.. Думали - конец пришел... Молодая графинюшка сразу того... "ахи! охи! унеси мои потрохи!" Плачет и кричит: "дайте хоть на копеечку еще пожить!" и тому подобное... Вдруг выстрел прямо в лоб коренной... Коренная бац... Графинюшка "ах!", граф "ох" и давай спрашивать "кто стрелял?" И прыг да скок из своего корыта. Но так и не узнал, кто стрелял... Оказалось, нечистая сила стреляла... Какая-то черная фигура, ростом с маринованную корюшку, и свое имя не говорит... Таинственный незнакомец... Кум дьявола!.. И шут его знает еще кто! На все вопросы молчит или мычит, или сопит, что-нибудь в этом роде... А кучер Андрон и ляпни: "Лесовичка!"
И выкрикнув последнее слово страшным голосом, Виктор так скосил глаза, что другая на месте Ксани расхохоталась бы без удержу, но ей было не до того и она молча ждала продолжения рассказа.
Виктор испытующе глядел на Ксаню и многозначительно свистел себе под нос.
Ксаня вертела конец фартука в руках и, глядя исподлобья на своего друга, кусала губы.
Молодой Мурин все смотрел на нее, посвистывая, наконец захохотал во все горло:
- А ведь графа-то и его дочку спасла ты! И никто этого не подозревает! Ни один нос! Даже Андрон и тот думает, что это была другая лесовичка... Их ведь, по его мнению, много в лесу водится...
- Идет кто-то! - вскрикнула вдруг Ксаня, с быстротой молнии шарахнулась в сторону, перепрыгнула через окно, прямо в сад, в цветник на душистую клумбу и пустилась стрелою, сломя голову, по лугу к лесу, к старому лесу, который один мог укрыть ее от людей...
Сердце Ксани стучало. Кровь непрерывно била в виски. В голове шумело...
О, только бы они не узнали! Только бы не узнали господа, что это сделала она. Ибо тогда они наверное позовут ее к себе, станут допытываться, благодарить, награждать, хвалить... Нет, нет, подальше от этих графов... Не хочет она ни похвал, ни наград их... Смеяться они над ней будут, смеяться, что она ни стоять ни сидеть, ни рук держать не умеет как надо, по-"ихнему". И говорить не умеет, как они... Бог с ними! Не надо с ними встречаться... Не надо! Она лесная девочка, лесовичка. Что общего у нее с ними, с богачами, с барами Хвалынскими? Но, может быть, не узнают?.. И впрямь не узнают. Лишь бы Виктор не выдал... Небось, он-то догадался сразу, что это она была... Только бы молчал! Надо ему за это живого ежа или птенца горленки приволочь из леса. Пусть тешится и молчит!
Ксаня бежала без оглядки, быстро, боясь оглянуться назад... А вдруг гонятся за ней? Нагонят, вернут, связанную вернут насильно и приведут в усадьбу... Срамота!
Опушка! Лес! Слава Богу! Еще один прыжок, и девочка с наслаждением растянулась на мягкой траве.
Ее ноги чуть притомились от бега, но мысли все работали и работали быстрее прежнего.
"И зачем приехали эти графы сюда весной... Десять лет не наезжали... И вдруг как снег на голову: и граф, и графиня, и дети! Точно с неба упали... Ожило Розовое... И какое имя-то глупое усадьбе дали! - возмущалась мысленно Ксаня... - Отчего не Белое, не Зеленое, не Рыжее? Ляд их разберет! Правда, графиня, говорят, до смертушки розы любит и их вокруг дома тьма-тьмущая, страсть сколько! Оттого будто бы и "Розовым" прозвали!"
Ксаня повела носом и характерно фыркнула. Она помнила, что усадьбу, как и соседнюю с ней деревню, звали, пока она стояла заколоченная и пустая, Соневкой, а тут вот поди ж ты, Розовое откуда-то взялось!
Ксаня злилась. Ей хотелось взглянуть на праздник хоть издали, не подходя близко, а теперь все кончено - рухнули ее мечты! Теперь, когда граф догадался, кто их спаситель, он будет искать ее, найдет и... Умрет со стыда перед важными господами она - Ксаня...
Старый лес понемногу темнел... Серебристая роса покрыла бриллиантовыми блестками цветы и былинки... Еще тише стало кругом... Деревья теряли в темноте свои определенные очертания и казались огромными фантастическими существами. Ксаня притихла, зачарованная этой молчаливой лаской леса. В такие минуты смуглая девочка и великаны-деревья, и робкие цветики-былинки как будто заключали между собой красивый и тесный дружеский союз...
Влажная трава нежно льнула к разгоревшемуся личику, освежая его. Вершины деревьев шептали что-то чуть слышно... И разгоряченному воображению лесной девочки стал мерещиться призрак тонкий и воздушный, скользивший к ней навстречу легкой поступью, шелестя по старым опавшим прошлогодним листьям и мху...
- Мама! Мама! - срывается дрожащими звуками с губ лесовички. - Мама! Мама!
Ксаня протягивает руки вперед... Она чувствует приближение чего-то светлого и радостного, как сладкий сон юности... Знакомый шелест... Нежный шелест... Но голоса не слышно... Лица не видно. Да Ксаня его и не помнит, не знает... К ужасу своему не знает, забыла дорогое лицо... Но она ждет, ждет со сладкой надеждой, вся трепет, вся радость, вся ожидание... Она ожидает ту, к которой так странно влечет ее сердце... Ей мало понятно это чувство, но знакомо, знакомо без конца... Она часто так ожидает свою мать в тишине зачарованных летних ночей... Может быть, это любовь? Но она, Ксаня, не умеет любить... Она лесовичка... У нее сердце мохнатое, "в шерсти", как говорят те, кто ее ненавидит...
Ох, хоть бы увидать, хоть бы вспомнить ее лицо, волосы, глаза!
И целыми часами она ждет и думает про "нее", про свою маму...
- Мама! Мама! Где ты?
Молчат старые дубы... Молчит лес...
Вдруг странный шипящий звук, точно выстрел...
В одну минуту Ксаня на ногах.
Грез как не бывало!
Что это? Со стороны графской усадьбы светло... Точно зарево пожара стелется по лужайке. Какой странный пурпуровый огонь! А в черное небо летит змея, длиннохвостая, яркая, горящая, как факел. Взлетела до темных облаков, зловеще шипя и взвиваясь дугой, и посыпались звезды от ее хвоста, яркие, горючие, дивно светлые, как солнце или огонь!
И крики послышались в ту же минуту Ксане. Но не испуганные, не молящие о помощи, а громкие, ликующие, как само торжество.
Что это такое?
Глаза девочки впились в небо, на котором медленно таяла, дробясь на мелкие звезды, длиннохвостая, огненная змея.
Дрогнула Ксаня. Глаза расширились от любопытства. Ноздри затрепетали...
Опять выстрел... Вторая змея... Еще длиннее, хвостистее, огнистее первой... И снова золотым снопом сверкающих звезд рассыпалась на землю.
- А-а-а! - каким-то диким звуком полного недоумения, восторга и изумления вырвалось у Ксани, и больше она уже не рассуждала.
Узнать, во что бы то ни стало узнать, что это были за змеи, острым, жгучим желанием закипело в душе девочки. Не размышляя о последствиях, она тем же бешеным галопом, каким примчалась сюда два часа назад, полетела к графской усадьбе, не чуя ног под собой.
Глава VI
Так должно было случиться
Когда Ксаня приближалась к розовской лужайке, праздник был уже в полном разгаре. Кроваво-пурпурное пламя бенгальского огня озаряло фантастическим заревом поляну, с уставленными на ней столами, окруженными скамейками. За этими столами пировали крестьяне, одетые нарядно, по-праздничному.
Куски жареной свинины, пироги, бутылки с водкой" ведра с пивом - все живо поглощалось нетребовательным и некапризным на угощение народом. Фонари и поминутно вспыхивающее пламя то красного, то синего, то зеленого огня освещали лужайку. Между столами сновали ребятишки, уплетая пряники и орехи, щедро розданные им графским буфетчиком.
Из господского дома неслись звуки музыки. Целый оркестр, выписанный из губернского города, играл звучные, красивые мелодии бальных танцев.
Сквозь растворенные настежь окна неслись веселые голоса и молодой, радостный смех.
Бал в графской усадьбе был в самом разгаре.
Ксаня, робко пробираясь по неосвещенному месту, между деревьями, окружающими лужайку, почти вплотную подошла к ближайшему столу, скрытая от него толстым стволом исполинской липы. Пирующие крестьяне не могли заметить ее. Их раскрасневшиеся лица, их шумные голоса и резкие неуверенные движения говорили за то, что графские гости не обидели себя и воздали должную дань господскому угощению.
Им было теперь не до Ксани. Ребятишки же так занялись между собой, вырывая друг у друга лакомства, что тоже не заметили прихода ненавистной им лесовички.
Она стояла притихшая, ушедшая в себя, в ожидании нового появления огненной змеи, так поразившей ее воображение. Что это могло быть - Ксаня не знала. Она ничего подобного не видела еще в своей жизни. Не видела она к таких вкусных яств, под тяжестью которых ломились столы, окруженные пирующими. Бедняжка! Ей, не евшей, кроме похлебок и каши да корок хлеба с молоком и картофелем, ей казались все эти пироги, свинина и пряники у ребят поистине царским угощением. К тому же она была голодна сегодня более чем когда-либо. Длинная двойная прогулка из усадьбы в лес и обратно не могла не поспособствовать назойливо развивающемуся с каждым мгновением аппетиту. Слюнки текли у Ксани, и запах жареной свинины щекотал обоняние; под ложечкой сосало... Чтобы не видеть всех этих соблазнительных вещей, она прижмурила даже веки... Но ненадолго. Одна-две минуты - и глаза ее широко открылись, тихий, чуть слышный крик вырвался из груди.
Что-то необъяснимое творилось перед ней. В воздухе вертелось огненное колесо. Вертелось с неописуемой быстротой, рассыпая вокруг себя звезды и искры, искры и звезды, без счета, без числа... Что-то стихийно прекрасное было во всей этой быстро вращающейся массе огня, до того прекрасное, что Ксаня не выдержала и, вся подгоняемая одним страстным, непреодолимым желанием узнать, во что бы то ни было узнать, что это такое, забыв угрожающую ей опасность быть узнанной, ринулась вперед и в одну секунду очутилась перед чудодейственным колесом, мечущим одновременно и искры, и звезды, и пламя. Огромными глазами, расширенными от изумления и восторга, Ксаня смотрела, не отрываясь...
Ей казалось, что какая-то тайная сила движет невидимой рукой колесо и что вот-вот из самого пламени покажется дух огня, царственный и прекрасный, в огненной тиаре, с мечом в руке.
Она забылась до того, что перестала сознавать действительность. Пылкое воображение молодой дикарки, не видевшей в своей лесной трущобе ни фейерверка, ни бенгальского огня, создавало Бог весть какие фантазии и легенды... Но вот пламя уменьшилось, ослабло и с шипением, выбросив из себя целый сноп искр, погасло разом...
Между тем желтый бенгальский огонь, зажженный на смену красному, озарил местность еще ярче, еще светлее. Стало разом светло, как днем. Осветились лица пирующих, осветились их праздничные яркие одежды, осветились снующие между столами, в ожидании подачек, ребятишки... И все сразу заметили Ксаню, не ожидавшую в эту минуту такого предательства света.
- Лесовичка! Глядите! Лесовичка, братцы, вылезла из своей норы! Лесовичка здесь! Лесовичка! - послышались тут и там голоса не то изумленных неожиданностью, не то злорадствующих и ребятишек, и взрослых крестьян.
"Уйти... убежать скорее... пока не поздно!" - вихрем пронеслось в голове Ксани, и она уже метнулась было в сторону, с явным намерением привести в исполнение свою мысль.
- Куда, колдовская девчонка! Удирать? Нет, шалишь, не уйдешь!
И огромный парень, тяжело поднявшись с края стола, как из-под земли вырос перед Ксаней.
Словно по мановению незримой руки все повскакали со своих мест. Ребятишки с визгом окружили девочку и, приседая, пища и ломаясь, прыгали и вертелись вокруг нее. Взрослые не отставали от них. Глухая ненависть к матери Ксани, которую они считали за колдунью, теперь обрушилась на дочь.
- Приползла-таки, ведьмина дочка, - послышался негодующий возглас рослого парня. - Притащилась на праздник, ишь ты!.. Глазищами так и водит, что пойманная сова!.. А ну-ка, робятишки, поучите-ка ее! Хорошенько проучите ведьмину дочку, чтобы прошла у нее охота из своей норы выползать!
Сказав это, огромный парень отошел в сторону. На его месте очутились до полутора десятка маленьких фигурок, кричавших, визжавших и хохотавших без удержу.
Ксаня хорошо знала всех этих Машек, Акулек, Васек, Тришек и Анюток. У нее с ними не раз происходили стычки в лесу. Не раз, преследуемые ею, бежали они врассыпную. Теперь все они жаждали только выместить на "поганой лесовичке" все свои обиды...
Как запуганный зверек, прижатая к стволу дерева, стояла посреди всей этой толпы Ксаня. Озаренная догорающим пламенем бенгальского огня, она в самом деле казалась не обыденным, а скорее каким-то сверхъестественным существом. Ее волосы сбились; алый платочек упал с них во время бега, и пышные, черные, блестящие космы сыпались ей пушистыми прядями на лоб, щеки и грудь. Черные, огромные, ослепительные глаза сверкали. Мелкие, блестящие зубы до боли закусили пурпурную нижнюю губу.
В ней в эту минуту было, более чем когда-либо, что-то дикое, странное и хищное...
Дети густой цепью окружили ее со всех сторон. Смуглые, загорелые ручонки потянулись к ней, глазенки сверкали торжествующей злобой. Старшие, успевшие наесться и напиться до отвалу, предвкушая интересное зрелище, поджигали ребят. Вино сделало свое дело. Головы затуманились от спиртных паров.
- А ну-ка, сунься!.. Она те отделает!.. Она те покажет!.. Тронь-ка ее!.. Небось, боишься? А ну, а ну, Сенька! Либо ты, Анютка! Э-эх - куды ж вам!.. Каши мало ели... Небось, поджали хвосты!
Так говорил маленький, приземистый мужичок, которого недавно только лесничий оштрафовал за порубку леса и который рад был отомстить теперь ни в чем не повинной девочке.
Анютка и Сенька были двое самых сильных и самых отчаянно смелых ребят в деревне и кичились своей силой.
- Сильны-то сильны, да не больно-то горазды, коли лесовички боязно стало, - подзадоривал детей пьяный мужичонко.
Анютка, на два года старше Сеньки, одних лет с Ксаней, так вся и вспыхнула.
Упрек пришелся ей не в бровь, а в глаз.
- А коли так, так гляди ж на меня, дяденька Семен!
И, прежде чем кто-либо мог выговорить слово, она, дико взвизгнув, подскочила к Ксане и, схватив ее за волосы, изо всей силы дернула их.
Лесовичка испустила дикий крик, крепко схватила за плечи Анютку и оттолкнула ее с такой силой от себя, что та отскочила шагов на пять и грохнулась оземь, ударившись головой о пень.
1 2 3 4 5 6