Впрочем, о принадлежности полковника
Грина к разведке девушка тогда и понятия не имела. Все произошло, как в
плохом банальном кинофильме: он был ранен арабским националистом и,
забинтованный, лежал почему-то не в госпитале, а у ее дяди, был скромен и
страшно переживал, опасаясь на всю жизнь остаться изуродованным. Она
ухаживала за ним - как же иначе! - и влюбилась в него, нежного и
беспомощного выходца из того самого американского рая, о котором ей
когда-то так красноречиво рассказывал дядя.
И странное дело - Мордехай Шварц, кажется, перестал строить планы
обогащения за ее счет, он, должно быть, раздумал выгодно продать ее и был
доволен тем, что она нашла счастье с американцем. По неопытности Соня тогда
еще не поняла, что он уже продал, и дорого продал ее иностранной разведке.
Она наивно верила в любовь Грина, считала себя его женой, не подозревая о
настоящей роли, которую Грину пришлось играть с ней. Ее заблуждение
продолжалось довольно долго.
Грин на время уехал в Европу. Она не находила себе места от тоски и
скуки. Потом на какое-то время он вернулся и под сугубым "секретом" сообщил
ей: служит сейчас в разведке. Соня поинтересовалась: что такое разведка,
чего это он разведывает? И тогда, к ее удивлению, оказалось, что Грин
досконально разбирается в этом сложном деле. Он рассказал ей уйму
романтических историй о подвигах женщин, героинь тайной войны, начиная с
Мата Хари, и предложил так, для проведения времени, изучать коды, шифры,
искусство тайнописи. Ей было все равно, чем бы ни заняться, ведь он снова
уезжал в Западную Германию, на нее опять надвигалось беспросветное
одиночество, и она согласилась. Грин присвоил ей агентурный номер, который
Соня не имела права забывать на протяжении всей ее жизни. Грин исчез, и
тотчас в доме появились люди из американской разведки. Соню стали терзать
опасения, - занятия с офицерами из Управления стратегических служб никак не
походили на любительские, скорее они напоминали прохождение ею военной
службы специального назначения. Она встревожилась и побежала к дяде. Но
Мордехай Шварц не стал слушать ее. А на следующий после этого день Соню
посетил неприветливый человек из военного ведомства: оказывается, о ее
беседе с дядей там уже были отлично осведомлены. Ее строго предупредили "не
дурить", разъяснили, что хода назад для нее нет - вырваться от них
невозможно. Неприветливый человек многозначительно заметил, что она зря
подводит мистера Мордехая Шварца, - тот, как лишь теперь поняла
Сатановская, давным-давно связан с разведкой и сумел к ее, Сони, несчастью
убедить своих шефов в том, что она в силу ее внешних данных женщина
"перспективная" и со временем, "пожалуй, не уступит Мата Хари". Но
Сатановская не хотела быть Мата Хари, даже если та действительно была
звездой разведки, - ее страшила расплата за шпионаж. Однако выхода как
будто не было; ей пригрозили: за неподчинение в разведке имеется лишь одно
наказание - смерть. И когда ей дали большую сумму денег и при этом
пообещали ежемесячно откладывать на ее текущий счет в лондонском банке
доллары, она согласилась, - стало быть, судьба! Ей приказали немедленно
вернуться в родной польский городок, купить вот этот дом рядом с
развалинами старинного замка на берегу Буга. Обещали немного погодя
отпустить к Грину, в Западную Германию. Так она оказалась у самой советской
границы и принялась за "работу", используя для маскировки любовь местного
населения к ее загубленному гитлеровцами отцу - доктора Моисея Сатановского
здесь хорошо помнили.
Отгоняя неприятные мысли, Сатановская работала не за страх, а за
совесть, - если, конечно, это слово в данном случае можно применить по
отношению к ней. Она четко и старательно выполняла задания центра на Западе
и даже чувствовала себя не последней спицей в шпионской колеснице. Но через
некоторое время она случайно узнала о том, что у Грина есть жена, семья, и
о настоящей его роли в деле приобщения ее к шпионской работе на Аллена
Харвуда. Сатановской овладело отчаяние - мир был полон людей, а она
оказалась в этом мире до ужаса одинокой. Она твердо уверовала: любви нет и
никогда не было, все это обман и детские иллюзии, - деньги представляют
единственную ценность в человеческом бытии. Следовательно, все сводится к
тому, чтобы заработать побольше долларов, - и она успокоилась.
Однажды ее связали с "пани Марией", проживающей на восточном,
советском берегу Буга. "Пани Мария" оказалась той самой женщиной, которую
она не раз видела в концлагере. Никогда не призналась она новой связной в
том, что помнит ее, знает ее прошлое. Вынужденное сотрудничество с этой
женщиной бередило старые раны, будило не то гордость, не то самолюбие. Но с
течением времени она смирилась с необходимостью иметь дело с бывшей женой
коменданта гитлеровского лагеря уничтожения. А вот теперь явился Палач. С
ним вошло в ее дом гнетущее сознание обреченности - ибо такие, как эти
двое, рано или поздно должны были поплатиться за все их чудовищные
преступления - в этом Сатановская была твердо убеждена. То, что она
оказалась вместе с ними, напугало ее. Хоть бы скорее прошел этот год - она
уедет на Запад, разыщет там Грина, обязательно разыщет, чтобы плюнуть ему в
глаза. Потом возьмет из банка заработанные доллары и заживет! Там, на
неведомых ей "просторах", а не здесь, в захолустье, она развернется, там
можно будет, пожалуй, вспомнить и о Мата Хари - разве она, Сатановская,
перестала быть "чудом", заставлявшим впадать в транс даже Мордехая Шварца?
А в таланты дяди она верила, ведь он даже на ней сумел заработать.

Глава четвертая
Мане пришлось остаться без холодильника, нужда в условленной
телеграмме отпала, да еще при таких обстоятельствах, которых Годдарт никак
не ожидал.
В сопровождении женщины в ватнике он шел всю ночь. Маршрут "Дрисса"
оправдал себя полностью, и если в конце получилось не совсем так, как
должно, то в этом виновата чистая случайность, по крайней мере так думал
Годдарт. К утру они оказались далеко в тылу советской границы, где ни
нарядов, ни дозоров пограничников опасаться уже было нечего. Разведчик, при
всей его настороженности, не мог не радоваться: ему не пришлось
преодолевать ни контрольно-следовую полосу, ни проволочных заграждений, и,
таким образом, он, по сути дела, ни разу не встретился с опасностью лицом к
лицу и мог быть уверен, что сумел остаться невидимкой. Основного в пути,
чтобы о его проникновении на советскую территорию чекисты и не
подозревали, - все-таки удалось добиться!
Рассвет наступал быстро. В лесу было тепло и сыро. Ночной туман
постепенно поднимался все выше, день обещал быть солнечным. Это Годдарту не
очень-то нравилось, но его утешала надежда на то, что к условленному месту
он сумеет добраться вовремя, маскируясь в предутренней дымке леса. Он
хорошо знал маршрут: вот сейчас они минуют этот обширный лесной массив,
перейдут неширокое - на пять минут быстрого хода - колхозное поле, снова
углубятся в чащу и там, на полянке, расстанутся. Женщина высказала
готовность вести его и дальше, но Годдарт воспротивился этому: ее миссия
кончалась на полянке, у сломанного дуба, дальше он будет пробираться сам,
одному ему известной дорогой, посвящать же в свои планы кого-нибудь он не
хотел.
Разведчик нервничал, ему казалось, что стрелки часов слишком спешат и
могут подвести его. Женщина шла впереди, шагала размеренно и, как казалось
Годдарту, без должной осторожности.
Деревья расступались все шире. Широкие прогалины незаметно сливались с
яровым колхозным полем. Женщина-проводник шла не сбавляя шага, и Годдарт
забеспокоился - он предложил не выходить на открытое место, сделать крюк и,
не покидая леса, пробраться на условленное место у сломанного дуба. Она
отрицательно покачала головой. Годдарт сердито предложил ей в таком случае
не ходить дальше вообще, заявив, что дальше он пойдет один, в конце концов
плевать ему на какой-то дуб, который лишь означает конец его маршрута в ее
сопровождении, и больше ничего, она может возвращаться назад отсюда, не
выходя на опушку леса. Спутница ничего не ответила, лишь посмотрела на него
с невыразимым презрением не по-женски жестоких глаз. Годдарт растерялся.
Ему чудилось, что опасность, страшная и неумолимая, уже нависла над ним, он
всегда верил в свой инстинкт и не мог ошибиться и на этот раз. Решительно
отстранив женщину, он вышел на опушку леса и тотчас шарахнулся назад: по
пересекавшей поле дороге ехала повозка, на которой сидел, свесив ноги,
офицер-пограничник.
Офицер глядел как раз в ту сторону, где притаились Годдарт и его
спутница.
Отпрянув за дерево, разведчик в ту же минуту понял, что он совершил
промах - надо было не прятаться, а как ни в чем не бывало идти вперед, и
тогда ничего неестественного в его поведении не было бы, мало ли тут народу
ходит по своим делам, здесь ведь не граница. Он слишком нервничал - и вот
результат. Конечно, виновата во всем проводница, она слишком бравировала. А
теперь не оставалось ничего иного как ждать, что будет делать офицер. Успел
ли он заметить?
Женщина ухватила его за руку, куда-то тащила, но теперь разведчик
хорошо знал, что именно ему надлежит делать. Прежде всего следовало
проследить за повозкой, так неожиданно появившейся тут в этот утренний час.
Притаившись, Годдарт наблюдал. Повозка остановилась. Офицер что-то
сказал солдату-повозочнику, взял с телеги автомат и, придерживая рукой
фуражку, побежал к лесу, туда, где притаились нарушители. Теперь можно было
не сомневаться - их заметили.
Женщина зло выругалась.
- Быстрей уходите, я задержу его... - сказала она Годдарту.
Разведчик исчез. Взяв автомат наизготовку, женщина прислонилась к
широкому стволу дерева и приготовилась стрелять. Но пограничник - это был
младший лейтенант - оказался хитрее, чем она предполагала, - он не пошел
напрямик, а проник в лес на некотором расстоянии от того места, где заметил
подозрительного человека, и теперь осторожно пробирался вперед.
Вступать в перестрелку на опушке было опасно, слишком большие
расстояния между деревьями и отсутствие там подлеска не позволяли
маскироваться, и женщина бросилась назад, в чащу. Она успела выполнить свое
намерение, но тотчас остановилась, замерев без движения: пока жив этот
пограничник, нечего и думать о том, чтобы спастись, он будет без конца
преследовать ее, да скоро появятся и другие пограничники, которых приведет
сюда солдат-повозочник. в этом можно не сомневаться. Поэтому бежать было
просто нельзя. Она осторожно выглянула из кустов - пограничник находился
сейчас на том самом месте, где только что прятались она и агент, которого
она вела по маршруту "Дрисса". Пограничник тщательно исследовал следы, -
значит, теперь он уже знает, что их тут двое. Женщина притаилась и, как
только пограничник мелькнул между деревьев - дала по нему очередь. Он упал,
она отлично видела это, но продолжала оставаться на месте, выжидая. И она
оказалась права: кустарник зашевелился уже в другом месте, поняла -
пограничник решил отрезать ей путь назад.
У него было большое преимущество перед нею: достаточно выиграть время
до подхода пограничных нарядов - и ее песенка будет спета; ей же для того
чтобы спастись, необходимо во что бы то ни стало уничтожить его, но сделать
этого никак не удавалось, и потому волей-неволей приходилось отходить в
глубь леса. Она видела, как он осторожно озирался, должно быть, хотел
установить, где же мужчина, тот, что так неосторожно выскочил недавно на
опушку, у ярового клина. Ее могут схватить - эта мысль внезапно обожгла ее,
и она опрометью, что было мочи бросилась бежать - в конце концов можно ведь
и оторваться от преследовавшего ее пограничника. Она бежала петляя, потеряв
преследователя из виду. Он почему-то даже не стрелял по ней.
Подлесок неожиданно кончился, и она почувствовала, что вот теперь ей,
пожалуй, не уйти. Она не слышала выстрела, того самого, после которого уже
не могла идти - из левой ноги била кровь. И она переменила тактику -
бросилась не от пограничника, как он, наверное, рассчитывает, а наоборот,
навстречу ему.
Они встретились явно неожиданно для офицера-пограничника, этим
следовало воспользоваться.
- Руки вверх! - приказал пограничник.
Она рванулась назад и с силой перебросила автомат из одной руки в
другую, чтобы было сподручнее прошить его очередью.
Но в тот же момент что-то с силой вырвало оружие из ее рук - ремень
зацепился за сук дерева, и автомат отлетел в сторону. Она стояла
безоружная.
- Руки вверх! - повторил офицер.
Она сделала порывистое движение, но тотчас загремел выстрел, и ее
перебитая рука повисла, - достать ампулу с цианистым калием ей не удалось.
Дрожа, она подняла вверх вторую, здоровую руку.
Офицер осторожно сделал несколько шагов по направлению к ней. В тот
миг он думал только о ней, женщине-враге, которую нужно взять живой и
доставить на заставу. Он думал о ней одной, и это подвело его. Когда он
рухнул ничком, продолжая сжимать в руках оружие, из-за дерева появился
Годдарт. В глазах женщины мелькнуло удивление - она никак не ожидала от
него такого рыцарского поступка. Годдарт нагнулся и выхватил у пограничника
его автомат, он даже не поинтересовался - убит тот или только ранен.
- Мне надо перевязать ногу, - сказала женщина, опускаясь на траву.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11