему…» — дальше стояла витиевато-длинная подпись, похожая на «Зуешвили».
— Вот по поводу этой кражи брата и вызывали в милицию, — еле слышно сказала Люба.
Бирюков положил заявление перед собою на стол:
— Как же милиция могла вызвать Льва Борисовича, если вы только что принесли эту бумагу?
Тонкие брови Любы недоуменно приподнялись.
— Может, Лева по телефону сообщил в милицию о краже, — неуверенно проговорила она.
— Не было такого сообщения, но на всякий случай сейчас проверим, — Бирюков нажал клавишу селектора: — Голубев!..
— Я здесь, товарищ начальник! — тотчас послышалось из динамика.
— Тебе известно о краже магнитофона у гражданина Зуева из седьмого дома по улице Озерной?
— Никак нет!
— Срочно узнай в дежурной части, не поступало ли туда устное заявление, и сразу зайди ко мне.
— Бегу, товарищ начальник!
Бирюков выключил селектор. Поправив листок перекидного календаря, на котором значилось девятнадцатое сентября, спросил Зуеву:
— Брат рассказывал вам о краже?
Люба утвердительно наклонила голову:
— Да, конечно. Магнитофон стоял на подоконнике, и утащили его через форточку.
— Квартира на первом этаже?
— На первом. Дом трехэтажный, с двумя подъездами. Перед окном у Левы — густой черемуховый куст.
— Знаю этот дом… — Антон, раздумывая, постучал пальцем по календарю. — Почему же Лев Борисович не передал нам заявление, а положил его в стол?
Люба пожала плечами:
— Сама не понимаю. Все как-то странно получилось. Лева собирался в Москву. Пятнадцатого сентября он приезжал в Новосибирск. В авиаагентство, за билетом. Купил на восемнадцатое число и заехал ко мне в общежитие. Мы договорились, что пока брат будет в Москве, я поживу в его квартире здесь, в райцентре. У меня в запасе еще две отпускные недели. Приехала я сюда на следующий день, шестнадцатого, с вечерней электричкой. Лева встретил на вокзале и по дороге к дому рассказал, что, мол, вчера, пока был в Новосибирске, у него украли новенький магнитофон, за который он отдал шестьсот рублей.
— Это государственная цена?
— Нет. Лева говорил, что купил у кого-то с рук, а в «Березке», мол, однокассетный «Националь» стоил триста восемь чеков. Я удивилась: «И не жаль было в два раза переплачивать?» Он в ответ: «Что ты, Люба! Это же первоклассная техника. Фирма „Панасоник“, стерео. За такой отличный маг и семисот не жалко. На любителя, конечно».
— Значит, брат ваш любил музыку?
— Правильнее сказать, не столько музыку, сколько радиотехнику. Став инвалидом, он сутками копался в транзисторах, магнитофонах, телевизорах. Говорила ему: «Не свихнись на этом деле, как Женька Дремезов». Лева засмеялся: «От радиотехники не свихнешься. Женька от водки в психушку залетел». И, правда, один из Левиных соседей по новосибирской квартире от запоев чокнулся. Инженер, а опустился до рядового сантехника…
В кабинет порывисто вошел оперуполномоченный Слава Голубев. Мельком взглянув на примолкшую Зуеву, он по привычке присел на подоконник и сказал Бирюкову:
— Ни устных, ни письменных заявлений гражданина Зуева в дежурной части не зафиксировано.
— И никто из наших сотрудников его не вызывал? — спросил Антон.
— Никак нет.
Бирюков посмотрел на Любу. Та, не дожидаясь вопросов, растерянно заговорила:
— Ну как же это?.. Я сама слышала… Шестнадцатого числа, когда Лева встретил меня на вокзале, мы пришли к нему домой около восьми часов вечера. Поужинали. В девять посмотрели программу «Время», потом какой-то концерт и легли спать. Я — в комнате на кровати, Лева в кухне на полу себе постелил. Не успели заснуть — звонок. Лева подошел к двери, спросил: «Кто?»… Ему ответили: «Милиция». — «Что случилось?» — «Это у вас вчера магнитофон украли?» — «У меня». — «Мы нашли его, надо срочно опознать». Лева поколебался: «Завтра утром приду в милицию». За дверью помолчали, потом говорят: «Преступник пойман. Не можем же мы его держать до утра без оформления протокола. Короче, быстро собирайтесь. Ждем в машине. Там всех делов-то на полчаса». Вот так… Я почти дословно запомнила разговор…
— Какой голос был за дверью? — спросил Антон.
— Молодой… Спокойный, но требовательный.
— Один?
— Один. Только он все время говорил «мы». Ну Лева торопливо оделся, взял ключ от квартиры, чтобы не будить меня, когда вернется, и вышел.
— Время, хотя бы примерно, не скажете?
— На часы я не смотрела, но уже темно было. Наверное, около одиннадцати… — Люба приложила платочек к глазам. — И еще, знаете, не могу понять: то ли мне это почудилось, то ли в самом деле после yxoда Левы, в ту ночь, кто-то пробовал открыть дверной замок. Я страшная трусиха, привыкла жить в общежитии, с девчонками. Когда осталась в Левиной квартире одна, никак не могла заснуть. Наверное, больше часа ждала, а Левы все нет и нет. На меня такой страх навалился — решила захлопнуть замок на защелку, чтобы снаружи не открывался. Думаю, пусть уж лучше Лева меня разбудит, когда вернется. Не представляю, сколько времени прошло. Вроде задремала и сразу очнулась. Прислушалась — будто кто-то пытается открыть дверь. Обрадовалась: наверное, Лева вернулся Подошла к порогу, спрашиваю: «Ты, Лева?» В ответ — молчание. Еще раз спросила — опять молчок. Ну, думаю, причудится же со страху такое. Легла, а заснуть не могу. Вскоре от подъезда вроде бы легковая машина, не включая фары, отъехала. Не странно ли?..
— Все странности имеют свое объяснение, — уклончиво сказал Антон. — Что ж вы почти трое суток молчали об исчезновении брата?
Зуева растерянно моргнула:
— Боялась квартиру открытой оставить. Кое-как сегодня нашла в столе запасной ключ. Там же и заявление о краже магнитофона лежало. Только собралась к вам, участковый инспектор милиции заявился, попросил вместе с ним съездить в морг…
Люба уткнулась лицом в ладони и заплакала. Подождав, пока она немного успокоится, Бирюков опять спросил:
— Брат не высказывал предположений: кто мог украсть магнитофон?
— Лева подозревал, что мальчишки утащили, — сдерживая слезы, ответила Зуева. — Некоторые ведь как шальные гоняются за импортной аппаратурой.
1 2 3 4