Вполне естественная ошибка, не так ли? Сходным образом для вас самих выглядит ваш собственный, едва начатый труд над бессмертием, поскольку вы ещё не можете представить себя вне и помимо той оболочки, в которую вас заключила природа. Но рано или поздно вам откроется смысл и перспектива. Не вы одни, все разумные восстают против смерти как самого нестерпимого воплощения неизбежности, все прозревают безбрежное и вечное море жизни, в него со временем вливаются все цивилизации, если, конечно, не иссякают по дороге в песках застоя, не срываются в пропасть самоуничтожения, что, понятно, тоже бывает. Уж тут неизбежности нет никакой…
— Хорошо, хорошо, — почти лихорадочно перебил Стожаров. — А осуществление? Само осуществление? Ваше вечное море жизни, какое оно? Оно непостижимо для меня, да? Как и способ его достижения?
— Принцип прост и легко постижим. Разум есть свойство высокоорганизованной материи, верно?
— Конечно! Дальше, дальше!…
— Что же в принципе запрещает разуму какую угодно форму материи и где угодно организовывать так, как это необходимо для его существования и перемещения?
— Вот оно что… — Была бы возможность стукнуть себя с досады, Стожаров не преминул бы это сделать. — Ну да, ну конечно! Для обитания и укрытия тела природа дала нам только пещеры, а мы научились строить дома, перемещать их хоть под воду, хоть в космос, ещё десять, ещё сотня шагов по тому же пути и… Ах, черт! Сотня ли? Те же компьютеры — это лишь вещество, электричество и… и организация всего этого в сложную форму материи! Ведь ничего больше, а в результате уже какое-то подобие мысли, разума, уже предсознание… Это сегодня, сейчас, тогда как дальше… Какие там, к дьяволу, роботы, киборги, прочая элементарщина! Все не то, все лишь ступенька, нижняя опора для… Слушайте, я больше не могу, мысль путается. Как… как вы живёте?! Где вы есть, какие вы есть?!
— Спросите у луча, где он, когда летит, и что с ним стало, когда он упал. Спросите себя, где и в чем вы живёте: только на земле? Может быть, ещё в океанских глубинах, в космосе уже ваш дом? В книгах, которые существуют века? В радиоволнах, которые уносят ваш образ и речь к другим звёздам? Соедините все представления, и будет отдалённый, как эхо, ответ, какие мы и в чем живём. Для нашего обитания пригодно все, что есть в мире, мы везде у себя. Облачко, мы и его можем сделать своей обителью; глубинная структура вакуума — и она пригодна. У нас нет формы, нет тела, потому что для нас — все тело и сменить облик нам так же просто, как вам переодеться. Вы убеждаете себя, что это невозможно представить, но то, что вам кажется фантастичным, всегда было перед вашими глазами. Не вы ли только что поняли: в любой глыбе уже таится компьютер, надо лишь её преобразовать? А в чем таилась вся жизнь, все деревья, все животные, вы сами, когда на планете ещё и белка не было? В песке, воде, ветре, в свете солнца. В чем скрывались песчинки, капли дождя, шум ветра, когда не то что планета, но и звезды клубились туманностью? Все возможности уже зрели там, среди галактической плазмы, потоков частиц, колебаний вакуума. Все во всем, все во всем! Так всегда и везде, весь секрет нашего могущества в умении быстро реализовать нужные возможности, в способности пользоваться этим. Вы сами уже отчасти владеете им, потому что из камня, из энергии рек, из света и электронов творите компьютеры, космические корабли, образы голографии и даже искусственные сердца, которыми заменяете свои изношенные… Короче, вы движетесь по той же дороге, что и все разумные, где бы они ни начинали свой путь.
— И вам хорошо? — вырвалось у Стожарова.
Глупый вопрос, он тут же его устыдился. Хорошо ли почувствовал себя рамапитек на его месте? Он себя в шкуре рамапитека? Сопоставимы способы жизни, но не радости жизни.
И Голос ничего не ответил. Он сказал своё:
— Хорошо ли вам сейчас?
— Плохо.
— Однако вы существуете.
— Да.
— Мыслите, чувствуете, познаете. Вы живёте.
— Но как? Я ли это?
— Взамен утерянного вы приобрели бессмертие.
— Бессмертие?
— Наш способ жизни, это почти то же самое.
— Я не просил! С какой стати? Или это ваш… ваш надо мной эксперимент?!
— Скорей, ваш.
— Мой?
— Ничей, если быть точным. Вы готовили установку, хотели раздвинуть пределы своего проникновения в материю. И нанесли ей удар. Вам казалось, что вы предусмотрели последствия, но все предусмотреть не дано ни вам, ни нам. Случайно ваш удар пришёлся по структуре, которая в то мгновение была мной. Мы бессмертны, но это не абсолют. Мы, как и все в мире, уязвимы. А ваш удар…
— Я не знал!
— И не могли знать, а я мог предугадать, мог остеречься, но… Возможно могущество, безошибочность — нет. Наспех отражая удар, я вдруг понял, что этим убиваю вас. Что я успевал и мог, то я сделал: вы остались живы…
— А моё тело…
— Стоит ли о нем вспоминать? Взамен — вечность.
— Веч…
Голос Стожарова дрогнул и оборвался. Все-таки в нем теплилась надежда. Теперь с ней было покончено. Все, больше он не принадлежит семье человечества, вышел из неё, как бабочка из кокона. Теперь перед ним вечность. Нет, не вечность… Иное. То, чему нет названия в человеческом языке, нет настолько, что даже Голос не подобрал подходящего слова.
Как ни был он подготовлен, но его сознание в ужасе отпрянуло от этой бездны, которая на деле была не бездной, наоборот, вершиной разума, такой непомерной вершиной, что там, на ней, быть может, и звёздами играют, как лёгкими шариками одуванчика на весеннем лугу.
Но свыкнуться с этим! Принять?
— Будущее вас пугает. — Голос вроде бы дрогнул. — Напрасно… Вам кажется, что всегда будет так, как сейчас, темно, глухо, пусто. Нет. Вы пока словно бабочка в коконе, ведь чтобы спастись и спасти, мне пришлось как бы вклеить вас в себя. Наши структуры связались, переплелись; подробности излишни, вы не поймёте. И не нужны, потому что это состояние не навсегда. К тому же пока есть выбор.
— Какой? — Все рванулось в Стожарове при звуке этого слова.
— Вы уподобитесь мне. Или я верну вас в прежнее состояние. Потише, потише, я же предупреждал, что вы можете все испортить… Вот так, хорошо.
— Но…
— Не торопитесь решать! — поспешно сказал Голос. — Вам хочется обратно, назад, это понятно. Но подумайте о другом варианте. Перед вами распахнётся Вселенная. Хотите повидать все странные, чудесные, диковинные для вас пейзажи мириад планет? Вы сможете. Мы сами не знаем предела своей жизни, и вы не будете знать, но облететь Галактику так недолго, так просто… Вам откроются тайны природы, какие не дадутся человеческому уму и через тысячу лет, — великие, грозные, прекрасные тайны. Хотите их знать? Да, вы никогда уже не изведаете вкус земной пищи, не вдохнёте весенний воздух, кожей тела не ощутите солёное касание морской волны. Приобретения — всегда потери.
Но взамен! Взамен мудрость многих и разных цивилизаций, тонкость их дружбы, любви. Не снившаяся вам власть над материей. Миллионы недоступных вам чувств. Зрение, которое вам даст не семицветную, а тысячесветную радугу. Слух, который позволит услышать бурю звёздных протуберанцев и шорох растущих в земле кристаллов. Бесконечность и здесь. Наконец, деятельность куда более грандиозная, чем все о ней человечьи мечты. Вы и от неё откажетесь? Я все сказал. Теперь выбирайте: вперёд или назад? Решайте, пока не поздно.
— Но почему, почему вы меня уговариваете? — вскричал Стожаров. — Кто я для вас и зачем? Если вернуться назад так просто, то к чему…
— Вы должны выбрать. Так надо. И поспешите: мои возможности велики, но я не в силах удержать время навечно. Как скажете, так и будет. Но торопитесь!
Смолкло все.
Стожаров снова и уже бестрепетно вгляделся в приотворённую перед ним даль. Она завораживала. В ней было все, к чему мог стремиться ищущий ум. Все и даже больше того, о чем мечталось. Там, впереди, был не просто великий, могучий, ослепительный, но и добрый мир, ибо лишь его обитатель мог в мгновение внезапной и грозной опасности побеспокоиться ещё и о беспомощном чужаке. Конечно! Недобрый мир не смог бы уцелеть при таком своём могуществе.
Все было так, будущее призывно блистало всеми красками. И не оставалось сомнения, пригоден ли для него слабый человеческий разум; раз позвали, то позаботятся, проведут через все циклы качественных перемен, что-нибудь сделают.
Всей силой дерзкого желания Стожаров рванулся вперёд. Туда, туда, к морю всех рек, куда человеческому разуму тянуться ещё тысячи, может быть, миллионы лет! Что он оставляет, что?
Все прежнее предстало перед Стожаровым как в перевёрнутом бинокле. Маленький человек с мелкими страстями на крохотной планете, мотыльковая на ней жизнь, её неизбежный затем обрыв, и уже все, и уже никогда ничего не будет. Чего он лишался, что могло удержать? Все мимолётно, как тот воздух, который он напоследок втянул в свои лёгкие. Ведь нет ничего уже, только память. Она с ним пребудет навсегда, он унесёт её в любые звёздные дали и там, под нездешними солнцами или в загадочной глубине вакуума, его, как в детстве, опахнет смолистый запах сосны и в нем оживут… Или не оживут?
Стожаров попробовал представить, и тотчас из ниоткуда накатил запах нагретой солнцем хвои, защебетали птицы, предстали лица друзей, и все, что было с ним прежде и сопровождало весь его род, вернулось к нему с этим запахом, этим ветром, что всегда летел над неброским краем песков и болот, одинаково входил в лёгкие младенцев и стариков, одинаково нёс всем сладость земли и жизни, вечной, пока есть кому беречь и продолжать, множить, и украшать, и взметать её к звёздам.
— Время! — поторопил Голос.
— Я человек и не могу иначе, — сказал Стожаров. — Спасибо за все, но каждый должен пройти свой путь и у каждого есть свой долг перед родом. Я остаюсь.
— Жаль, — помедлив, сказал Голос. — Моё предложение не было ни искусом, ни опытом чистого альтруизма, как вы мимолётно подумали. Все и сложней, и проще. Мы оказались спаянными так неразрывно, что ваше возвращение назад сопряжено для меня с потерей вроде ампутации. Мне хотелось избежать этого урона, но ничего не поделаешь.
— Постойте! — рванулся Стожаров. — Почему вы не сказали этого раньше?! Я согласен! Согласен!
— Нет. Выше всего моральный закон, он мне велел поступить так, как я поступил и как поступлю, потому что в вашей уступке нет добровольности. Ни о чем не тревожьтесь — и прощайте.
…Когда сознание снова вернулось к Стожарову, он услышал голос врача:
— Непостижимо, но после столь долгой клинической смерти нам удалось его вытянуть. Все-таки удалось! Такого ещё не было…

1 2