Барон решил идти к цели стремительно и вместе
с тем не выказывать поспешности. Напротив, как рыболов, который, прима-
нивая добычу, отпускает леску, он разыгрывал равнодушие, чтобы заставить
своего партнера домогаться сближения, хотя на самом деле этого домогался
он. Он решил держаться несколько высокомерно, подчеркивая различие в об-
щественном положении; его соблазняла мысль овладеть этой пышной, зрелой
красотой, надеясь только на свою наружность, громкое аристократическое
имя и холодное обращение.
Игра начинала уже не на шутку волновать его, и поэтому он принудил
себя к осторожности. Почти весь день он провел у себя в комнате, в при-
ятном сознании, что его ждут и сожалеют об его отсутствии. Но этот ма-
невр не произвел особенно сильного впечатления на ту, в кого метил ба-
рон, зато бедный мальчик совсем истерзался. Эдгар чувствовал себя целый
день бесконечно несчастным и потерянным. С упорной, свойственной его
возрасту верностью он все эти долгие часы неустанно поджидал своего дру-
га. Уйти или заняться чем-нибудь в одиночестве казалось ему изменой. Он
бродил как неприкаянный по коридорам, и с каждым часом горе его усугуб-
лялось. Он уже был почти уверен, что с бароном случилось какое-нибудь
несчастье или он, Эдгар, нечаянно обидел его, и мальчик чуть не плакал
от нетерпения и страха.
Когда барон вечером явился к столу, ему был оказан блестящий прием.
Эдгар, невзирая на строгий окрик матери и удивленные взгляды обедающих,
бросился к нему навстречу и бурно обнял его худенькими руками. - Где вы
были? Куда вы ушли? - порывисто спрашивал он. - Мы всюду искали вас. -
Услышав это "мы", мать Эдгара покраснела и сказала почти сердито: "Sois
sage, Edgar. Assieds toi! [3] (Она всегда говорила с ним по-французски,
хотя владела этим языком далеко не в совершенстве и при более длительных
разъяснениях частенько садилась на мель).
Эдгар повиновался, но продолжал приставать к барону.
- Ты забываешь, что барон волен делать, что ему угодно. Может быть,
ему скучно с нами. - На этот раз она сама говорила и от своего имени, и
барон с радостью почувствовал, что она напрашивается на комплимент.
Охотничий инстинкт властно заговорил в нем. Он был опьянен, взволно-
ван - как быстро он напал на след, и дичь уже на расстоянии выстрела.
Глаза у него заблестели, кровь кипела, речь лилась легко и свободно. Как
всякий чувственный мужчина, он становился вдвойне добрым, вдвойне самим
собой, как только замечал, что нравится женщинам; так многие актеры иг-
рают с вдохновением лишь тогда, когда чувствуют, что весь зрительный зал
покорен ими. Он всегда слыл превосходным рассказчиком, умеющим говорить
живо и образно, но сегодня он выпил несколько бокалов шампанского, зака-
занного в честь новой дружбы, - он превзошел самого себя. Он рассказывал
об охоте в Индии, в которой принимал участие, когда гостил у своего дру-
га - знатного англичанина. Он намеренно выбрал такую безопасную тему;
кроме того, он догадывался, что эту женщину должна волновать недоступная
для нее экзотика. Эдгара же он пленил окончательно: глаза мальчика свер-
кали от восторга. Он не ел, не пил и жадно ловил каждое слово рассказчи-
ка. Ему и не снилось, что он когда-нибудь воочию увидит человека, на са-
мом деле пережившего все эти невероятные приключения, о которых он читал
в книжках: охота на тигров, темнокожие индийцы и Джаггернаут - страшная
священная колесница, давившая тысячи людей. До сих пор он не верил, что
есть на свете такие люди, как не верил в существование сказочных стран,
и рассказы барона внезапно открыли перед ним огромный неведомый мир. Он
не сводил глаз со своего друга; не дыша смотрел на его руки, убившие
тигра. Он едва осмеливался дрожащим голосом задавать вопросы; живое во-
ображение рисовало ему яркие картины: вот его друг верхом на слоне, пок-
рытом пурпурным чепраком, справа и слева темнокожие люди в роскошных
тюрбанах, и вдруг из джунглей выскакивает тигр с оскаленными зубами и
бьет грозной лапой по хоботу слона. Теперь барон рассказывал еще более
увлекательные вещи, - к каким хитростям прибегают, охотясь на слонов:
старые ручные животные заманивают в загоны молодых, диких и резвых. Гла-
за мальчика лихорадочно блестели. И вдруг - точно нож, сверкнув, упал
перед ним - его мама сказала, взглянув на часы: "Neuf heures! Au
lit!"[4]
Эдгар побледнел. Для всех детей слова "иди спать" ужасны, потому что
это самое ощутимое унижение, самое явное клеймо неполноценности, самое
наглядное различие между взрослыми и ребенком. Но во сколько раз
убийственнее этот позор сейчас, в самый интересный момент, когда это ли-
шает его права дослушать столь волнующий рассказ!
- Пожалуйста, мама, одну минутку, только еще про слонов.
Он хотел было начать клянчить, но тут же спохватился, вспомнив о сво-
ем новом достоинстве взрослого мужчины. Он решился лишь на одну попытку.
Но почему-то сегодня мама была необыкновенно строга:
- Нет, нет, поздно. Ступай наверх. Sois sage, Edgar. Я тебе все под-
робно расскажу, что будет говорить барон.
Эдгар медлил. Обычно мать укладывала его спать. Но он не настаивал,
не желая унижаться перед своим другом. Детская гордость заставила его
сохранить хотя бы видимость добровольного ухода.
- Правда, мама? Ты расскажешь мне все, все?
И про слонов и про все другое?
- Расскажу, расскажу.
- И сейчас же! Сегодня же!
- Да, да, а теперь иди спать. Иди!
Эдгар и сам не ожидал, что ему удастся так спокойно подать руку баро-
ну и маме, хотя рыдания уже подступали к горлу. Барон дружески взъерошил
ему волосы, и это еще вызвало улыбку на напряженном лице мальчика. Но
потом он стремглав бросился к двери - иначе они увидели бы, как крупные
слезы текли по его щекам.
Мать Эдгара и барон посидели еще немного за столом, но они уже не го-
ворили ни о слонах, ни об охоте на тигров. Едва мальчик ушел, между со-
беседниками возникла какая-то неловкость, какое-то неуловимое беспо-
койство. В конце концов они перешли в вестибюль и уселись в уголок. Ба-
рон блистал остроумием, она была слегка разгорячена шампанским, и их
разговор сразу принял опасный оборот. Барона, собственно говоря, нельзя
было назвать красивым; но он был молод, его смуглое энергичное лицо,
мальчишески коротко остриженные волосы, быстрые, почти развязные движе-
ния пленяли ее своей юношеской непосредственностью. Она теперь с удо-
вольствием смотрела на него вблизи и уже не боялась его взгляда. Но ма-
ло-помалу его слова становились более вольными, в них проскальзывало ед-
ва прикрытое желание - как будто он прикасался к ее телу, - и тогда она
смущалась и краснела. Потом он снова смеялся весело, непринужденно, и
это сообщало всем этим маленьким нескромностям видимость детской шутки.
Ей иногда казалось, что она должна бы его строго остановить, но она была
кокетлива от природы, и эта фривольная игра нравилась ей; в конце концов
она сама увлеклась и даже стала подражать ему. Она бросала на него мно-
гообещающие взгляды, в словах и жестах уже отдавалась ему, когда он
придвигался так близко, что она чувствовала на плече его теплое, трепет-
ное дыхание. Подобно всем игрокам, они не заметили, как пролетело время,
и опомнились только в полночь, когда начали гасить огни.
Она вскочила и с испугом подумала о том, как далеко она позволила се-
бе зайти. Игра с огнем не была для нее новинкой, но она безотчетно пони-
мала, что на этот раз ей грозит опасность. С ужасом чувствовала она, что
теряет уверенность в себе, что почва ускользает из-под ног, и все предс-
тавляется ей смутным, как в бреду. Голова кружилась от волнения, вина и
страстных слов, безрассудный, панический страх охватил ее, - как уже не
раз в такие опасные минуты, - но впервые в жизни он овладел ею с такой
властной силой.
- Покойной ночи, покойной ночи. До завтра, - торопливо проговорила
она, порываясь бежать. Бежать не столько от него, сколько от опасности
этой минуты, от новой, странной неуверенности в самой себе. Но барон, с
мягкой настойчивостью удержав протянутую для прощания руку, поцеловал
ее, и не один раз, как требует вежливость, а несколько раз - от кончиков
тонких пальцев до сгиба кисти, и она с легкой дрожью ощутила на своей
руке щекочущее прикосновение его жестких усов. Томительное сладостное
тепло разлилось по всему телу, кровь бросилась ей в голову, бешено зас-
тучала в висках, страх, безотчетный страх вспыхнул с новой силой, и она
быстро отдернула руку.
- Не уходите, - прошептал барон. Но она уже убегала от него с нелов-
кой поспешностью, которая изобличала ее страх и растерянность. Он добил-
ся своего: она была в волнении, в тревоге, она уже сама не понимала, что
с ней творится. Ее гнал жестокий, жгучий страх, что он последует за ней
и схватит ее, и вместе с тем она жалела, что он этого не сделал. Ведь
сейчас могло свершиться то, чего она бессознательно ждала годами, насто-
ящее любовное приключение, о котором она всегда втайне мечтала, но перед
которым до сих пор всегда отступала в последнюю минуту, - приключение
опасное и захватывающее, а не легкий, мимолетный флирт. Но барон был
слишком горд, чтобы воспользоваться удобным случаем. Уверенный в победе,
он не хотел овладеть этой женщиной в минуту слабости и опьянения; прави-
ла игры требовали честного поединка, - она сама должна признать себя по-
бежденной. Ускользнуть от него она не могла. Он видел, что отрава уже
проникла в кровь.
На площадке лестницы она остановилась, тяжело дыша, прижав руку к
бьющемуся сердцу. Нервы были натянуты до предела. Из груди вырвался
вздох не то радости, не то сожаления; мысли путались, голова слегка кру-
жилась. С полузакрытыми глазами, точно пьяная, добралась она до своей
комнаты и вздохнула свободно, лишь когда схватилась за холодную ручку
двери. Только теперь она почувствовала себя вне опасности!
Она тихонько приоткрыла дверь и тут же испуганно отшатнулась. Что-то
зашевелилось в глубине темной комнаты. Перенапряженные "нервы не выдер-
жали, она уже открыла рот, чтобы поднять крик, когда раздался тихий,
сонный голос:
- Это ты, мама?
- Господи боже мой, что ты здесь делаешь? - Она бросилась к дивану,
где лежал, свернувшись клубочком, Эдгар. Ее первой мыслью было, что ре-
бенок заболел или с ним случилось несчастье.
Но Эдгар, еще полусонный, сказал с легким упреком:
- Я ждал тебя, ждал, а потом заснул.
- Зачем же ты ждал меня?
- А слоны?
- Какие слоны?
Тут только она поняла. Она ведь обещала ему еще сегодня рассказать
про охоту и все приключения. И мальчик прокрался в ее комнату, просто-
душный, глупый мальчик, и доверчиво ждал ее прихода, пока не заснул.
Этот нелепый поступок возмутил ее. Или, вернее, она сердилась на самое
себя, ей хотелось заглушить шевельнувшееся в ней чувство стыда и вины. -
Сию минуту иди спать, негодный мальчишка! - крикнула она. Эдгар посмот-
рел на нее с изумлением. Почему она так сердится на него, ведь он ничего
дурного не сделал? Но его удивление еще больше разозлило ее. - Иди сей-
час же к себе в комнату! - закричала она в бешенстве, чувствуя, что не
права. Эдгар ушел, не проронив ни слова. Он ужасно устал и только сквозь
давивший его сонный туман смутно чувствовал, что его мать не сдержала
слова и что с ним поступили нехорошо. Но он не спорил. Все в нем отупело
от усталости. Кроме того, он очень досадовал на себя за то, что заснул,
вместо того чтобы дождаться матери. "Точно маленький ребенок", - с воз-
мущением подумал он, прежде чем опять заснуть.
Ибо со вчерашнего дня он ненавидел свое детство.

ПЕРЕСТРЕЛКА

Барон плохо спал эту ночь. Всегда опасно ложиться спать после прер-
ванного приключения; беспокойный, тяжелый сон очень скоро заставил его
пожалеть об упущенном случае. Когда утром, невыспавшийся и мрачный, он
спустился вниз, мальчик, выскочив из засады, бросился ему навстречу,
восторженно обнял его и начал приставать с вопросами. Эдгар был счаст-
лив, что может хоть на минуту всецело завладеть своим взрослым другом,
не уступая его матери. Пусть он расскажет только ему, а не маме, настой-
чиво просил он, - она не сдержала слова и ничего ему не рассказала о
всех чудесах. Он засыпал застигнутого врасплох барона, не скрывавшего
своего дурного настроения, сотней назойливых детских вопросов. К ним он
примешивал бурные изъявления своей любви, не помня себя от счастья, что,
наконец, он опять наедине со своим другом, которого дожидался с раннего
утра.
Барон отвечал неприветливо. Это вечное выслеживание, наивные вопросы
мальчика и его чрезмерная, непрошеная любовь становились ему в тягость.
Изволь изо дня в день возиться с двенадцатилетним мальчишкой и болтать
всякий вздор! Барон хотел только одного: ковать железо пока горячо, ос-
таться с матерью Эдгара наедине, а это было нелегкой задачей. Именно
из-за назойливости мальчика. Впервые он подумал с неудовольствием, что
поступил неосмотрительно, возбудив столь горячую дружбу, но пока он не
видел средства отделаться от чересчур привязчивого мальчика.
Все же барон решил попытаться. До десяти часов, когда он, согласно
уговору, должен был сопровождать на прогулке мать Эдгара, барон терпели-
во сносил оживленную болтовню мальчика, почти не слушал его, лишь изред-
ка вставляя слово, чтобы не обидеть его, и в то же время перелистывая
газету. Как только часовая стрелка подошла почти вплотную к десяти, ба-
рон, точно вдруг что-то вспомнив, попросил Эдгара сходить в гостиницу
напротив и узнать, не приехал ли его кузен, граф Грундгейм.
Ничего не подозревая, мальчик, счастливый, что может, наконец, услу-
жить своему другу, гордясь важным поручением, сейчас же сорвался с места
и помчался через дорогу так стремительно, что прохожие удивленно смотре-
ли ему вслед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11