Холмиер что-то приказал рабочим. Через мгновение кто-то бросился Крэйну под ноги и свалил его на землю. Крэйн тут же вскочил, размахивая кулаками. Юмб стоял рядом, рычанием заглушая рев пламени. Его хозяин с силой стукнул нападавшего по лицу, и тот упал - назад на второго. Крэйн в ярости ударил последнего рабочего коленом в пах так, что бедняга, скорчившись, рухнул на землю. Победитель быстро наклонился и нырнул в мастерскую.
Сначала Крэйн не чувствовал ожогов, но, добравшись до лестницы и карабкаясь наверх, он уже кричал от боли. Юмб стоял внизу и выл, и Крэйн понял, что собака погибнет при взлете ракеты, поэтому спустился и затащил пса на корабль.
У него кружилась голова, когда он закрывал и задраивал люки. Ему едва удалось добраться до кресла-амортизатора. Потом, повинуясь лишь инстинкту, руки будто сами нащупали пульт управления - инстинкту и яростному отказу отдать прекрасный корабль на растерзание пламени. Да, он проиграет. Но - в попытке победить.
Пальцы бегали по кнопкам на пульте. Махина тряслась и ревела. И на него опустилась темнота.
Сколько он был без сознания?
Крэйн очнулся, когда что-то холодное прижалось к его лицу и телу, испуганно визжа. Он посмотрел вверх и увидел Юмба, запутавшегося в веревках и ремнях кресла.
Его первым импульсом было рассмеяться, потом он вдруг осознал: он смотрит вверх. Кресло вверху!
Крэйн, скрючившись, лежал в отсеке хрустального носа ракеты. Корабль поднялся высоко - может быть, почти до предела Роше, где заканчивается земное притяжение, но потом без управления не смог продолжать полет, повернулся и теперь падал обратно на Землю. Пилот посмотрел наружу сквозь хрусталь, и у него перехватило дыхание.
Под ним был планета размером в три луны, Но это была не его Земля, а огненный шар в черных тучах. В самой северной точке виднелось маленькое белое пятно, и прямо у него на глазах оно вдруг окрасилось красным, алым и малиновым цветом.
Холмиер оказался прав.
Крэйн застыл в носовом отсеке падающего корабля, наблюдая, как постепенно умирает пламя, не оставляя ничего, кроме толстого черного покрывала вокруг Земли. Он оцепенел от ужаса и не мог ни сосчитать, сколько погибло людей, ни понять, что прекрасная зеленая планета стала пеплом и золой. Исчезло все, что он любил и чем дорожил. Он был не в состоянии подумать об Эвелин.
Свистящий за бортом воздух что-то пробудил в нем. Оставшиеся капли рассудка подсказывали, что нужно остаться на корабле и забыть обо всем в грохоте и разрушении, но инстинкт самосохранения заставлял действовать.
Крэйн добрался до склада и стал собираться. Парашют, маленький баллон с кислородом, рюкзак с продуктами... Лишь отчасти сознавая, что делает, он оделся, пристегнул парашют и открыл люк. Юмб жалобно заскулил; хозяин взял тяжелого пса на руки и шагнул наружу.
В верхних слоях атмосферы и раньше было трудно дышать. Но из-за большой разреженности воздуха, а не из-за того, что его загрязняет пепел.
Каждый вдох - полные легкие земли, или пепла, или золы...
Много-много времени прошло с тех пор, как его погребло в золе. Когда именно - он не помнил: недели, дни или месяцы назад. Крэйн стал руками расчищать себе путь наверх из пепельной горы, которую насыпал ветер, и вскоре снова вылез на свет. Ветер стих. Пора опять ползти к морю.
Яркие воспоминания рассеялись; впереди открывались зловещие перспективы. Крэйн нахмурился. Он смутно надеялся, что, если все тщательно вспомнить, можно изменить хотя бы частицу содеянного, какую-то мелочь, и тогда все это окажется неправдой. Он думал: если все вспомнят и пожелают чего-то одновременно... Но никаких "всех" нет. Я один-единственный. Последняя память на Земле. Последняя жизнь.
Он ползет. Локти, колено, локти, колено... Рядом с ним ползет Холмиер и очень веселится - хихикает и ныряет в серые хлопья, как счастливый морской лев.
- А зачем нам нужно к морю? - спрашивает Крэйн.
Холмиер отдувает пепельную пену.
- У нее спроси, - говорит он, вытягивая руку.
С другой стороны рядом с Крэйном ползет Эвелин - серьезно, решительно, подражая каждому его движению.
- Потому что там наш домик. Любимый, помнишь наш домик? На высокой скале. Мы поселимся там навсегда. Я находилась именно там, когда ты улетел. Теперь ты возвратишься в домик на берегу моря. Твой прекрасный полет закончен, мой дорогой, и ты вернулся ко мне. Мы будем жить вместе, вдвоем, как Адам и Ева...
- Здорово, - говорит Крэйн.
Потом Эвелин оборачивается и кричит:
- Ах, Стивен! Осторожно!
И он чувствует, как его вновь окружает опасность. Он ползет, при этом оборачивается назад на широкие серые пепельные поля - и ничего не видит. Когда он снова смотрит на Эвелин, то замечает только собственную четкую черную тень. Потом и она бледнеет: по Земле проходит световой луч.
Но ужас остался. Эвелин дважды предупредила его, а она никогда не ошибалась. Крэйн остановился, обернулся и устроился так, чтобы наблюдать. Если его действительно преследуют, он увидит, кто или что крадется сзади.
Наступила болезненная минута просветления. "Я сошел с ума, - пробилось сквозь жар и сумбур в голове. - Разложение в ноге перекинулось на мозг. Нет ни Эвелин, ни Холмиера, ни угрозы. На всем этом пространстве ни одной живой души, кроме меня; наверное, даже привидения и духи преисподней погибли в аду, окружившем планету. Нет, ничего кроме меня и моей болезни не существует. Я умираю - и когда это случится, погибнет все. Останутся только кучи безжизненного пепла".
Но он почувствовал какое-то движение. Снова повинуясь инстинкту, Крэйн опустил голову и затаился. Он смотрел на серые равнины сквозь распухшие веки и думал, не смерть ли играет с его глазами дурную шутку. Надвигалась новая дождевая стена, и он надеялся проверить сомнения до того, как все исчезнет в дожде.
Да. Вон там. Позади, в четверти мили от него, по серой поверхности легко передвигалось что-то серо-коричневое. Сквозь далекий гул дождя был слышен шорох пепла и видны вздымающиеся маленькие облачка. Крэйн украдкой нащупал в рюкзаке револьвер, а его мозг, объятый ужасом, искал объяснение происходящему.
Нечто подобралось ближе, и Крэйн, прищурившись, вдруг все понял. Он вспомнил, как при посадке на покрытую золой Землю Юмб бился и вырывался от страха из рук.
- Ну конечно, это Юмб, - пробормотал Крэйн и встал. Собака остановилась. - Сюда, малыш, сюда! - радостно прохрипел хозяин.
Он был безумно рад - его давило одиночество, жуткое чувство, что ты один в пустоте. Теперь одиночество кончилось, кроме него есть еще кто-то. Друг, который будет его любить, общаться с ним. Снова вспыхнул огонек надежды.
- Сюда, малыш. Давай же...
Мастиф пятился от него, обнажив клыки, высунув язык. Собака отощала; ее глаза в темноте светились красным. Крэйн позвал ее еще раз, и пес зарычал, из его ноздрей вылетели клубы пепла.
"Голодный, бедняга", - подумал Крэйн. Он сунул руку в рюкзак, и пес опять зарычал. Его хозяин вытащил плитку шоколада, с трудом снял обертку и фольгу, потом слабой рукой кинул шоколадку Юмбу. Она упала, не долетев до него. Минутное замешательство; затем собака медленно подошла и схватила пищу. Ее морда была будто посыпана пеплом. Животное непрерывно облизывалось и продолжало приближаться к Крэйну.
Он вдруг запаниковал. Внутренний голос настаивал: "Это не друг. Он не будет тебя любить и общаться с тобой. Любовь и общение исчезли с лица Земли вместе с жизнью. Не осталось ничего, кроме голода".
- Нет, - прошептал Крэйн. - Это несправедливо, что нам нужно вцепиться друг в друга и сожрать...
Но Юмб подкрадывался все ближе, обнажив острые белые клыки. Когда Крэйн в упор посмотрел на пса, тот зарычал и сделал молниеносный прыжок.
Крэйн рукой стукнул собаку в морду, но повалился назад под тяжестью такого груза. Он закричал от страшной боли в распухшей ноге, которую пес придавил своим весом. Свободной рукой он продолжал наносить слабые удары, едва чувствуя, как зубы размалывают его левую руку. Потом он наткнулся на что-то металлическое и понял, что лежит на выпавшем револьвере. Крэйн нащупал оружие и теперь молился, чтобы оно не оказалось забито пеплом. Когда Юмб отпустил руку и рванул его за горло, Крэйн поднял револьвер и вслепую ткнул дулом в тело собаки. Он все нажимал на курок, пока не стих шум выстрелов, и были слышны лишь щелчки. Перед ним в золе содрогался Юмб, почти разорванный пополам. Серое обагрилось темно-алым.
Эвелин и Холмиер грустно смотрят на убитое животное. Эвелин плачет, а Холмиер своим привычным жестом нервно запускает пальцы в волосы.
- Это конец, Стивен, - говорит он. - Ты убил часть самого себя. О да, ты будешь жить дальше, но не весь. Похорони тело, Стивен. Это труп твоей души.
- Не могу. Ветер развеет пепел.
- Тогда сожги его, - приказывает Холмиер.
Казалось, они помогли ему засунуть мертвую собаку в рюкзак. С их помощью он снял одежду, разложил ее под рюкзаком. Они ладонями прикрывали горящие спички, пока огонь не перекинулся на одежду, и поначалу слабое пламя затрещало и разгорелось сильнее. Крэйн ползал вокруг, охраняя костер.
Потом он повернулся и снова пополз вниз по дну моря. Теперь он был голый. Не осталось ничего из того, что было раньше, кроме трепета его маленькой жизни.
Горе было слишком велико, чтобы он мог почувствовать, как дождь яростно бьет его, или ощутить жуткую боль, опалившую почерневшую ногу до самого бедра. Он полз. Локти, колено, локти, колено... Безжизненно, механически, безразлично ко всему - к решетчатым небесам, к мрачным пепельным равнинам и даже к тусклому блеску далекой воды впереди.
Он знал, что это море - то, что осталось от старого, или новое в процессе рождения. Но это пустое, мертвое море, которое когда-нибудь выплеснется на сухой, безжизненный берег. Это будет планета камней и пыли, железа, снега, льда и воды - а жизни больше не будет. От него одного нет толку. Он - Адам, но нет Евы.
Эвелин радостно машет ему с берега. Она стоит у белого домика, ветер раздувает платье, облегающее ее стройную фигурку. Крэйн подходит ближе, девушка бежит к нему на помощь. Она не говорит ни слова - только протягивает руки и помогает приподнять его тяжелое, угнетенное болью тело, Наконец он добрался до моря.
Оно настоящее. Даже когда Эвелин и домик исчезли, Крэйн продолжал ощущать холодную воду на своем лице. "Вот море, - думал он, - и я здесь. Адам без Евы. Надежды нет".
Крэйн скатился еще дальше в воду. Его, истерзанного, омывали волны. Он лежал лицом вверх, глядел на высокие грозные небеса, и горечь прихлынула к горлу.
- Это неправильно! - крикнул он. - Несправедливо, что все должно погибнуть. Жизнь так красива и не должна сгинуть от сумасшествия одного безумца...
Воды тихо омывали его. Тихо... Спокойно... Море мягко укачивало, и даже смерть, подступившая к сердцу, казалась просто рукой в перчатке.
Вдруг небеса раскололись - впервые за все эти месяцы, - и Крэйн увидел звезды. Тогда он понял.
Жизнь не кончается. Она никогда не может кончиться. В его теле, в гниющих частях организма, которые качает море, - источник многих миллионов жизней. Клетки, ткани, бактерии, амебы... Бесчисленное множество жизней, которые снова зародятся в воде и будут существовать долго, когда его уже не будет.
Они будут жить на его останках. Будут кормиться друг другом. Приспособятся к новым условиям и начнут питаться минералами и кусками осадочных пород, которые смоет в новое море. Будут расти, крепнуть, развиваться. Жизнь опять выйдет на сушу. Вновь вернется старый, неизменный круговорот, который, наверное, начался с гниющих останков последнего уцелевшего после межзвездного перелета. В грядущих веках это будет повторяться снова и снова.
И Крэйн понял, что привело его к морю. Не нужно ни Адама, ни Евы. Должно быть только море - великое, дающее жизнь. Море позвало его обратно в свои глубины для того, чтобы вскоре вновь могла возникнуть жизнь, и он был доволен.
Вода мягко баюкало его. Тихо... Спокойно... Мать укачивала последнее дитя старого круговорота, которое перейдет в первого ребенка нового круга.
И Стивен Крэйн тускнеющими глазами улыбался звездам, равномерно разбросанным в небе. Звездам, еще не собравшимся в знакомые созвездия; они не соберутся еще сотню миллионов лет.

1 2