Рэймонд Чандлер: «Я буду ждать»

Рэймонд Чандлер
Я буду ждать


Рассказы – 00


OCR Ostashko
Оригинал: Raymond Chandler,
“I'll Be Waiting”
Рэймонд ЧандлерЯ буду ждать Было около часа ночи, когда Карл, ночной портье отеля «Уиндермиер», начал гасить свет в холле. Голубой ковер сразу потемнел на несколько тонов; полумрак заполнил кресла призрачными тенями и подернул сумрачные углы паутиной воспоминаний.Детектив Тони Резек зевнул. Склонив голову на плечо, он лениво прислушивался к тихой и волнующей музыке, доносившейся из музыкального салона. Внезапно раздался посторонний звук. Тони недовольно нахмурился. После часа ночи холл принадлежал только ему, и никто не мог отнять у него этого права. Но рыжеволосая девушка вносила элемент дисгармонии в привычный порядок.Внезапно лицо его разгладилось, и в уголках губ появилось подобие улыбки.Обладая вполне ординарной внешностью, будучи низкорослым, даже невзрачным, полноватым человеком слегка за тридцать, Тони, как ни странно, имел длинные тонкие пальцы и беспокойный характер.Его пальцы были похожи на пальцы фокусника; нервные, чувствительные, с идеально отполированными ногтями, они как будто жили своей отдельной жизнью; то пробегали по воображаемой клавиатуре фортепиано, то замирали на лосином зубе, прикрепленном к цепочке его карманных часов. Прекрасные пальцы... Тони с удовольствием размял их, и в его зеленоватых глазах отразилась безмятежность.Он снова нахмурился. Музыка начинала раздражать. С неожиданным проворством он резко подскочил, все так же держа пальцы на цепочке. Только что он спокойно сидел – и вот он уже на ногах; стоит, прислушиваясь, как будто перемена его положения в пространстве не более, чем оптическая иллюзия...Едва слышно ступая по голубому ковру Тони устремился под арку, откуда доносилась музыка. Теперь в ее звуках слышалось что-то знойное и опьяняющее.Рыжеволосая девушка, как завороженная, не сводила глаз с динамика, словно перед ней играл настоящий оркестр. Ее губы были сложены в загадочной полуулыбке.Она сидела на софе, по-турецки поджав под себя ноги, среди огромного количества подушек, и выглядела букетиком на витрине цветочного магазина.Девушка не обернулась. Сидела, не шелохнувшись, обхватив руками коленку цвета спелого персика. На ней был шелковый жакет, расшитый черными бутонами лотоса и украшенный лентами.– Вам нравится Гудмэн, мисс Кресси? – спросил Тони Резек.Девушка медленно повернула голову. Даже в сумерках ее глаза излучали фиолетовое сияние. Огромные глубокие глаза – без малейшего отблеска мысли. Классическое лицо, отсутствующий взгляд.Она не проронила ни слова. Тони сжал и разжал пальцы.– Вам нравится Гудмэн, мисс Кресси? – мягко повторил он вопрос.– Не настолько, чтобы доводить меня до слез, – томно ответила девушка.Тони покачался на каблуках и посмотрел ей в глаза: большие, глубокие, пустые. Он наклонился и выключил радио.– Не поймите меня неправильно, – сказала девушка. – Гудмэн зарабатывает деньги, а в наше время человек, который зарабатывает деньги, не нарушая закона, заслуживает уважения. Но эта взвинченная музыка кажется мне холодной. Я предпочитаю что-нибудь гармоничное.– Тогда Вам должен нравиться Моцарт, – сказал Тони.– Ладно, продолжайте издеваться, – сказала девушка.– Я совсем не издеваюсь, мисс Крещен. Я думаю, что Моцарт – величайший из людей, живших на свете, и Тосканини – пророк его.– А я думаю, вы обычная ищейка. – Она положила голову на подушку и с интересом посмотрела на него сквозь длинные ресницы.– Сделайте мне чуть-чуть этого Моцарта, – шутливо попросила она.– Уже слишком поздно, – вздохнул Тони. – Я его не найду.Она смерила его долгим, загадочным взглядом.– Следишь за мной, шизик? – Она тихонько засмеялась. – Что я такого сделала?Тони улыбнулся на весь рот, как клоун.– Абсолютно ничего, мисс Кресси. Но Вам нужно на свежий воздух. Вы уже пять дней живете в этом отеле и ни разу не выходили на улицу. А номер у Вас на самом верху.Она снова засмеялась.– Ну, давай, расскажи что-нибудь такое, а то мне скучно.– Как-то приехала сюда девушка. Целую неделю жила, совсем как вы. Я хочу сказать, не выходила никуда. Почти ни с кем не разговаривала. И как вы думаете, что она сделала?Девушка внимательно посмотрела на Тони.– Уехала, не заплатив по счету? Она вытянула руку и плавно покачала ею в воздухе, словно это была лодочка среди волн.– Хорошо бы! Она попросила, чтобы ей прислали счет, заплатила. Потом велела посыльному зайти за чемоданами через полчаса. И вышла на балкон...Девушка чуть наклонилась вперед, глаза ее стали серьезными, рука лежала на персиковом колене.– Как ты сказал, тебя зовут?– Тони Резек.– Еврей?– Да, – ответил Тони. – Польский.– Рассказывай дальше, Тони.– В каждом номере есть свой балкон, мисс Кресси. Слишком низкие перила для четырнадцатиэтажного здания. Ночь была темная. Как она прыгнула, никто не видел...– Ты все придумал, Тони. – Ее голос перешел в сухой шепот.Он снова улыбнулся, как клоун. В его спокойных зеленоватых глазах отражались волны ее волос.– Ева Кресси, – задумчиво сказал он. – Имя, которое должно быть написано лучом света.– А теперь она ждет высокого брюнета, ни на что не годного, Тони. И ты никогда не поймешь, какой в этом смысл. Когда-то я была за ним замужем. Может, это еще и не конец. За одну короткую жизнь можно совершить немало ошибок.Пальцы ее руки, лежавшие на колене, разжались до предела, потом с силой сжались в кулак. Даже при этом неверном свете каждый сустав блестел, словно фигурка из слоновой кости.– Я когда-то плохо с ним поступила. Обидела его, нечаянно. Тебе этого тоже знать не надо. Все дело в том, что я у него в долгу.Тони нагнулся и включил радио. В теплом воздухе раздались звуки вальса. Какой-никакой, но вальс. Он сделал погромче. Из динамика брызнула мелодия, полная фальшивой грусти. С тех пор, как старой Вены уже нет, вальс всегда вызывает грусть.Девушка наклонила голову набок, попыталась подпевать, но после нескольких тактов замерла с полуоткрытым ртом.– Ева Кресси, – сказала она. – Это имя горело в небе. Над ночным клубом для бродяг. Над притоном. После облавы буквы погасли.Он шутливо подмигнул ей.– Какой же это был притон, если вы выступали там мисс Кресси. Оркестр всегда исполнял этот вальс, когда старый швейцар расхаживал взад-вперед перед входом в отель, позвякивая своими медалями. «Последняя улыбка». Эмиль Дженнингс. Это, конечно, Вам уже ничего не говорит, мисс Кресси.Он сделал три шага к выходу, обернулся.– Я должен проверить, все ли двери закрыты. Надеюсь, не очень вам помешал. Вам уже пора спать. Довольно поздно.Вальс закончился, и раздался голос диктора. Девушка попыталась его перекричать.– Насчет балкона ты все придумал? Он согласился:– Возможно. Больше не буду.– Вряд ли, Тони. – Ее улыбка была, как опавшая листва. – Подходи еще как-нибудь, поговори со мной. Рыженькие не выбрасываются из окон, Тони. Они ждут и стареют.Он внимательно посмотрел на нее в последний раз и ушел по голубому ковру.Под аркой, ведущей к главному холлу, стоял швейцар. Тони еще не смотрел туда, но уже знал, что там кто-то есть. Он всегда чувствовал, когда кто-то был рядом. Он слышал, как растет трава, словно осел из «Синей птицы». Швейцар сделал ему знак подбородком. Потное лицо над форменным воротничком выглядело возбужденным. Тони подошел к нему; они вместе прошли под аркой и вышли в темный холл.– Есть проблемы? – устало спросил Тони.– Там снаружи стоит какой-то тип, спрашивает тебя. Заходить не хочет. Я стою, протираю окна, вдруг он подходит, такой высокий... «Позови-ка сюда Тони», – говорит, а сам озирается.– Понятно, – сказал Тони и пристально посмотрел в водянистые глаза швейцара. – Кто это был?– Он сказал Эл.Лицо Тони приняло ничего не значащее выражение.– Хорошо.Он двинулся к выходу. Швейцар схватил его за рукав.– Слушай, Тони... У тебя есть враги? Тони вежливо улыбнулся, сохраняя все то же выражение лица.– Слушай, Тони... – Швейцар не отпускал его руку. – Там стоит черная машина, огромная, за квартал отсюда, напротив пивной. Рядом с ней парень, сам снаружи, а ногу держит на педали. А тип, который тебя спрашивал, в таком плаще, большом, темном, воротник поднят до самых ушей. И шляпу надвинул. Лица и не видно... Говорит мне: «Позови-ка сюда Тони!» И озирается. У тебя точно нет врагов, а, Тони?– Разве что в налоговой инспекции, – ответил Тони. – Исчезни!Слева – три лифта, справа – конторка. Из трех лифтов работает один. У открытой двери молча стоит, скрестив руки на груди, ночной лифтер в чистенькой униформе с серебристыми галунами. Мексиканец по фамилии Гомес. Новенький, первую ночь работает.С другой стороны – конторка. Розовый мрамор. Дежурный сидит, скучает. Розовощекий франтоватый малый с усиками. Дежурный посмотрел на Тони и подкрутил усы.Тони погрозил ему пальцем. Дежурный отвернулся и, кажется, обиделся.Тони миновал закрытый газетный киоск и, пройдя мимо аптеки, оказался у двери, с начищенными медными ручками и большими стеклами в никелированных рамах. Он чуть задержался перед своим отражением и, глубоко вздохнув, расправил плечи, толкнул дверь и вышел на влажный, холодный воздух.На улице было темно и тихо. Шум с Уилшерского шоссе почти сюда не доносился. Слева у входа стояли два такси. Опершись на лобовое стекло, таксисты курили и о чем-то разговаривали. Тони пошел направо.Черная машина стояла метрах в двадцати. Горели подфарники и слышалось слабое урчание мотора.От машины отделилась высокая фигура. Держа руки в карманах, к нему приближался человек в плаще с поднятым воротником. В зубах тлел окурок, похожий на заплесневелый рубин.На расстоянии двух шагов друг от друга оба остановились.Человек в плаще сказал:– Привет, Тони. Давно не виделись.– Привет, Эл. Как делишки?– Не жалуюсь.Человек в плаще начал было вынимать руку из кармана, но остановился и принужденно засмеялся.– Совсем забыл. Ты ведь, наверно, не подашь мне теперь руки...– Это ни к чему не обязывает, – сказал Тони. – Подавать руку умеют и обезьяны. Чего ты хочешь, Эл?– А ты все такой же толстячок, а, Тони?– Похоже на то.Тони как будто что-то попало в глаз. Он быстро заморгал, В горле образовался комок.– И нравится тебе эта работа?– Работа, как работа.Эл снова тихонько засмеялся.– Не суетись, Тони. Значит, работа, как работа. Ну и ладненько. Тут у тебя живет птичка одна, Ева Кресси. Порхала, порхала и залетела в твою спокойную ночлежку. Пускай она выйдет. Прямо сейчас и быстренько.– А что случилось?Человек в плаще оглянулся по сторонам. В машине кто-то кашлянул.– Да так – живет не по правилам. Ничего мы ей не сделаем, а тебе будет хреново. Пускай выйдет. Даем тебе час.– Ладно, – сказал Тони как-то неопределенно. Эл вытащил руку из кармана и легонько толкнул Тони в грудь.– Я с тобой не шучу, толстячок. Пускай выходит!– Ладно, – повторил Тони безо всякого выражения.Человек в плаще потянулся к дверце машины, открыл ее и скрылся в салоне, словно длинная черная тень.Изнутри послышались голоса. Человек снова вышел из машины. Он молча подошел к Тони. В его глазах отражался тусклый свет уличных фонарей.– Слушай меня внимательно, Тони. Ты всегда хотел быть чистеньким. Да, братишка?Тони промолчал.Эл наклонился к нему совсем близко – теперь он действительно превратился в тень.– Тут дело темное, Тони. Ребята не хотят, чтобы я все рассказывал, но, по-моему, тебе надо знать. Эта Ева была замужем за парнем по имени Джонни Ролле. На днях Джонни вышел из Сент-Квентина. Отбывал там срок за непреднамеренное убийство. Это из-за нее он сел. Как-то вечером ехал на машине, поддатый был. И она с ним. Сбил прохожего. И не остановился. Она ему говорит: иди, признавайся, а то сама пойду. Он не пошел. Ну, в общем, егозабрали.– Сочувствую, – сказал Тони.– Понял теперь? Ролсс всю дорогу хвастался, что когда выйдет, сразу двинет к своей мадемуазель. Вернусь, дескать, все прощу. Главное, чтобы ждала.– Я-то тут при чем?Голос Тони прозвучал хрипло, как треск рвущейся материи. Эл рассмеялся.– Да это не все, Тони. Даже не главное. В общем, с ним хотят поговорить крутые ребята, У Джонни был прикол в одной хате. Он и еще один козел дернули от коллектива и забрали пятьдесят штук. Дружка его подкололи, теперь очередь за Джонни. Что-нибудь понимаешь? Его ждут здесь, возле его рыженькой. Теперь усек?Тони нервно оглянулся. Один из таксистов докурил и бросил в сторону окурок. Тони проследил его траекторию, увидел, как он с шипением гаснет на мокром тротуаре. Мотор черной машины продолжал урчать.– Я-то тут при чем? – сказал он. – Передам ей, чтобы вышла.– Молодец, все понял. – Как там мама? Эл пошел обратно к машине. Остановился.– Нормально, – сказал Тони. – Скажи ей, что я про нее спрашивал.– Спрашивать – это еще не все, – сказал Тони.Эл резко повернулся и сел в машину. Машина словно нехотя тронулась с места и стала набирать скорость. Фары осветили здание на углу; машина свернула в переулок и исчезла, оставив за собой запах выхлопных газов.Тони смотрел ей вслед, о чем-то размышлял. Потом пожал плечами и пошел в отель.Радиоприемник еще работал, но девушка уже ушла. Подушки, на которых она сидела, до сих пор сохраняли форму ее тела. Тони нагнулся и потрогал их. Они как будто до сих пор удерживали ее тепло. Тони выключил радио. Уходить не хотелось. Постоял около глиняной пепельницы с белым песком и пошел к лифту. Дежурный за конторкой изо всех сил боролся со сном. Воздух был густым и тяжелым.Около лифтов тоже был полумрак. Табло высвечивало цифру «четырнадцать», значит, лифт на четырнадцатом этаже.– Спать пошла, – пробормотал он про себя.Дверь в комнатку портье открылась и оттуда вышел лифтер-мексиканец. Он уже снял форму. Его черные глаза встретились с глазами Тони.– Спокойной ночи, начальник.– Ага, – рассеянно бросил Тони.Он достал из кармана пиджака сигару и понюхал ее. Покрутил ее перед глазами, внимательно изучая. Нашел трещинку. Нахмурился и спрятал сигару обратно в карман.Сверху раздался звук закрывающейся двери. На табло замелькали цифры. Ярко освещенная кабина медленно опустилась на площадку.
1 2